В начале февраля было официально объявлено, что Оскарас Коршуновас приступил к выполнению обязанностей художественного руководителя Национального драматического театра Литвы (LNDT). Кроме того, в театре появится должность драматурга, им станет Марюс Ивашкявичюс.
LNDT — главный драматический театр Литвы. С 2010 года его генеральным директором является актёр Мартинас Будрайтис (в 1998-2010 — директор Театра Оскараса Коршуноваса, ОКТ). По итогам конкурса, прошедшего в конце 2020 года, он останется на этом посту ещё на пять лет. В предыдущие пять лет LNDT существовал без худрука, театр возглавлял директор, теперь Будрайтис пригласил занять пост художественного руководителя LNDT Оскараса Коршуноваса. Напомним, именно в LNDT Коршуновас поставил свои первые спектакли и, несмотря на создание собственного независимого театра ОКТ (1998), продолжал работать здесь вплоть до сегодняшнего дня.
Вступая в должность, Коршуновас рассказал штатному театроведу Национального театра Дайве Шабасявичене о ближайшем будущем LNDT, о планах театра на жизнь после пандемии и после реконструкции здания. Эта «вступительная речь» нового худрука — и внятная программа, и, в значительной мере, размышления на темы, принципиально важные для театра как такового (отнюдь не только литовского). Журнал ТЕАТР. публикует перевод этого текста (в сокращённом варианте) — не только манифеста Коршуноваса, но и актуальной проблемной статьи.
«Этот театр я «навещаю» с 1989 года. По факту, я всё время был в нём и с ним. Первые мои спектакли здесь, «обэриутские», — очень важные, но в контексте взаимодействия с LNDT я бы выделил важный и для меня, и на тот момент для театра спектакль «Здравствуй Соня Новый год». Он был моей первой работой с разными поколениями актёров: здесь были заняты артисты и Малого, и тогдашнего Академического театра драмы. Позднее, когда был создан ОКТ, в этом театре работали по «зонтичному принципу»: хотя ОКТ существовал отдельно, он был и частью LNDT, то есть репертуар ОКТ — часть нового репертуара LNDT. В то время, когда Римас Туминас предложил концепцию Национального драматического театра, она такой и была: этот театр должен складываться из нескольких лучших театров — Meno fortas, Малый, Национальный драматический, A|CH <Театр танца Анжелики Холиной> и ОКТ.
Я стал художественным руководителем, но у меня нет тех обычных полномочий худрука, какие были прежде. Важнейшие решения всё равно остаются в руках генерального директора театра Мартинаса Будрайтиса. Конечно, я тоже смогу много на что влиять. А с Мартинасом мы успешно сотрудничали в ОКТ и на фестивале «Sirenos» («Сирены»).
Режиссёры в Литве были, можно сказать, изгнаны с позиций художественных руководителей, и это случилось довольно давно. Только сейчас понемногу они возвращаются. По моему глубокому убеждению, режиссёрам положено быть художественными руководителями. Такова уж специфика их профессии: они больше всех заинтересованы в том, чтобы труппа была сильной, потому что труппа и есть их главный творческий инструмент, основное средство выразительности. Хороший режиссёр заинтересуется и поймёт, как формировать хорошую труппу, как её растить. Он будет смотреть не «властно», а художнически. Его будет чрезвычайно заботить и дисциплина, и творческая свобода. Он всегда будет чувствовать пульс труппы, знать, как тому или иному актёру дать полезные советы или вовремя предложить подходящую роль. Режиссёр всегда будет формировать репертуар в соответствии с возможностями артистов, понимая, что только тогда он будет органичен, будет взращивать труппу театра.
Как-то случилось похожее на «Репетицию оркестра» Феллини, когда музыканты решили избавиться от дирижёра. Театрам захотелось освободиться от авторитарного правления режиссёров. Но то были иные времена. Поездив по разным странам, я заметил: как в театре – так и в государстве; как в государстве — так и в театре. В режимные времена и театр был соответствующим. По сути, театр одного режиссёра: и театр Юозаса Мильтиниса <в Паневежисе>, и Каунасский государственный академический (теперь Национальный) драматический театр, которым руководил Йонас Вайткус, функционировали тогда схожим образом. Подобное было и с Молодёжным театром: там работала Даля Тамулявичюте, но всё сосредотачивалось на творчестве Эймунтаса Някрошюса.
Времена, конечно, сильно изменились. В нашу демократическую пору такие театры немыслимы. Я сам человек демократичный и либеральный. Исторически сложилось, что театр ОКТ был назван моим именем. Потом это превратилось в «бренд» — называть театры по именам их руководителей. Хотя на самом деле в ОКТ работало много режиссёров, разных: Анжелика Холина, Эрик Лакаскад, здесь прошёл дебют Яны Росс на литовской сцене, а потом и молодые режиссёры — Камиле Гудмонайте, Артурас Арейма, Агния Леонова, Паулюс Игнатавичюс и многие другие. Сегодня кто-то говорит о конце режиссёрской эпохи, но на самом деле это конец режиссёра-диктатора, а не режиссёра-творца. Для режиссёров-творцов пришла хорошая пора.
