Журнал ТЕАТР. о новой постановке Сергея Женовача по пьесе Булгакова.
В 2004 году Сергей Женовач поставил в МХТ имени Чехова «Белую гвардию» – четвертую версию булгаковских «Дней Турбиных» на этой сцене, и первую – в постсоветское время. Тот спектакль казался отражением недавней перестроечной эпохи – эпохи людей, выживающих и строящих новую жизнь на обломках старой, уже рухнувшей советской империи. Там художник Александр Боровский противопоставлял холодное пустующее пространство наклонного планшета сцены маленькому уютному уголку под лампой с абажуром, где жизнь цвела и бурлила, не глядя на исторические вихри за окном или даже вопреки им. И было понятно, что при красных ли, при белых, хорошие люди могут выплыть и выстоять, если будут держаться друг за друга. Вот только излишне принципиальные и идейные, не умеющие мимикрировать, вроде полковника Турбина, которого играл Константин Хабенский, обречены.
Прошло 15 лет, страна снова сделала крутой разворот на месте, и Сергей Женовач выпускает другую булгаковскую пьесу, опять актуальную. Даже не беря во внимание место действия – бои за Перекоп и Крым – в ней можно узнать сегодняшнее настроение подавленности, растерянности и беспомощности снова проигравшего «белого движения». Метания интеллигенции между чужим, душным Константинополем и «снегом на Караванной» снова печально актуальны для тех, кто пишет в фейсбуке статусы «пора валить». И эту натянутую между временами струну несколько лет назад прекрасно почувствовал и передал на языке своего экстатического театра Юрий Бутусов в Театре имени Вахтангова.
«Бег» в МХТ ничем не выдает времени своей постановки и выглядит второй серией уже упомянутых «Дней Турбиных». Даже актерский состав отчасти пересекается. Михаил Пореченков так же хорош в роли лихого генерала Чарноты, как когда-то в образе капитана Мышлаевского. Второй акт с тараканьими бегами и карточной игрой превращается в его комический бенефис. Тонкий и легкий Анатолий Белый – очаровательный Шервинский в «Белой гвардии», тут взвалил на себя непосильную роль головореза Хлудова и в борьбе с ней, кажется, надорвался, сорвал голос. Старая гвардия подкреплена силами других звезд – лучезарного Игоря Верника (бывший министр торговли Корзухин), как всегда органичной Ирины Пеговой (Люська, боевая подруга Чарноты) и мягкого Андрея Бурковского (доцент Голубков). Но той ансамблевости, актерской химии, что пленяла в спектакле 2004 года, в этот раз, увы, не случилось. Тут каждый тащит свой крест сам по себе.
В сегодняшней сценографии Александра Боровского – снова наклонный помост (вздыбившаяся, уходящая из-под ног земля) и крестообразный столб-виселица с оборванными проводами. Только на этот раз здесь нет никакого уголка, где можно укрыться, все происходит на вращающейся платформе, на ветру, на юру (Хлудов постоянно зябко кутается в шинель). В этом метафорическом пространстве «снов» (таков авторский подзаголовок пьесы) нет никаких бытовых подробностей: что Крым, что Константинополь – все тот же железнодорожный тупик, путь в никуда. Выход тут один – вниз по наклонной плоскости. И этот лаконичный образ передает трагический месседж спектакля точнее, чем само почти трехчасовое действие.
В спектакле есть один сильный прием: Женовач укладывает всю массовку на сцену, как убитых. Время от времени кто-то из них встает, произносит свои реплики и ложится обратно. Все они – лишь пушечное мясо, обречены и заранее мертвы. И это море трупов постепенно засасывает и самого Хлудова, мертвецы хватают его за полы шинели, тянут к себе. Среди них и призрак вестового Крапилина – постоянный спутник генерала, его навязчивый бред. Для Хлудова этот «кровавый мальчик» реальнее и важнее, чем окружающая действительность. Что бы ни творилось вокруг, он остается безразличным, напряженно всматриваясь куда-то в сторону и беседуя с пустотой. Таков, в общем, и сам спектакль, абсолютно герметичный, обращенный внутрь себя и существующий словно в безвременьи.
Кто эти герои на сцене, для чего они? К кому обращается режиссер, к каким таким условным зрителям, живущим в неопределенном тысячелетии? Сергей Женовач даже не пытается установить контакт между артистами и публикой, не дает зрителям шанса узнать в героях Булгакова себя. Нет, между сценой и залом воздвигнута очень крепкая четвертая стена. А режиссер общается явно не с нами, а продолжает свой разговор через века с Михаилом Афанасьевичем, начатый в СТИ спектаклями «Записки покойника» и «Мастер и Маргарита». Он восстанавливает историческую справедливость, возвращая на сцену МХТ пьесу, специально для нее написанную, но так и не поставленную здесь ни при жизни автора, ни после. Восстанавливает, правда, уже в собственной, но очень аккуратной редакции, основанной на словах Булгакова «Я – писатель мистический». То есть важно тут не время, не история, не красные и белые, а призраки, стоящие у человека за спиной.
Учитывая, что «Бег» – первая премьера Сергея Женовача в качестве худрука главного театра страны, статус программного заявления о художественных намерениях она имела априори. И если бы нужно было сформулировать эти «майские тезисы» в трех словах, они бы звучали так: качество, классика, традиции. Часть зрителей, недовольных развитием МХТ при Табакове, восприняла эту декларацию с энтузиазмом: наконец-то экспериментам, непочтительной вольнице и всякому, прости господи, постдраматическому театру пришел конец. И Министерство культуры с ними, конечно, согласится. В этом смысле Женовач в тренде современной культурной политики: понимание искусства не как живого процесса, а как музейного собрания нам демонстрируют регулярно, хотя бы в русском павильоне на последней Венецианской биеннале. В этой системе координат у зрителя одна задача – благоговейно внимать и приобщаться. Посмотрим, насколько новая публика МХТ, воспитанная на спектаклях Серебренникова и Богомолова и делавшая театру кассу, готова мириться с этой ролью.