Российский Молодёжный театр, громко отпраздновав своё столетие и оставаясь вполне академичным и верным традициям, тем не менее продолжает поиск новых форм и текстов. Проекты последних лет — конкурс «В поисках новой пьесы», Лаборатория новых форм, Мастерская детской драмы, «Молодые режиссёры — детям» и серия читок современной детской литературы «Вслух» — уже принесли неплохие плоды: в репертуаре театра появились спектакли «Фото topless» Олега Липовецкого, докудрама Дмитрия Крестьянкина «Деревня и я», стильный фолк-хоррор «Василисса» Филиппа Гуревича, аудио-променад «СТО», ещё четыре постановки стоят в планах. И вот новый, самый неожиданный и многообещающий проект — Лаборатория фантастики.
Наконец-то театр решил обратить свой взгляд в сторону этого жанра! Ведь фантастика и фэнтези — кладезь тем и идей для любого ТЮЗа, эта ниша в театре пустует, хотя могла бы быть суперпопулярной и востребованной у целевой аудитории. Но театры то ли боятся конкуренции с кассовым кино, у которого, конечно, гораздо больше постановочных возможностей, то ли считают фантастику поверхностным жанром, недостойным глубокого разбора. РАМТ решил пробить эту железную стену непонимания и предложил режиссёрам «размять тему», не ограничивая их ни формальными рамками, ни возрастом потенциального зрителя. Но предложенный режиссёрами материал и кураторский отбор заявок меня озадачили.
Лишь один из пяти представленных на лаборатории эскизов соответствовал заявленной теме, и то в категории «ретро», как ни парадоксально это звучит. Руководитель театра «Снарк» Юрий Алесин показал отрывок из «Тайны третьей планеты» Кира Булычёва в пространстве трюма под сценой. И сама локация стала главным козырем этого эскиза — мы все оказались словно внутри космического корабля: вокруг какие-то непонятные механизмы, трубы, вентиляторы, железные решётки, за которыми кто-то плотоядно чавкает и хрумкает. К сожалению, играть спектакль в этом уникальном пространстве невозможно по технике безопасности, а при переносе на сцену вся прелесть антуража может потеряться.
Второй эскиз, адресованный детям, был сделан не по фантастике, а по фэнтези. Режиссёр Сойжин Жамбалова не побоялась замахнуться на культовый «Ходячий замок» Миядзаки. И хотя в тесном пространстве Белой комнаты, да ещё в сжатые сроки, трудно было придумать что-то конгениальное знаменитому мультфильму по визуальной части, да и по сюжету пришлось скакать галопом, взаимопонимание с актёрами (в эскизе были заняты Полина Лашкевич, Диана Морозова, Андрей Гальченко, Данила Богачёв и Иван Юров) позволило создать точные и тонкие образы героев Миядзаки, уловить наивную и трогательную манеру существования персонажей аниме.
Три остальных эскиза к жанру фантастики не имели отношения. Молодой режиссёр из Челябинска Александр Петренко предложил поговорить о смысле жизни в эскизе по мотивам текстов Кастанеды, где есть, конечно, мистика и чудеса, но примерно в той же пропорции, что у Гоголя или Булгакова. Студенты выпускного курса Сергея Женовача Егор Трухин и Александр Локтионов тоже выбрали материал, далёкий от заданной темы, — «В ожидании Годо» Беккета и «Мой брат умер» Балабанова. И хотя Александр Девятьяров и Дмитрий Кривощапов были чудо как хороши в ролях Диди и Гого и их дуэт хотелось бы увидеть в полной версии спектакля, а последний сценарий Алексея Балабанова поразителен по силе, драматизму и, действительно, некой фантастичности, – всё же назвать эти тексты фантастикой можно с большой натяжкой.
Я сама не большой специалист по фантастике и ожидала как раз на лаборатории открыть для себя новые имена. Но выяснилось, что молодые режиссёры ещё более далеки от этого жанра, чем я. На обсуждении они честно признались, что не очень-то интересуются звездолётами и прочей ерундой, а предпочитают исследовать глубины человеческой души. Но разве у Брэдбери или Лема нет глубоких и страшноватых исследований человеческой психики в экстремальных условиях будущего? Конечно, бластеры, пришельцы и космические войны — это поле масскульта. Но сегодня жанр фантастики осваивает другие, гораздо более актуальные темы: искусственный интеллект, нейронные сети, постгуманизм и виртуальная реальность, которая грозит нас вот-вот поглотить. Какова роль человека в этом новом диджитал-мире, где граница между личностью и её цифровым двойником, и имеет ли искусственный разум право на чувства — это ли не вопросы для театрального исследования?
Современный европейский театр ими уже занимается: вспомнить хотя бы «Зловещую долину» Штефана Кэги в исполнении робота-андроида или перформанс Симона Сенна «Быть Ариэль Ф.», где дебатируется этичность использования виртуальной копии чужого тела… Да и в Петербурге недавно появился спектакль «Робот Костя», где действуют не актёры, а исключительно механизмы — он выдвинут на «Золотую Маску» в номинации «эксперимент», а в московской «Практике» — виртуальный проект SOLARIS.
Думаю, проблема в том, что российский театр в целом традиционно развёрнут в прошлое — мы до сих пор не можем его отрефлексировать, прожить все травмы, пытаемся вернуть себе историю, которую у нас хотят отнять и переписать. А фантастика по определению имеет противоположный вектор — со времён Жюля Верна она пытается нащупывать и отчасти конструировать будущее. Наверное, поэтому нам так трудно встретиться.