6, 7 и 8 октября в московском театре «Мастерская Петра Фоменко» пройдёт премьера спектакля «1000 и 1 ночь» — первой самостоятельной режиссёрской работы актрисы театра Полины Агуреевой.
В строгом смысле «1000 и 1 ночь» не является режиссёрским дебютом Агуреевой: в 2014 году прошла премьера спектакля «Гиганты горы» — «незаконченный миф об искусстве в 4 мгновениях» по пьесе Пиранделло Агуреева, сыгравшая в спектакле главную роль, поставила вместе с Евгением Каменьковичем. А в 2018 году актриса выпустила свою вторую режиссёрскую работу — спектакль «Мастер и Маргарита» по роману Булгакова: эта постановка также была соавторской — на сей раз с актёром и режиссёром «Мастерской» Фёдором Малышевым (Агуреева играет в спектакле Маргариту).
«1000 и 1 ночь» — первый спектакль, режиссёром которого (а также автором идеи и инсценировки) является только Агуреева. Как и в двух предыдущих случаях, речь идёт о достаточно «многофигурной» композиции на Большой сцене театра, а сама Агуреева принимает в спектакле участие и как актриса — себе и Фёдору Малышеву она отвела роль Рассказчиков.
О замысле «1000 и 1 ночи», художественном языке постановки и, в частности, о месте Рассказчиков в будущем спектакле Полина Агуреева подробно рассказала журналу ТЕАТР.: «Метафора — это человеческий способ постижения жизни в принципе. Любое творчество — это и есть образное метафорическое постижение реальности. Поэтому я бы не разводила понятия „образности материала“ и метафоричности театрального языка. Баланс образного и „словесного“ всегда определяется индивидуальной интуицией режиссёра. И рефлексия — то есть вопросы режиссёра самому себе и зрителю — тоже неотъемлема от сущности театра.
Конечно, рефлексия в жизни и в театре — не одно и то же. Театр — это всегда игра. Это сидит у меня в крови, потому что мой учитель, Пётр Наумович Фоменко, так существовал. В существовании актёров тоже есть отстранение и игра. Я говорила ребятам, что я бы хотела, чтобы они не просто играли роль, но и исполняли её, как кукловоды, наблюдающие за своим персонажем. Жалели своего персонажа, смеялись над ним. Кроме того, в этом спектакле есть рассказчики: они наблюдают за спектаклем и ведут его в буквальном смысле, а в метафорическом осмысливают жизнь как эстетический феномен (с помощью прекрасных стихов суфийских поэтов). Но и они не могут сопротивляться потоку жизненных страстей, и они тоже в конце концов становятся частью бесконечного круговорота любви.
Вопрос „жанрового определения“ спектакля волновал меня в последнюю очередь, но если пытаться всё-таки определить жанр, то это попытка поиска языка, адекватного прекрасному, архаичному и живому древнему тексту, его образности. Я говорила ребятам, что это ироничное кабуки, что форма — это гипертрофированное содержание, что мне интересен Человек и то, как движения его души превращаются в движения тела. Евгений Борисович Каменькович определил жанр как драматический балет. Мой сын Петя сказал, что это цветомузыка Скрябина. А вообще, жанр должен определять зритель, а не режиссёр. И хорошо бы, чтоб это был зритель, который не пытается поместить спектакль в прокрустово ложе рациональных формулировок».
Средневековые восточные сказки из «Книги тысячи и одной ночи» в спектакле соединяются не только с музыкой (композитор — Рафкат Бадретдинов), пластикой (хореограф — Наталья Шурганова) и стихами суфийских поэтов, но и с необычным концептуальным и художественным решением. Герои полуторачасового спектакля о «дурной бесконечности любви», по замыслу Агуреевой, — «первозданные люди», которые живут в нас и сегодня. Сказки «1000 и 1 ночи», по словам создателей, — это «хитроумный лабиринт из слов, рассказов, мечтаний и снов. В них есть наивность, подобная наскальной живописи, и та первозданность в восприятии жизни, которую мы постепенно утратили с появлением цивилизации. Архетипические образы сказок — это мифологическая праоснова человечества: погружаясь в них, мы обнаруживаем, что возвратились к самим себе». Ассоциация с наскальной живописью неслучайна и перешла в визуальный образ спектакля (помимо режиссёра, его создавали художник-постановщик Мария Митрофанова, художник по костюмам Евгения Панфилова и художник по свету Степан Синицын).
«„Картинка“ в спектакле не просто важна, — рассказала журналу ТЕАТР. Полина Агуреева. — Это составляющая языка спектакля. Я не могу придумать спектакль отдельно от декорации. Скорее, наоборот: сначала появляется визуальный образ, и он „подсказывает“ язык, который ты интуитивно ощущаешь. В декорациях мне хотелось сделать маленькую модель мира — условную, конечно. Холмы и поля-подушка — место для любви — и окна (или картины), в которых мечутся люди со своими страстями. И музыка в спектакле — это тоже действующее лицо. Она задаёт и отстранение, и некую ритуальность происходящего (все любовные сцены происходят под Шуберта)».
Никакого парадокса в соединении восточных средневековых сказок, современного театра и своеобразной «первобытности» образов Агуреева не видит — и рассказывает журналу ТЕАТР., почему: «Это не „первобытные люди“, а вообще — люди. Мне сразу было понятно, что на них не должно быть ни современных, ни восточных костюмов. Мне хотелось говорить об изначальном в человеке. Поэтому и костюмы как будто „изначальные“. В каждом из нас продолжают жить Адам и Ева, даже если они одеты в костюмы от Гуччи. Мне хотелось очистить Человека от наслоений времени и увидеть его в первозданном виде, в его архетипической сущности. „А жизни суть, / Она проста: / Её уста, / Его уста…“ <строчки из стихотворения русского поэта ХХ века Василия Фёдорова>. И с этой точки зрения, вряд ли сущность человеческая изменилась, несмотря на все „наросты“ цивилизации. Мне давно пришла мысль сделать эти сказки. Архетипические образы этих сказок вечны и поэтому всегда актуальны. Я думаю, что сейчас такое время, которое можно определить как коллапс цивилизации. И если есть у человека какой-то путь спасения, то это возвращение к простым и вечным вещам. Любовь мужчины и женщины — это всегда выход из „здесь“ и „сейчас“ в Вечность. И это всё в сказках есть. Как и в любой мифологии, это внутренний мир человека, форма проявления его внутренней жизни, всегда интенсивная, напряжённая и драматичная. В основе мифа — истоки души. Здесь важны оба слова — и „истоки“, и „душа“. Если эта подлинная глубинная сущность человека изменится, то этот новый мир трудно будет назвать „человеческим“».
В спектакле заняты артисты театра разных поколений: Анатолий Анциферов, Томас Моцкус, Дмитрий Рудков, Алексей Колубков, Андрей Миххалёв, Кирилл Корнейчук, Елена Ворончихина, Владислав Ташбулатов, Александра Кесельман и Мария Большова, а также дебютантка «Мастерской» — окончившая в этом году актёрский факультет ГИТИСа Стефани Елизавета Бурмакова (в онлайн-формате, впрочем, она уже подключилась к работе театра, сыграв в Zoom-спектакле Евгения Каменьковича «Королевство кривых» по пьесе Арсения Фарятьева). Кроме того, в «1000 и 1 ночи» играет сотрудничающая с «Мастерской Фоменко» Евгения Дмитриева (сейчас в репертуаре актрисы также спектакли «Пять вечеров», «Фантазии Фарятьева» и «Дом, где разбиваются сердца»).