Мириам Сехон в роли Бейльцы Курлендер в спектакле Евгения Каменьковича «Marienbad», ГИТИС / Студия театрального искусства, 2005.
Училась: РАТИ-ГИТИС, курс Сергея Женовача.
Роли в театре: ГИТИС — СТИ: Луна («Как вам это понравится»), Ниночка («Мальчики»), Бейльца Курлендер (Marienbad); СТИ: Ксения Матвеевна и графиня Хотетова («Захудалый род»), Актриса («Записные книжки Чехова»), Ангел небесный («Москва — Петушки»).
В кино: Марианна («Ветка сирени»), Мадлен («Плюс один»), Она («Незначительные подробности случайного эпизода» Михаила Местецкого), Она («Связь вещей»), Певица («Москва 2017»), Роза («Долгий путь домой»), Женни Закит («Петр Лещенко. Все, что было»), Розалия Землячка («Солнечный удар»).
Режиссеры, с которыми работала в театре: Сергей Женовач, Евгений Каменькович, Александр Коручеков.
В кино: Павел Лунгин, Оксана Бычкова, Михаил Местецкий, Михаил Зыков, Джейми Брэдшоу, Александр Дулерайн, Ольга Доброва-Куликова, Владимир Котт, Никита Михалков.
Близкое знакомство московской театральной публики с Мириам Сехон началось со спектакля Marienbad по Шолом-Алейхему, поставленного в 2005 году Евгением Каменьковичем со студентами ГИТИСа. Это была финальная работа тогдашних выпускников мастерской Женовача. В числе шести спектаклей мастерской она потом вошла в репертуар образованной в том же году «Студии театрального искусства» (СТИ) Сергея Женовача.
Marienbad — комедия в письмах, тонкий шолом-алейхемовский юмор, узнаваемые типажи без акцентирования, без анекдотической пошлости. Короче, еврейский декаданс начала прошлого века: варшавские евреи осваивают европейский курорт. Шопинг, флирт, карты, деньги. Сехон там играла балованную еврейскую красавицу Бейльцу Курлендер. Без устали меняла наряды, пела, танцевала. Сама придумала рефрен, которым ее героиня заканчивает все свои письма к мужу, — веское: «И скажи своей маме…» Невозможно представить, что этой фразы нет у Шолом-Алейхема. Но ее таки нет. Мириам утверждает, что подслушала интонацию у своей матери.
В финале спектакля героиня Сехон, озабоченная романами, покупками, запутавшаяся в комических обстоятельствах, на пустой сцене, с купленной по случаю птичьей клеткой на голове, вдруг поет старую еврейскую молитву. Пока молитва звучит, а героиня растерянно машет руками, возникает зловещее предчувствие будущей судьбы всех этих смешных персонажей с улицы Налёвки в Варшаве. Неожиданный и сильный момент спектакля — до внутреннего содрогания, до мурашек по спине. Был ли это замысел режиссера или Мириам внесла свои акценты в роль — теперь уже трудно сказать. Но эта сцена уже тогда заставила думать о перспективах Мириам Сехон в трагическом амплуа.
Сергей Женовач, Студия театрального искусства, 2010.
Евгений Каменькович как-то сказал про нее: «Просто девочка из хорошей семьи». Но это оптический обман. Детство Мириам провела с родителями в английском передвижном театре, выросшем из коммуны хиппи. Театр переезжал из Англии в Испанию, из Испании во Францию, гастролировал по всему миру с шекспировскими спектаклями. Вместе с ними путешествовала школа-автобус, где учились актерские дети. В труппе бродячих артистов можно приобрести много полезных навыков — жизненный опыт, кругозор, иностранные языки (английский и французский Мириам выучила за год жизни в театре и всегда смешно копировала акценты), внутреннюю и внешнюю свободу — что угодно, но только не хорошее домашнее воспитание. Образ хорошей девочки — это все чистое актерство: с таким же успехом Мириам может подавать себя как хипповатую европейскую оторву и в этой «роли» она будет так же органична, как в образе барышни из старомосковской семьи.
Ее отец — музыкант, ударник. От него у Мириам чувство ритма, музыкальность и хорошая координация. Мать делала в театре костюмы, и, видимо, в ее костюмерке Мириам научилась так носить платья любых эпох и стилей, как мало у кого еще получается.
