Афиша спектакля «Копы в огне», режиссер Юрий Квятковский, Le Cirque de Charles La Tannes, 2009
Первая русская хип-хопера «копы в огне», театральный комикс про копов-супергероев, собирает полные залы уже четвертый год. ее режиссер Юрий Квятковский, один из основателей независимой творческой группы Le Cirque de Charles La Tannes, рассказал журналу «Театр.», что такое хип-хоп-культура и как она может изменить театр.
Если честно, я плохо представляю себе, что такое хип-хоп.
Юрий Квятковский: Это самое популярное направление в музыке. Особенно в социальных сетях. В том числе в России. И это, конечно, уже мейнстрим. Звезды хип-хопа — Каста, Баста/Ноггано, Гуф — это люди, которые собирают по десять тысяч зрителей, целые стадионы. Это та форма подачи музыки и поэтического текста, которая легче всего воспринимается сегодняшними слушателями.
Самая распространенная форма — хип-хоп-батл, она построена на самопрезентации и на опускании своего соперника. Есть еще сюжетные формы, такой хип-хоп-сторителлинг. «Копы в огне» как раз чередуют самопрезентацию и сюжетные треки. Мне кажется, лучшие представители современной поэзии ушли в музыку, и большая часть — в хип-хоп. Можно сделать research по исполнителям, которые есть в России, и убедиться, что среди них очень много талантливых сочинителей. Говорят, это все американский жанр, это чуждо нашей стране. Но в этом заимствовании нет ничего неорганичного, мы всегда были в таком положении. У всех героев 80-х, 90-х — Шевчук, Цой, «Наутилус» — были свои западные аналоги.
А в хип-хопе остались национальные, этнические признаки? Он же зародился в черных кварталах?
Юрий Квятковский: Смотря у кого, артисты-то разные. Сейчас уже есть белый хип-хоп, черный хип-хоп, когда в бите и в читке отражается колорит этнической группы. В Америке свой хип-хоп есть у всех, у китайцев, например. Вообще, хип-хоп очень легко впускает в себя «национальный колорит». И с помощью этого колорита можно отличать одно направление от другого. Но, кроме того, существует интеллектуальный хип-хоп, хип-хоп очкариков, научных сотрудников.
А общие темы, герои, сюжеты остались?
Юрий Квятковский: Да, потому что базис — это все равно улица, Бронкс, бочки с огнем, хулиганская, бандитская среда. Это чем-то похоже на блатную песню. Я бы даже провел параллель: хип-хоп для России — это такой современный блатной шансон. В России самое популярное мероприятие — фестиваль «Радио Шансон». То есть два главных музыкальных направления в стране — хип-хоп и шансон. Но я их связываю. Все мы вышли с улицы, из дворов — и надо это принять как данность.
Когда вы использовали хип-хоп в театре, он привнес с собой свою тему?
Юрий Квятковский: И тему, и, главное, новых людей. Причем в нашем случае они, скорее, интеллектуалы. Саша Легчаков (Козульски в хип-хопере «Копы в огне»), например, преподает экономику в РГГУ. Они могут играть в уличную культуру, но для них на самом деле важна фонетика, их кумир — Маяковский. И они, конечно, понимают, у кого откуда ноги растут. Потом уже мы посмотрели спектакль по пьесе Олега Груза ((Олег Груз — поэт, режиссер, актер, резидент творческого объединения Gazgolder. Много выступал, в частности, в театре «Практика».)) в клубе Gazgolder, где участвовал Ноггано ((Ноггано — один из персонажей хип-хопера Василия Вакуленко. Если его основное амплуа — Баста — более лиричен, то Ноггано, по словам самого исполнителя, — «асоциальный, аморальный тип».)), и увидели, что театр притягивает и традиционных для хип-хоп-культуры уличных героев. Но у нас был заход к хип-хопере с другой стороны.
А как от этого выигрывает театральный язык?
Юрий Квятковский: Музыка, ритм дают очень точную форму. Спектакль не может развалиться после выпуска. И это мне нравится.
В российском театре новый язык часто складывается из приемов, которые были придуманы, чтобы преодолеть архаику актерской игры. Вы пытались от чего-то избавиться с помощью хип-хопа?
Юрий Квятковский: Я просто хотел работать с людьми, которые видят, что происходит вокруг, а не с теми, кто вообще не вылезает из театра, как из норы, и не хочет видеть ничего дальше театрального буфета. Надо было позвать тех, которые не имеют отношения к театральной субкультуре. Я уверен, что в команде, которая делает современный театр, не может не быть человека, находящегося внутри музыкального контекста. У Серебренникова был Ричард Норвила, у Гинкаса — Леонид Десятников, у Васильева — Владимир Мартынов. Но то, что я видел в большей части театральных проектов, — это какая-то четвертая стена! Вот от этого всего хотелось избавиться. От актеров, которые нудно произносят текст.
С этого места поподробнее, пожалуйста!
Юрий Квятковский: Если актер будет гармонично развиваться во всех направлениях, то мы не увидим на сцене фальшивой, дебильной, отвратительной игры. Вот этой ужасной театральщины. Я предпочитаю спрятать ее за формой. Пусть даже музыкальной. Если на сцене звучит хорошая музыка, она оттягивает на себя внимание, она сама по себе делает спектакль. Я не могу себе представить проект, где в композиторах числился бы какой-то адекватный современный музыкант, а рядом с ним было архаическое, пыльное существование артиста. Современная музыка предполагает современную актерскую органику.
А как вы занимаетесь музыкой с вашими студентами в Школе-студии МХАТ?
Юрий Квятковский: Мы пытаемся вводить студентов в музыкальный контекст, но музыка — дело вкуса. Мое дело — открыть им: можно вот так, вот так и вот так. Главное, чтобы они отрывали задницу от кресла и отправлялись на поиски, чтобы они хотели общаться с музыкантами, художниками, видеохудожниками, а не только вариться в собственном театральном соку.
А вы бы поставили оперу в Большом, если бы вам предложили?
Юрий Квятковский: Да. Мне очень хочется сделать оперу. Меня вообще привлекает большой формат. Но я противник архаических вещей в опере. Даже среди моих знакомых, очень адекватных людей, есть такое мнение: оперу не трогайте, пусть это будет музей. Бред! Я хочу увидеть в опере современных музыкантов, может быть, электронных музыкантов. Мне было бы дико интересно, если бы Mujuice ((Mujuice — Роман Литвинов, автор саундтрека к первому проекту Le Cirque de Charles La Tannes «Хрустальный мир» по рассказу Виктора Пелевина.)) написал оперу или балет. Пора. Но при этом чтобы это не был мюзикл. В мюзикле очень мало экспериментального начала, он проще устроен. А вся современная академическая музыка так или иначе экспериментальна. Сложно себе представить современного композитора, который писал бы лаундж, — как правило, они пишут произведения, труднодоступные для обычного слушателя. И сложно представить, чтобы Маноцков или Сергей Невский создали мюзикл. Мюзикл — это царство предсказуемости. А в таком пространстве, как опера, пусть даже хип-хопера, ты всегда можешь экспериментировать.