Фото: Олег Черноус. Спектакль “Амальгама”, хореограф Эмиль Фаски
В Московском Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко искали для себя хореографа. И нашли.
Придуманный Андреем Уваровым проект «Точка пересечения» собрал на Малой сцене Музыкального театра четыре одноактных балета. Четыре хореографа — ни один из которых не дебютант, но ни один еще всерьез и не сделал сочинительскую карьеру — представили по небольшому спектаклю. И вдруг выяснилось, что у нас в отечестве, где разговор об отсутствии новой хореографии стал привычен и уже не слишком интересен, эта самая хореография есть. Есть авторы, выбирающие свои пути — и этих авторов не спутаешь одного с другим (вечная проблема на официальных балетмейстерских конкурсах — все работы слишком похожи).
Путь первый. Марианна Рыжкина.
Перед показом каждой из одноактовок на задник транслировался видеоролик, где сочинитель (ница) балета рассказывал (а) немножко о своей постановке. Марианна Рыжкина — балерина Большого театра, двадцать с лишним лет летавшая над главной сценой страны вольным сильфидным духом и смешливой испанкой Китри, а после завершения славной артистической карьеры решившая всерьез заняться постановочной работой (благо с юности придумывала какие-то миниатюры), сообщила в таком видеоролике, что источником ее вдохновения стало стихотворение Сергея Михалкова «Шел трамвай десятый номер». И — по сцене действительно пошел трамвай.
Сбившаяся в плотный четырехугольник маленькая толпа артистов перемещалась по периметру площадки, чуть толкаясь, касаясь друг друга плечами, выплескивая будничные эмоции и буднично эти эмоции гася — а в фонограмме были нарезаны сочинения аж пяти композиторов (Альбан Берг, Эрнст Майер, Эрих Корнгольд, Жак Ибер и Стивен Райх), и эта нарезка создавала ощущение, что «трамвай» проходит мимо домов, из которых эта музыка доносится. В спектакле последовательно возникали три дуэта — юношеское случайное знакомство, взрослое выяснение отношений и дуэт «после разрыва», когда каждый из героев лишь воображает себе партнера или партнершу. Возможна мысль, что это, собственно, одна и та же пара в разные периоды жизненного путешествия; но сама по себе хореография заставляет эту мысль отвергнуть как слишком сложную для этого спектакля.
Потому что хореограф Марианна Рыжкина разговаривает балетным языком семидесятых годов прошлого века — оттуда весь словарь (что когда-то был новаторским, но лет прошло уже немало), оттуда та благопристойность (что теперь кажется порой ханжеской: в пылу страсти мужчина обращается с женщиной как с хрустальной вазой) и тот неистовый оптимизм, что в наше время представляется нам при просмотре тогдашних работ синонимом слабоумия. Невозможно вернуться в семидесятые — даже если это время (знакомое артистке, понятно, лишь по художественным произведениям) очень нравится. Поэтому вместо лирической комедии (где главное слово — «лирическая») и выходит сплошной наив; еще и названием хореограф вызвала хихиканье в зале. «Шел трамвай десятый номер», говорите? Ну да, у Михалкова далее «по Садовому кольцу / В нем сидело и стояло / Сто пятнадцать человек». Вот только эти сто пятнадцать человек давно пропали вместе с многими шедеврами гимнописца — а в народной памяти гуляет, свищет, хохочет хулиганское «На площадке кто-то помер / Тянут, тянут мертвеца / Ламца-дрица-оп-цаца». Тот трамвай давно ушел; Марианне Рыжкиной его все равно не догнать. Но если она продолжит в том же духе — вполне возможно, у нее будет своя аудитория. Та, что с надеждой смотрит в прошлое.
Путь второй. Эмиль Фаски.
Тип карьеры — европейский, а не российский: вместо долгой службы в одном театре — опыт работы в Гамбурге, Монте-Карло и Штутгарте (где всегда рады видеть хорошо выученных выпускников Вагановского училища). Отсюда кругозор и нелюбовь к буквальным сюжетам: в сочинениях Фаски есть истории, но рассказываются они не прямолинейно. Так, в «Простых вещах», что хореограф сделал шесть лет назад в Мариинке, главной героиней была Жанна д’Арк — ни разу по имени не названная, а в сотворенных в прошлом сезоне в Новосибирске «Снах под свинцовым небом» артисты танцевали войну — ее тоску, ее обыденность и естественное сопротивление ей человека. Из всей четверки авторов, сделавших одноактовки для Музыкального театра, Фаски, таким образом, вроде бы самый успешный в нашем отечестве — есть работы на больших сценах — но только «вроде бы»: давно в репертуаре Мариинки не видно «Простых вещей», где так хороша была ведущая кордебалет в бой Екатерина Кондаурова, а «Сны под свинцовым небом» (что запросто могли бы получить несколько номинаций на «Маску») вместе с «Тангейзером» ликвидировал новый начальник новосибирского театра.
