Фотография: Anry V. Slavin / www.facebook.com
До сей поры театральную альтернативу в Краснодаре единолично представлял коллектив с соответствующим названием «Один театр», только недавно нашедший себе в городе пригодный для разнокалиберных опытов угол. Основной же контент кубанским театралам поставляет измученная внутренними склоками драма им. Горького и бесхарактерные молодежный с кукольным. На таком фоне произошедший полуподпольный и чуть ли не анонимный перформанс «Блок и Метерлинк» на территории недостроенного цеха завода ЗИП 28 и 29 апреля обретает неоспоримое значение.
Около 15 профессиональных актеров, молодых и умудренных опытом, час с небольшим орут, декламируют и распевают «Балаганчик» и «Смерть Тентажиля», летая на тросах, сидя за спиной публики на высоченных металлических конструкциях, под вой собак и сигнализаций, одуваемые ночным ветром из гигантских неостекленных оконных проемов невообразимой величины заброшенного цеха. Текст Метерлинка, в бешеном темпе выкрикиваемый наперебой тремя юными босыми актрисами, сам по себе получается про безысходность, невыносимую беспомощность и, в конце концов, смерть. А перебивающий эти стенания Блок исполняется размеренной декламацией десятка голосов со всех сторон, и центром здесь оказывается вдруг освещенный, демонстративно выставленный лист ДСП, небрежно раскрашенный белым — объект обажания Пьеро, то есть опять же смерть. Особая история с костюмами — выполненные в ч/б, они каждый сам по себе вычурны, небытовы, но при этом ничего на себя не берут, ничего не означают, кроме самих себя; такой простой шаг в сторону от конкретики.
Другое дело, куда этот шаг. А с этим, конечно, есть некоторые проблемы.
Мгновенно считывается стремление создать нечто современное. И, о чудо, стремление это породило не приглашение молодого московского режиссера поставить какую-нибудь современную пьесу. Тут вообще другой контекст. Режиссер по образованию, Светлана Василенко уже давно и успешно руководящая собственным бизнесом, решила наконец всерьез заняться театром, имея, к тому же, для этого материальную базу. Очевидно искушенная европейскими стандартами качества перформативного искусства, она привела группу местных артистов не на арендованную театральную площадку, а в железобетонные развалины. Она дала им задачи полярно противоположные привычным, заставив неистово скрести пол и ронять слова в пустоту. Она заставила зрителей стоять кучкой, ежиться от холода и постоянно мотать головой, то есть вывела из зоны комфорта. И только одно «но» — в основу всего этого она поставила не порожденный пространством текст, не лишенный нарратива акт как таковой, не тот или иной мифологический образ, не поиск архетипа. Она поставила спектакль по двум незатейливо склеенным модернистским пьесам.
С одной стороны, получился любопытный мутант радкального site-specific и экспериментального спектакля образца эпохи творческих мастерских. То есть действительно занятно наблюдать процесс диффузии противоположных природ: текста и пространства, советского психологического реализма и демонстративного физиологического акционизма… С другой — это наглядный пример сопротивления материала. Связующее звено между «Смертью Тентажиля» и «Балаганчиком», так вышло, одно; и называется оно Мейерхольд. В пером случае, как известно, это забракованный Станиславским эксперимент в студии на Поварской, где впервые будущий создатель биомеханики попробовал уподобить актера скульптуре, а Илья Сац впервые сочинил музыку для театра. Во втором, это радикальное обнажение условности: люди из картона, обнаженная машинерия, «клюквенный сок» и режиссер в главной роли. В обоих случаях — что в драматургии, что в режиссуре, — это путь к живому через мертвое, к подлинности через подделку. Ни один из этих моментов создателями спектакля не учитывается, а тексты соседствуют, кажется, только потому, что оба короткие, и их проходят в институте.
В том, что текст читается как свеженаписанный, без всякой попытки исследовать дистанцию времени и контекст восприятия, есть, впрочем, и неожиданные откровения. Когда трепетная артистка Краснодарского молодежного театра Анастасия Радул в исступлении выдавливает совершенно беспомощное «Пусть только попробует отнять его у нас!», — возникает острая ассоциация: это кричит Украина, увидев российские войска в Крыму. И опадающие с высоты заключительные слова Пьеро в томном верхнем регистре возводят в подлинную театральную степень всю боль настоящего, закрывают скобку жуткой аллюзии: «Мне очень грустно. А вам смешно?»
Так или иначе, этот причудливый проект с незатейливым названием «Блок и Метерлинк» — дает повод для серьезного разбора и предлагает судить себя в контексте традиции Арто, методов Кастеллуччи и, пусть издалека, Васильева. При полном отсутствии вспоможений вроде декорации и музыки, режиссер планомерно стремится к созданию пространства ритуала, предельной концентрации и самоотдачи актера в каждом слове. В том, как издалека появляются люди, долго и бесшумно бредут в темноте к зрителям, как поочередно вскарабкиваются на повисшую в воздухе стремянку нимфы с завязанными глазами, чтобы спрыгнуть в темноту, как блоковские мистики полчаса сидят бездвижно, свесив головы, — накапливается недюжая энергия пустоты, провоцируя ощущение, близкое к хайдеггеровскому «чувству реальности», неуловимое «здесь и сейчас». Пусть не возникает целостного образа, пусть заявленные средства работают вполсилы и актеры порой сбиваются в привычную интонацию, пусть так необходимый здесь контакт актера со зрителем невозможен из-за нарочито рассеиваемого внимания — сам вектор направлен в космос, и это дорого стоит. При удачном стечении обстоятельств, спектакль этот будут вспоминать как апробацию авторского метода на пути к созданию собственного театра, театра-лаборатории, где артисты не только слушают лекции о современном искусстве (это входило в программу их подготовки), но посвящают себя служению по завету Васильева в преломлении принципов Арто. А такие театры на вес золота не только в Краснодаре, но и во вселенной.