И, тем более, говоря об LNDT — я не намерен узурпировать его репертуар, я хочу, чтобы театр был разным, всевозможным. Этого требует и время, так я и буду делать. Я не боюсь других сильных режиссёров, мы будем стараться приглашать самых лучших из Литвы и из-за границы. Но важно и другое, ради чего я когда-то и создал ОКТ. Я понял, что обязательно нужно держать спектакли под присмотром. Спектакли могут жить только в том случае, если за ними следят сами режиссёры. Поэтому театр должен в этом придавать им сил, поддерживать, но такого в театрах обычно не происходит, после премьеры с режиссёрами просто прощаются. Но режиссёр в некотором смысле родил спектакль: он его мать, потому должен и вскормить, иначе тот не будет жить. Должна вестись постоянная работа, постоянные обсуждения. Кто-то для этого спектакля должен быть зеркалом, и это уже одна из главных миссий худрука-режиссёра. Только тот, кто хорошо знает труппу и видит спектакли, может дать правильные советы, вдохнуть жизнь. Режиссёр — это как бы аккумулятор, от которого заряжается весь механизм. Я не видел ни одного хорошего театра, которым не руководил бы режиссёр, — говорю о своём зарубежном опыте. Всеми лучшими театрами управляли умные и хорошие режиссёры, которые знали, как взращивать свою труппу, кого приглашать на постановку, чтобы те могли раскрыть не только себя, но и новый потенциал в актёрах.
Моей основной миссией и было бы не только ставить спектакли, но стараться поддерживать то, что существует в театре, — чтобы зритель не видел спектакли-трупы. Но это работа не для меня одного. Поэтому я пригласил к сотрудничеству Марюса Ивашкявичюса. Получается «более западная» модель, когда в театре есть драматург. Он имеет слово и как драматург в прямом смысле, и как консультант: и для молодых, новопришедших авторов пьес и инсценировок, и в оценке спектаклей с драматургической точки зрения. Он должен следить, не потеряли ли спектакли драматургической чёткости (что в театрах часто случается). А ещё он играет важную роль в формировании репертуара. Следит за общими драматургическими тенденциями и в мире, и в своей стране. Тут, кстати, у LNDT есть неплохой задел — фестиваль современных пьес «Versmė» («Родник»), я уже вижу будущее продолжение и совершенствование этого проекта.
Для текущего контроля за спектаклями важно собрать и сильных ассистентов, молодых режиссёров. Нужно иметь творческий коллектив режиссёров. Такие люди, «предохранители спектаклей», и сейчас есть в театре — это серьёзная помощь для актёров и полезная практика для режиссёров. Я хочу создать такую творческую атмосферу, где все ощущают свой вклад в общий процесс. Только тогда люди начнут болеть за свой театр и бороться за его художественное значение. К слову, сейчас в LNDT внутренняя атмосфера не самая прекрасная, особенно в этот карантинный период. Нужно просто больше общения. Поэтому я планирую чаще устраивать наши сборы. Это должно быть хорошей «рутиной» театра. Театр — особый коллектив, в нём нужно и работать, и праздновать. Работавший некогда в LNDT Римас Туминас говорил, что театр — это дом, а труппа — семья. Конечно, это не должно стать требованием, и семья — слишком сложная институция. Но дружелюбие и вообще этика (этика общения и профессиональная) — это очень важно. И она, как говорил Станиславский, начинается с мелочей — с гардероба, с гримёрок… Например, в LNDT не осталось служебного буфета, а по моим наблюдениям — это важная, объединяющая вещь. Во всех хороших театрах хороши и служебные буфеты. Должны быть в театре и «оазисы отдыха», ведь часто актёры находятся здесь с раннего утра до позднего вечера. Кстати, сейчас над этим у нас тоже идёт работа: реконструкция, которую труппа, конечно, нелегко переживает, скоро закончится. И тогда появятся не только новые сцены, но и гримёрные, отреставрированные и вновь построенные фойе, чистые коридоры, библиотека, ресторан. А значит, появятся пространства, где можно будет организовывать выставки, концерты, встречи со зрителями. Это здесь делали и раньше, но с новыми возможностями мы сможем больше развиваться. И это должно значительно улучшить атмосферу как внутри театра, так и для вновь пришедших зрителей. В театре главное — творческая среда.