Меж тем Фаски — с его пластикой страдания, где тело идет волной, где вскрикивают мышцы, где в танец перерабатывается и естественная усталость артистов (в чем он, конечно, следует Ноймайеру, у которого немало танцевал) — один из самых глубоких сочинителей своего поколения. Страдание не как краткая истерика, но как тяжелая долгая волна; принадлежность этой волне и сохранение индивидуальности человека в ней — вот «о чем» хореография Фаски. В «Амальгаме», что он сделал в Музыкальном театре на музыку Хильдур Гуднадоттир и Джулии Кент, говорится о самой обычной и всегда болезненной вещи в театре — вплавлении воли хореографа в танец артиста. У Фаски есть будущее — он нуждается лишь в том, чтобы публика не ждала от танца прямого развлечения. В этом смысле, конечно, время кризиса, когда народ все больше требует от театра эскапистских радостей, работает против него.
Путь третий. Константин Семенов.
Из всех собравшихся — единственный артист именно Музыкального театра. Выпускник московской академии хореографии не раз появлялся в балетмейстерских мастерских в разных городах, а в прошлом году на фестивале «Context», устроенном Дианой Вишневой, выиграл стажировку в Париже у матриарха современной хореографии Каролин Карлсон. Для сочинений Семенова характерны две вещи: во-первых, он впрямую поклоняется музыке (не использует ее, но течет в ней, принадлежит ей, — и при этом исследует, разбирает), а во-вторых, он, кажется, одержим идеей балета как искусства сакрального. Отсюда — переусложненность композиции, отсылки, как в ученом труде, «к источникам», суровая серьезность и неожиданные всплески красноречия в тот момент, когда простодушный зритель уже почти заснул. Маленький балет «Вариации и квартет», что Семенов сделал в Музыкальном театре на музыку Иоганна Себастьяна Баха и Петра Ильича Чайковского, — религиозный трактат, в котором, как иногда бывает в средневековых трактатах, в строго спланированные периоды вдруг впархивает неожиданная метафора. Здесь в молитвенные танцы вмешивается маленький мячик — как мотив судьбы: герой может вышвырнуть его в одну кулису, но он, направленный невидимой рукой, прилетит с другой стороны. Путь Семенова не будет прост — не все любят читать ученые тома — но он наверняка еще встретится со своей университетской публикой.
Путь четвертый. Андрей Кайдановский.
Этот маршрут до сих пор проходил вне нашего отечества — начав занятия балетом в московской школе, Кайдановский (сын Александра Кайдановского — и это тот случай, когда талант передается по наследству) изучал танцы в Вене и в Штутгарте, и ныне в Вене же и танцует. И ставить начал там же — и в минувшем ноябре ему была вручена Национальная немецкая танцевальная премия в категории «Будущее». «Чай или кофе?» — спектакль, сделанный для этого вечера Кайдановским на музыку полудюжины композиторов (от Иоганна Себастьяна Баха до группы Stimmhorn & Kold electronics) — принес хореографу заказ на постановку в Музыкальном театре: именно его выбрали для дальнейшего сотрудничества из четырех представленных авторов.
Вероятно, это будет самый радикальный шаг Музыкального театра: до сих пор его артисты занимались классикой и неоклассикой, теперь же речь пойдет и о современном танце. Том танце, что сплавляется с драматическим театром, с цирковой эксцентрикой, и вообще берет все, что ему интересно, отовсюду — а результатом становится расширение почтенной балетной аудитории и приход в академический театр того народа, что обычно ходит на события контемпорари. Взяв обыденный сюжет «знакомства с родителями» (девица приводит в дом молодого человека), Кайдановский поставил «черную комедию» с невозмутимыми смертоубийствами и столь же бодрыми воскрешениями — и взял в плен даже старинных балетоманов, пришедших инспектировать молодые дарования. Теперь будем ждать премьеры в следующем сезоне, но радует не только это: весь проект «Точка пересечения» пообещал балету в стране большое и разнообразное будущее. Важно только, чтобы и руководители других театров увидели для себя новых авторов — а не только Музыкальный театр.