Берлинский вариант “Гала”, показанный в HAU. Фото: Dorothea Tuch
Корреспондент Театра. посмотрел в мюнхенском театре «Каммершпиле» «Гала» — новый спектакль Жерома Беля.
Жером Бель — хореограф, разрушающий все привычные представления о хореографии. Он то делает документальные моноспектакли о жизни известных танцовщиков труппы Мерса Каннингема или Пины Бауш, то работает с больными синдромом Дауна. В своём новом проекте, спектакле «Гала», показанном в разных европейских городах и каждый раз создаваемом заново с местными артистами, он делает то, что даже для него кажется неожиданным.
В этом проекте Бель собирает на одной сцене много совсем непохожих друг на друга людей. Профессиональные танцовщики и вообще не танцовщики, мужчины и женщины, девочки и бабушки, чёрные и белые, европейцы и азиаты, брутальные мачо и манерные трансвеститы, инвалид-колясочник с искривлённым телом и девочка со слабовыраженным синдромом Дауна. Здесь «каждой твари по паре» — Бель создаёт репрезентативную картину всего человечества, не забывая ни одного поколения и социального слоя. Он приглашает людей всех возрастов, рас и профессий, чтобы дать каждому из них возможность танцевать и через это по-новому осознать себя.
Это, кажется, первый случай, когда хореограф вообще не пытается научить людей танцевать. Чем странней, смешнее и несуразней ты двигаешься, тем интереснее и естественней ты выглядишь — тем больше хочется на тебя смотреть и тебя изучать. Похоже, главное, к чему стремится Бель — дать людям полную свободу самовыражения, научить их не стыдиться самих себя, но и уметь смеяться над собой. Когда во время его спектакля инвалид-колясочник делает движения, напоминающие танец, в зале не стихает смех — это не смех унижения, а знак нашей общей радости за то, что он тоже может танцевать, пусть и так несуразно.
Каждый участник проекта получает шанс попробовать себя в разных танцевальных стилях и остаться со зрителями наедине. Сцена пустая, никаких декораций, только танцевальный планшет и мольберт, каждый новый лист которого — новый жанр. Сначала — классический балет. Каждый должен выйти и изобразить одно па — вернее, то, как он себе его представляет. Задача вроде бы простая: дважды приподнять одну ногу и повернуться на второй. Но получается не у всех. «Случайно» затесавшийся в эту компанию и легко узнаваемый профессиональный танцовщик делает это с лёгкостью и грацией. Кто-то едва отрывает ногу от пола. Импозантный пожилой мужчина просто медленно разворачивается на двух ногах. Весёлая девочка даже не пытается выполнить задание, а вместо этого устраивает свой хореографический мини-спектакль, делая всё, что ей вздумается — и так будет во время каждого её выхода. И всё же, какими бы разными ни были эти дивертисменты, у них есть одна общая черта — все исполнители уверены в себе и невозмутимы, показывают свои па без тени смущения и с гордостью за свою работу требуют аплодисментов. Здесь нет понятия «лучше» или «хуже», каждый танцует, как хочет и может, а главное, остаётся самим собой — таким, какой он есть на самом деле.
Заданий будет ещё много. Вот они танцуют вальс — мужчина с женщиной, мужчина с мужчиной, девушка с инвалидом. Вот они изображают Майкла Джексона — друг за другом выходя на сцену и копируя знаменитую походку, двигаясь задом наперёд. И хотя никто из них не сможет повторить Джексона даже приблизительно, но все окажутся в большей или меньшей степени на него похожи. Собственно, в этом и состоит задача танцовщиков Беля: не воспроизвести тот или иной стиль, а уловить образ, те черты, которые каждому из участников кажутся главными и узнаваемыми.
Впервые они выходят на сцену все вместе в «импровизации в стиле алле». Это единственный раз, когда они получают полную свободу и могут делать всё, что угодно. Звучит музыка — и каждый начинает свой спектакль, так, что совершенно непонятно, за кем тут смотреть. Можно выбрать себе одного или двух героев и наблюдать за ними, но тогда не уловишь остальных. Можно следить за общей картиной, ни на ком не фокусируя внимание, но тогда упустишь многие детали.
На сцене творится полное безумие. Инвалид сползает с коляски на пол и начинает её вертеть, обхватив обездвиженными ногами. Кто-то просто подходит к краю планшета, хватает его за угол, и принимается его поднимать и опускать, как бы размахивая крылом. Интеллигентного вида пожилая женщина словно теряет контроль над своей рукой, которая неистово дёргается из стороны в сторону, и уворачивается от своей второй руки, пытающейся поймать первую. Кажется, тела начинают двигаться вопреки воле своих хозяев, а их части — независимо друг от друга. Лишь у немногих движения напоминают танец, но тут вдруг понимаешь, что каждый из участников материализует в этот момент свои собственные представления о хореографии. По отдельности никто из них не совершенен. Но наблюдая за ними, мы словно видим коллективное танцевальное бессознательное — из него возникает образ танца как такового.
Новое задание — соло. Милая, коротко стриженая бабушка выходит на сцену. Начинается музыка, она танцует. Кажется, это первый за весь спектакль тщательно поставленный номер. Танцует целых две минуты — после этого начинаешь считать в уме, сколько же нужно будет времени, чтобы соло показали все. Но внезапно лист на мольберте снова переворачивают, и последним номером оказывается «Компания»: на сцену опять выходят все, и повторяют тот же танец, который только что исполнила пожилая женщина. Вот только узнать его почти невозможно.
Вроде бы все пытаются делать одни и те же, общие движения. Но нет двух людей, которые воспроизвели бы их одинаково и в одном ритме. Понимаешь, что этого идеального, придуманного хореографом танца, вообще не существует. Вернее, он есть только в воображении танцовщиков, но каждый понял его по-своему и по-своему воспроизвёл. Единый, общий для всех жест тут невозможен. Каждый человек — индивидуальность, не вписывающаяся ни в какие рамки. Бель как бы воплощает всю современную европейскую культурную парадигму, которая признаёт за каждым человеком право на жизнь, на собственную позицию, свой облик, свои способности и возможности. Нет ничего запрещённого, никаких ошибок — каждый из нас прекрасен таким, какой он есть.
В начале спектакля я не знал ничего ни об одном из этих двадцати человек. К концу я вроде бы не получил никакой новой информации: так и не узнал, кто эти люди, как их зовут и чем они занимаются. Но при этом я не могу отделаться от ощущения, что знаю их всю жизнь. Они ничего не делали, просто танцевали — как хотели и могли. И всё же в каждом их движении был виден характер, они сообщали о себе что-то самое главное — то, что не сказали бы вслух почти никому, да и вряд ли смогли бы сформулировать. «Гала» — азбука тела, которая оказывается проще и понятней любых возможных языков.