Катя Митричева
Мастер курса: 2002–2005: курс Льва Додина в СПбГАТИ; 2005–2007: курс Юрия Красовского в СПбГАТИ.
Роли в театре и кино: Гэри («Шоппинг & Fucking»), Кристиан («Сирано де Бержерак»), Дима («Запертая дверь»), Корделия Лировна Лир («Лир. Комедия»), Чиновник департамента («Шинель. Dress Code»), Солдат («Солдат»), Сиротка Мейбл («Идеальный муж»), Фогг («Пиквикский клуб»), Механические менты, Монахи, Бодигарды при инвалидке, Калинка-малинка, Специальный, Любовь, Трактирщик («Карамазовы») и др.
Режиссеры в театре: Сергей Щипицин, Андрей Корионов, Тимофей Кулябин, Дмитрий Волкострелов, Константин Богомолов, Евгений Писарев.
В кино: Михаил Местецкий, Карен Оганесян.
Любимые спектакли, фильмы: «Не бывает у меня такого, чтобы чье-то творчество меня поразило в самое сердце. Я иногда чему-то сильно удивляюсь и начинаю это анализировать. Это значит, что мне это интересно. А вот такого, чтобы я пересматривал что-то снова и снова, — такого не бывает».
Режиссер, с которым хотел бы поработать: «С Волкостреловым — еще».
Роль, которую хотел бы сыграть: «Я не думаю о том, что мне предстоит сыграть, — я берусь за конкретную работу. Нет никаких мечтаний о будущем. У меня есть только ощущение: могу я выполнить работу или не могу».
Чинарев — единственный резидент кочующего цирка Константина Богомолова, его талисман, маскот и линчевский карлик, подрастающий от спектакля к спектаклю. Как бы ни тасовались главные герои условной пенталогии «кровавое караоке на злобу дня на основе неприкосновенной классики» (Игоря Миркурбанова не было в «Лире. Комедии», Розы Хайруллиной нет в «Борисе Годунове»), на периферии всегда отрешенно скачет сиротка Мейбл, он же Корделия Лировна Лир, он же Королевич, Какашка, Механический мент, «а и также» (пользуясь определением из программки ленкомовского «Бориса Годунова») «и не только» (из программки «Гаргантюа и Пантагрюэля» в Театре наций).
Он не сидит на фирменных диванах сценографа Ларисы Ломакиной — он крутится, вертится, бьет фуэте, пляшет вприсядку и переносит эти диваны с места на место. Время от времени выступая с сокрушительными сольными номерами — вроде монолога Корделии «Умри вовремя, папа» или озорного пластического этюда «Монашка и Лис» из постановки Рабле. Артист интеллектуального кордебалета, часть умной сценической машины. Ее детали иногда взаимозаменяемы (в «Карамазовых» в МХТ Чинарев от спектакля к спектаклю меняется функциями с Данилом Стекловым, с которым играет в дуэте), но левыми запчастями их никак не заменишь. «Такой специальный артист, готовый на все» — справедливо характеризует его коллега-критик. Готовность ко всему — качество, редкое для Русского Артиста (ТМ) и, видимо, выгодно отличающее Чинарева от всех тех, кого Богомолов не зовет в свой летающий цирк.
«Я понимаю, что мне не стоит задумываться над тем, какое количество времени я проведу на сцене и какое количество текста произнесу. Мы занимаемся материалом, мы занимаемся… Черт, не хочется произносить слово «высказывание», потому что это слово — полное г***о. Мы сообщаем публике то, что хочет сказать Костя.
Я пытаюсь быть максимально ярким средством выражения мыслей режиссера. Наслаивать собственные актерские смыслы на роль — это большая пошлость. Я просто отслеживаю режиссерский вектор. Иногда это не на умном уровне происходит, а на эмоциональном, на глупом, на актерском. Спектакли Богомолова — они же не вполне умозрительны, они не лишены какой-то чувственности. И мы воспринимаем эти волны: вот здесь стеб, здесь по-серьезному. Но и то и другое работает на одно. И я тоже работаю на это одно. И буду работать, пока режиссеру будет со мной удобно».