Почему-то из всех записей, которые оказались у ее родителей в эмиграции, совсем непопулярная в то время русская эстрада 1930-х годов зацепила Мириам. Еще девчонкой во Франции она с удовольствием распевала репертуар Лещенко, Юрьевой, Шульженко. В Москве, окончив театральный институт, пригласила знакомую скрипачку, студентку Гнесинки, сделать несколько музыкальных номеров с непонятной перспективой. Получилось милейшее кабаре. Сначала они выступали на дружеских вечеринках, на театральных капустниках. Как рачительные хозяйки, девочки решили, что не стоит хорошую работу бросать. Разыскали еще несколько подходящих музыкантов — они решили, что группа должна быть обязательно женской. Так появился ансамбль ВИА «Татьяна». Шесть музыкантов и Мириам — солистка и конферансье.
Она легко общается с публикой, устраивая из каждого концерта маленький спектакль. Не ленится, к примеру, на один концерт пригласить маленьких учениц балетной студии, чтобы те всего раз выбежали на сцену. А на другой — группу мальчиков-духовиков на 23 февраля. Или притащить из дома старинный торшер, чтобы создать атмосферу. Ее развитое чувство стиля наложило отпечаток на репертуар группы, который, расширяясь с каждым годом, дошел уже до эстрадных ретро-шлягеров 1970-х. Костюмы, аксессуары, манеры — всегда очень точное попадание в эпоху.
Другая бы, пожалуй, на этом остановилась. Но кроме успешной и популярной ВИА «Татьяна», Мириам поет еще в двух группах — электронном квинтете Race to Space, с которым в этом году записала дебютный альбом Is this Home, и этноджазовом фьюжн Green Point Orchestra. Все они разных стилей, но, кажется, ей одинаково интересны и космический холод Race to Space, и нежная комбинация живого вокала с электроникой в Green Point, и ретро-шик «Татьяны».
После Marienbad Сехон получила в «Захудалом роде», спектакле Сергея Женовача по роману Лескова, сразу две роли. Небольшие, но характерные. Это был первый и единственный раз, когда она появилась в таком амплуа.
Ксения Матвеевна — вариация на тему барышни-крестьянки, только наоборот. В нарочито комическом образе псевдопростушки с визгливым крестьянским смехом и нелепой пластикой была бездна клоунского обаяния. При этом грация в каждом движении, магическая женская власть. С такой крестьянкой дворянин, конечно, не мог не оказаться под венцом и лишь потом узнать, что девка-то из благородных. Вместе с Алексеем Вертковым, ее любимым партнером в театре, они составили слаженный дуэт: играли как в бадминтон — легко, точно, красиво.
Вторая роль — графиня Хотетова, отвратительная ханжа и фарисейка, — была сделана совсем иначе. Немного текста, категоричные реплики, материала на роль совсем чуть-чуть. Однако именно в этом образе открылась прежде неизвестная Мириам Сехон. Вдруг выяснилось, что она не боится выглядеть некрасивой. Причем умеет это делать без всякого грима, работая только голосом и телом.
В «Записных книжках Чехова» Сергей Женовач отвел Мириам Сехон роль Актрисы, театральной примы. Роль-мечта, которая не может не льстить молодой женщине. И не удивительно, что ни режиссер, ни сама актриса не отказали себе в удовольствии использовать эту ситуацию в полной мере: Мириам поет, танцует, блистает, рассказывает то сентиментальные, то горькие житейские истории и при этом ловко, хотя и инстинктивно всегда оказывается в центре внимания. В интермедии, в антракте, она же поет с маленьким оркестром, продолжая пленять всех вокруг. В этом персонаже, разумеется, много от самой Мириам, но достаточно и тонкого юмора, и самоиронии.
К слову, только такой — пленительной и блистательно поющей артисткой — Мириам Сехон знают те, кто в театре Женовача никогда не бывал. Ее зажигательные музыкальные номера в дуэте с Константином Хабенским из недавно вышедшего на ТВ мини-сериала о Петре Лещенко уже вовсю растаскали на цитаты в YouTube и на перепосты в «Фейсбуке».
