© театр «Сузiр’я»
Московская актриса Полина Медведева, много лет остававшаяся одной из главных прим МХТ имени Чехова, встряхнула театральный Киев. В августе она покажет вписанный в киевскую архитектуру спектакль по «Привидениям» Генрика Ибсена на Эдинбургском «Фриндже».
Домашний театр в духе золотопромышленников Алексеевых кажется ушедшим вместе с ХХ столетием искусством, потому что нет уже больше доброго буржуа с невинностью его раннеиндустриальных развлечений и зачарованностью всесторонним прогрессом прекрасной эпохи. Его быт стал музейным достоянием, его театр выглядит стилизацией, неповторимой и желанной, как хруст французской булки.
Особняк Леонида Родзянко (1908), в котором расположился киевский театр «Сузiр’я» («Созвездия»), один из хорошо сохранившихся в этом городе шедевров ар-деко. Причудливые изгибы растительных орнаментов и росписей потолков отличают его от традиционных представлений о жилище в той же мере, в какой буржуазная семья начала века в описании Ибсена отличалась от христианских канонов добродетели.
Изгиб, излом, вывих есть в каждом из четырех персонажей и в каждом вензеле этого дома. Удивительно, что раньше никому из постановщиков не приходило в голову использовать не только сцену домашеного театра Родзянко, но и любовно реставрированные директором театра Алексеем Кужельным пространства с зеркалами в стиле Луи Филиппа, лепниной на дверях, персидскими коврами и прочим наборным паркетом. Хотя вот постановщики недавней «Смерти Сталина» оценили интерьеры и сняли здесь одну из сцен фильма.
Полина Медведева расселила актеров по комнатам, столовым и гостиным особняка, а зрителей при этом оставила неподвижно сидеть на сцене, развернув зал так, чтобы из него просматривались дверные проемы. Одну из трех игровых площадок таким образом видят все, при этом половина зала видит, например, как Регина накрывает стол, и слышыт через другую дверь, как Освальд играет на фортепиано. А другая половина наоборот видит Освальда и слышит стук тарелок. В этом спектакле почти нет декораций, но материал пьесы идеально вписан в существующие интерьеры.
Как только большая киевская актриса Ирина Мельник (она когда-то тоже училась в Школе-Студии при МХТ, на курс младше Полины Медведевой) в роли Фру Алвинг заходит в комнату, сразу понятно, что она здесь хозяйка и владелица. И это не мешает ей оставаться чувствительной хрупкой женщиной и переживать за здоровье сына и его искусство. Мотив напрасной жертвы – сын все равно ее не любит – особенно душераздирающе звучит в спектакле актрисы-режиссера Медведевой, которая бросила карьеру на пике и уехала в другую страну, обнулив все предыдущие lifetime achievements. Но не будем влезать в душу автору спектакля и строить предположения.
Распад буржуазной семьи, наследственность, притягятельность и одновременно отторжение материнских территорий – все эти излюбленные сюжеты драматургии начала века звучат по-новому в обновленной Украине.
Оскар в спектакле – нервный юноша вполне современного типа, с тонкими пальцами и меланхолическим взглядом на прошлое и будущее. В отличие от пьесы, у Полины Медведевой он доволно успешный художник, состоявшийся и известный даже местному пастору. Сыгравший Освальда Александр Бегма сам написал фортепианную музыку, которую он то и дело ненавязчиво наигрывает на антикварном инструменте Родзянко, начиная музицировать еще во время сбора зрителей в фойе. Интересно, что вернувшийся из столичного Парижа (по отношению к западному побережью Норвегии, где происходит действие пьесы), Освальд, в отличиче от других персонажей, разговаривает в украинском спектакле на языке колонизатора – на изысканном литературном русском языке.
Его постоянно одергивает пастор Мандерс, который получился у Дмитрия Завадского не столько блюстителем морали, сколько сторонником порядка, примерным чиновником, который за все хорошее и против всего плохого. Благими намерениями он выстилает себе дорогу в огонь (спойлер: у Полины Медведой вообще нет слесаря, который у Ибсена виноват в поджеге). Его собственная жертва также оказалась напрасной, и это понятно каждый раз, когда Фру Аливинг обнимает его и напоминает о прошлом. Здесь нужно сделать оговорку. Все ибсеновские диалоги в версии Полины Медведевой переведены в монологи – персонажи выясняют отношения не друг с другом, но исключительно с самими собой.
Жемчужину этого захолустья, служанку Регину, играет ужасно похожая на Лив Ульман Гелена Сергутина – с мягкой улыбкой и жовиальным желанием вырваться из будничной серости, которая царит за пределами этого дома.
Подсмотренный в дверные проемы этот, по сути классический, спектакль – с ясной историей, четким рисунком ролей и сюжетных поворотов, искусно переплетенными отношениями и безукоризненным стилем существования, не содержит ни одной ошибки.
Филигранная актерская работа обрамлена в деликатную, при этом уверенную режиссуру. Одной из примет современного театрального языка становится эффект присутствия зрителя. Первый ряд фактически сидит на сцене, на расстоянии вытянутой руки от бестящих глаз исполнителей – на таком расстоянии хорошо срабатывают хэппенинги. Ряды повыше чувствуют себя частью декорации, так как видят отражение себя и своих соседей в огромном зеркале, освещенном свечой (весь дом, вся страна наполнена призраками, как говорит Фру Алвинг).
Контекстуализируя отношения детей и родителей, таланта и чистоты, столицы и провинции, Полина Медведева наполнила отдельно взятый особняк жизнью и воздухом. Интересно, что у нее и у ее актеров получится в другом месте и в другом доме – в августе спектакль покажут в Эдинбурге, на одной из площадок фестиваля «Фриндж».