В этом монологе примечательны два момента — про «глупый» актерский уровень восприятия и про режиссерское удобство. Такая самоидентификация крайне нехарактерна для среды, где фразу «он был артистом умным, неудобным» конвейерным образом гравируют на надгробиях титанов. Великих, которых пытаются нынче сменить подобные Чинареву универсальные функциональные единицы, наглые в своей скромности, амбициозные в своей непритязательности.
Не удивительно, что с такими представлениями о профессии и о себе в богомоловский балаган Чинарев пришел из передвижной труппы такого же, как он сам, пассионарного скромника — Дмитрия Волкострелова. Они вместе прошли плавильню додинского курса в СПбГАТИ, вместе снимались в разного качества сериалах («Где зарабатывать питерскому актеру? В «Улицах разбитых фонарей — 24» и в «Литейном-16»), испытывали общий пессимизм в отношении репертуарного театра и параллельно искали возможностей сделать что-нибудь новое. От тоски Чинарев ушел было в таксисты, но тут альтернативный Петербург, где «долгое время все было вяло-вяло», вдруг зашевелился. В частности, открылась возглавляемая продюсером Миленой Авимской лаборатория «On.театр», где Волкострелов и решил поставить пьесу прогрессивного драматурга Павла Пряжко «Запертая дверь» — с Чинаревым и двумя другими однокурсниками, Иваном Николаевым и Аленой Старостиной. Четверо, сдружившись за покером, вином и куличом в общей съемной квартире на Каширке (когда Чинарев, вдоволь наснимавшись в питерских сериалах, приезжал для разнообразия посниматься в московских — останавливался там), образовали костяк главной сегодня в России миниатюрной театральной компании — театра Post.
Графичная «Запертая дверь» про троих в офисе — почти бесконтактный поединок белого клоуна Николаева с рыжим Чинаревым: по разным углам ринга артиста, играющего «быстро и тихо», и нахрапистого балагура разводит сидящая посредине в ноль-позиции девушка-рефери. Меланхолик Николаев остался звездой малобюджетного Post, став лицом «Злой девушки», «Хозяина кофейни», «Парков и садов», фактически волкостреловским альтер-эго. Сангвиник Чинарев переехал в высокобюджетную Москву, пройдя путь от топлес в подвале «Театра.doc» (пятиминутная провокация «Солдат», в которой он моется под душем, а потом произносит ровно одну фразу, стоя на сцене в полотенце) до штанов, сдернутых на буржуазной сцене Театра наций (эпизод соблазнения вдовы в «Гаргантюа и Пантагрюэле»). Вряд ли можно назвать его жертвой собственной фактуры — утверждение телесности на отечественной сцене сегодня едва ли менее важно, чем утверждение непривычных для психологического театра актерских техник. «Тем более фактура моя стремительно уходящая», — с заметным облегчением подсказывает он, всего несколько лет не без уныния читавший на интернет-форумах отзывы вроде: «Классный актер, очень запомнился нам в фильме „Крутой“!»
Чинарева, наконец-то запомнившегося публике чем-то другим, мы застали сейчас в момент зависания. Между Богостреловым и Волкомоловым, как принято в инсайдерской среде характеризовать главную антагонистическую пару прогрессивного российского театра. Между телом-Москвой и душой-Петербургом: из стажерской труппы МХТ уволился, а в условный БДТ пока не зовут. Между экраном и сценой: киноролей агенты подгоняют много и театральные режиссеры, которые то ли пугаются прогрессивности Чинарева, то ли предполагают, что он слишком занят в богомоловских постановках, рискуют его потерять.
Между кордебалетом и авансценой, наконец: очевидно, чтобы преодолеть зависание и допрыгнуть куда-то, нужна главная роль. И тогда после периода В и периода Б начнется условный период А, альфа-период.