Понятно, что благодаря этому телефильму, где Мириам сыграла первую жену Лещенко, за прошедший год у нее сильно прибавилось поклонников. На концертах даже стали появляться трогательные безумцы, готовые вытатуировать ее имя у себя на груди. Однако мало найдется в публике, рукоплещущей ей на концертах, тех, кто видел ее, к примеру, в коротком метре Михаила Местецкого «Незначительные подробности случайного эпизода». Они бы ее там не узнали. Режиссер изменил ее внешность с помощью парика, который сделал Мириам серьезней и старше. Кроме того, за полчаса экранного времени она не произносит там, кажется, ни слова — играет только глазами и руками.
Вряд ли теперь уже кто-то, кроме поклонников Евгения Цыганова, вспомнит не самый, прямо скажем, удачный фильм Павла Лунгина «Ветка сирени», в котором звезда «Мастерской Петра Фоменко» играл Рахманинова, а Мириам Сехон впервые появилась на киноэкране. Юной дебютантке там досталась роль молоденькой марксистки, влюбленной в Рахманинова и оказавшейся на первом же свидании в одной с ним постели. Бесспорно, со сценой ню дуэт справился блестяще, но есть в этом фильме еще кое-что — Мириам Сехон в папахе и комиссарской кожанке. И этот костюм ей не просто к лицу — он точное попадание в цель, в типаж, и он же аванс зрителям, намек, что нам стоит ждать Мирам Сехон в таком фильме, где режиссеру она будет нужна не с песнями, танцами, обворожительными улыбками и томными взглядами, в которых ей нет равных, но в качестве актрисы, способной и на жесткий драматизм, и на трагедию.
Заявка на роль такого плана была сделана актрисой уже не раз — в Marienbad, в котором она в одно мгновение переводит спектакль из водевильного регистра в трагедийную тональность, в фильме Местецкого, где трагедию одиночества она отыгрывает, не проронив ни слезы, ни слова. Даже в финальных сценах сериала про Лещенко она смогла сыграть чуть больше, чем требовалось от нее по роли. Тем не менее пока кино не обещает ей перемены участи. Как у настоящей медийной звезды, каковой она недавно стала, впереди у нее в основном телесериалы, в частности о звезде советской эстрады 1970-х Валерии Ободзинском. Вряд ли сильно изменит ситуацию и фильм Никиты Михалкова «Солнечный удар» по мотивам бунинской прозы.
Но вот чего у нее уж, скорее всего, больше не будет — это новых ролей в спектаклях Женовача.
Теперь, когда стало известно, что она ушла из театра Сергея Женовача, есть соблазн ее последнюю роль в СТИ, Ангела в «Москве — Петушках» по Венедикту Ерофееву, назвать символичной. В комбинезоне рабочего сцены, в кедах у нее убедительно небесный и совершенно ангельский образ. Странно, конечно, что Мириам Сехон, которая никогда не была примой СТИ и всегда казалась мне чужой, лишней в театре Женовача, тем не менее регулярно получала от него роли, пусть небольшие, но явно обозначавшие ее особый, «премиальный» статус в труппе.
Театр Женовача — это почти треть ее жизни. А вместе с годами учебы в ГИТИСе это уже почти половина. Поэтому расставаться было непросто: она любит этот театр, труппу, где много друзей и со всеми многолетние отношения. Но все же ее решение об уходе не выглядит следствием спонтанного взрыва эмоций.
Ей и прежде доводилось работать на стороне — в независимых театральных проектах. Для актрисы образцового русского репертуарного театра участие в маленьких экспериментах, близких новой драме и новому типу театральной режиссуры, — уже сродни «уходу в революцию». Но все же то были робкие вылазки на чужую территорию, а вот теперь она решительно перешагнула за порог уютного театра-дома, построенного Сергеем Женовачом.
У нее нет определенных планов, нет конкретных идей относительно дальнейшей работы. Зато есть завидное трудолюбие, творческая самостоятельность и счастливая способность работать в самых неожиданных, полевых, условиях, мгновенно становясь своей в компании незнакомцев. Поэтому ей, к примеру, ничего не стоит, уже будучи известной артисткой, присоединиться к уличным музыкантам в Авиньоне или устроить маленький перформанс со случайно подвернувшимися партнерами на площади Парижа.
Когда Мириам была маленькой и путешествовала с театром по миру, журналисты часто брали интервью у детей их бродячей труппы. Одному из них Мириам сказала: «Как, наверное, скучно живут люди, которые каждый день видят из своего окна одно и то же».