С приходом Мартинаса Будрайтиса наладились международные связи, театр начал коммуницировать, а в LNDT стали ставить спектакли зарубежные режиссёры. Заметные фигуры литовской режиссуры — Йонас Вайткус, Гинтарас Варнас — продолжали здесь работать. Словом, театр не забыл традиционно хороших вещей, которые были тут раньше, и при этом начал «идти в ногу со временем». LNDT стал в самом авангарде всех экспериментов. Но в долгосрочной перспективе эксперименты нарушили баланс. Театр обратился к молодёжи, к современной драматургии, к постдраматическому театру. Это хорошо, но в то же время это стало и некоторой проблемой, измельчанием. Многие спектакли театра стали нишевыми. Сейчас всё более актуальным становится относительно новый термин «эйджизм». Он актуален не только в Литве <где чаще употребляют, как и сам Коршуновас, литуанизированный вариант amžizmas («амжизмас») — от слова amžius, возраст>, но и во всём мире: люди старшего поколения продолжают быть творческими, они не хотят оставаться за бортом. Есть и зрительский момент: молодые люди экспериментируют, но эти эксперименты интересны довольно узкому кругу зрителей.
Весной меня пригласили в LNDT на актёрскую аттестацию. Конечно, артистам не надо было играть, петь или танцевать. Аттестацию я превратил в беседы. С каждым актёром мы говорили по полчаса, а то и больше. Как артисты, так, думаю, и зрители соскучились по классике, по серьёзным постановкам, серьёзной работе с опытными режиссёрами. LNDT этого стало недоставать. Такой театр невообразим без постановок классики, как без серьёзной классической драматургии немыслим и актёрский рост. Кстати, как и без современных пьес, и без тех же экспериментов. В театре нужен баланс. Это очень важно, если думать не только про актёра, но и про зрителя. Театр должен быть широким, он обращён ко всем. Мы действительно стремимся, чтобы LNDT стал исключительным явлением на театральной карте Европы. Он почти такой и есть. Поэтому нужно приглашать не только опытных, известных режиссёров, но и предоставлять возможности молодым и самым юным. Сейчас среднее поколение режиссёров у нас яркое. Если LNDT станет хорошим проводником для их идей, у нас будут интересные спектакли. Это «поколение Y» пришло со своим миропониманием, своим представлением о театре.
В театре ничего нельзя «спустить сверху». Одна из бед LNDT — здесь слишком много приглашённых актёров. Они должны быть, но не в таком количестве, когда в штате театра полно прекрасных артистов, но они не заняты. Эта тема для LNDT самая актуальная и, видимо, самая болезненная. Знаю, что у актёров есть немало инициатив: мечты, пьесы, которые они хотели бы видеть в репертуаре театра и даже поставить сами. Игнорировать эти инициативы нельзя, хотя, конечно, должен быть и отбор.
Театр силён тогда, когда у него есть сильная труппа. Сейчас государственные репертуарные театры часто становятся своеобразными «базами выживания». Они дают актёрам гарантии прожиточного минимума. А свои заработки и творческий капитал артисты зачастую увеличивают в других театрах, в свободных, независимых от театра проектах, на телевидении или ведении «халтур». Ничего не имею против телевидения и, тем более, кино, это важно и для зрителей, но штатный артист, работающий в других театрах, — другое дело. Своя сцена должна быть для него приоритетной. Впрочем, это тоже не требование, а стремление.
Несколько дней назад я начал репетировать спектакль по пьесе Марюса Ивашкявичюса «Спящие». Надеюсь, что уже весной мы сможем выйти из карантина и играть спектакли (для зрителей, потому что работу как таковую театр и не прекращал). Но в этом году мы даже сократили число запланированных премьер: достойная подготовка каждой из них требует трёх недель репетиций на сцене. Мы приняли решение, как только сможем открыться, начать играть подряд спектакли, которые не успели показать. В текущем репертуаре LNDT спектаклей много, актёры соскучились по сцене, а зрители — по спектаклям. Но очень жаль, что перенеслось открытие Новой сцены, которое должно было пройти ещё весной — открывать её собирались премьерой «Спящих». Теперь, видимо, она заработает в июне.
Общество поляризовалось: молодые люди — старшие, правое — левое, всех видов либералы и всех видов радикалы, очень разные, иногда совершенно непримиримые мировоззрения. Мы живём в эпоху социальных сетей. Как отметил известный социолог Зигмунт Бауман, социальные сети, которые должны были объединить общество, на деле его поляризовали, создавая специфические пузыри. Задумывалось всё вроде для сближения людей, а на деле они разъединились, живут в этих пузырях: элита — в одних, не элита — в других, и так далее. Каждый полагает, что жизнь в пузыре и есть весь мир, но на деле это всего лишь созданный им самим или его окружением пузырь. В театре эти пузыри должны взрываться. Театр — коллективное переживание. У него всегда был объединяющий аспект. Античный театр охватывал весь полис, то же и в шекспировском театре: внизу стоял народ с кружками пива, по бокам — спонсоры и поклонники театра, на балконах — аристократия, на специальных местах — король с королевой. И в одном и том же спектакле все они видели и получали то, что для каждого из них было «специфически» актуально. Вот таким, по сути, и должен быть театр».