Добро и зло тридцать лет спустя

Зинаиду Славину в «Добром человеке из Сезуана» я видела ровно тридцать лет назад — перед поступлением в ГИТИС, в начале 1983-го. Спектаклю Любимова было уже двадцать лет, но Славина продолжала играть. Александру Урсуляк в спектакле Юрия Бутусова по той же пьесе Брехта я видела пару дней назад. Две двойные роли дают некоторое представление о том, куда нас несло-несло и вынесло за столько-то времени.

Я почти ничего не помню из того любимовского спектакля, но свое впечатление от игры Славиной помню отлично, и воспоминание это не из тех, что бледнеют или стираются. Лучше всего помню сухое, пепельное отчаяние, с которым она играла свою злую ипостась. Там не было сомнений: Славина играла Шен Те, которая играет Шуи Та. И Шуи Та причинял Шен Те страдания. Ее Шен Те знала, как выглядит зло, как оно говорит, как оно добивается успеха — и могла это виртуозно воспроизвести. Но необходимость перевоплощения была трагедией. И становясь Шуи Та, Шен Те застывала в античную маску. А становясь снова Шен Те, обмякала на глазах, как будто из нее вынимали стальной стержень, заморозка переставала действовать, мышцы лица отпускало. В финале ей разрешали остаться самой собой — почти — и понятно было, что еще не рожденный ребенок — это надежда и избавление, и в любом случае реальность. А злой двоюродный брат — призрак, дух, который, наверное, придется снова вызывать заклинанием, но все же дух. Боги — чем-то похожие на Малый Совнарком — условность, но с помощью этой условности Шен Те выигрывала свой бой с тенью.

Александра Урсуляк в спектакле Юрия Бутусова играет обе инкарнации равноправно: азартно и неуемно. Играет каким-то редкостным и не поддающимся описанию методом, который хочется назвать монументальной эксцентрикой, — на протяжении всего спектакля, не теряя цельности и не сваливаясь в однообразие. Какая цельность может быть у раздвоенного персонажа?

Роль начинается с того, что их двое — сестра и брат, мужчина и женщина. Она — в черном шлюшечьем латексе, он — с черными сутенерскими усами и бакенбардами.

Не берусь судить, о чем договаривались режиссер и исполнительница главной роли, но слово «доброта» мне ни на старте, ни позже в голову не пришло. В спектакле «Добрый человек из Сезуана» нет ничего более вводящего в заблуждение, чем его название. Он вообще не о добре и не о зле: скорее уж о единстве и борьбе противоположностей, мужского и женского начала. Брехт-моралист расстроился бы. Брехт-диалектик порадовался.

Фото: предоставлено пресс-службой театра
Фото: предоставлено пресс-службой театра

Назвать Шен Те Александры Урсуляк доброй язык не поворачивается. Легкомысленной, недалекой, слабой — сколько угодно. Очень женственной – безусловно. Из всего этого героиня с помощью всех остальных персонажей неутомимо (и вполне в соответствии с текстом) сооружает катастрофу, полноценную и неотвратимую. Необдуманные покупки, долги, непрошеные знакомства, скандалы, полиция. Слишком мало денег, слишком много чувств. Пять пудов любви. Появление кузена должно выручить — и выручает.

Ненадолго.

Зло в лице Шуи Та внушает надежду. Оно, это зло, такое подтянутое, ясное и задорное. Называющее вещи своими именами, диктующее условия и объясняющее правила. Но вот беда — еще несколько оборотов сюжета, и катастрофа возвращается в другом обличье. Хотя, казалось бы, все построены, обузданы и подкуплены. Задорное подтянутое зло бессильно против зависти, ненависти, конкуренции и жадности, которые само же и породило. И теряется. И снова меняются местами брат и сестра.

Повторю, Александра Урсуляк играет обе фигуры — или обе ипостаси — равноправно и с одинаковым азартом. С каждым оборотом истории все дальше забираясь вглубь хаоса. Потому что, в каком обличьи ни приди — все становится только хуже, запутаннее, безнадежнее. Ты должен все большему числу людей, ты обманываешь все большее число людей, у каждого к тебе претензии, в лучшем случае, вопросы, на которые нет ответа. Несчастны — все.

Второе действие Александра Урсуляк начинает там, где, казалось, должны были кончиться силы, и главное, исчерпаться тема. Но начинается самое интересное. Создав перед этим двух персонажей, она начинает лепить из них одного. Доигрывая на словах историю о расхождении добра и зла, Урсуляк чем дальше, тем больше перевоплощается в гротескного андрогина: в конце концов мужские брюки сползают с живота беременной женщины, размалеванное лицо «украшено» потеками макияжа и наклеенными усами. И это постепенно возникающее у нас на глазах страшное, трогательное, грандиозное существо продолжает давать показания в суде за Шуи Та и объясняться в безнадежной любви за Шен Те, планировать новый корыстный обман и мечтать о ребенке, всем помогать и всех грабить.

Финальное позволение «богов» жить как живется, но иногда прибегать к помощи злого кузена, тонет в вопле отчаяния и ярости. Само же позволение — чистое издевательство. Персонажам (или персонажу) Урсуляк в конце спектакля пригодился бы не столько визит богов, сколько конец света. Такой showdown, в стиле даже не Тарантино, а Родригеса — с взрывами гранат, автоматными очередями, лезвиями мачете, вспарывающими оболочку безнадежного мира, — и морем хлюпающей черно-красной жижи.

Но театр — каким бы радикальным он ни был — все равно остается институцией с хорошими манерами. В общем-то, к счастью.

Возвращаясь к началу. Зинаида Славина сыграла в спектакле Юрия Любимова роль, которая — вместе со спектаклем — вошла в историю. Спектакль Юрия Бутусова только начинает жить на публике, и, честно говоря, я даже боюсь цеплять эпитеты к тому, что делает на сцене Александра Урсуляк. Если можно, я, не пытаясь имитировать мудрость и хороший стиль, скажу: это очень большая роль.

О важных подробностях — коротко.

Заметка филолога. То, что зонги звучат на языке оригинала, может нравиться или не нравиться: мне показалось, что это все же перебор остранения. Но. Отдельный комплимент и поклон всем исполнителям и репетитору. Немецкая просодия отрепетирована с блеском — верны ударения, длительность слогов и интонационный рисунок. Кто не понимает, поверьте на слово: это очень сложно.

Заметка зрителя. Прошу прощения, но я не люблю, когда с колосников что-то сыплется. А в спектакле сыплется много. Мне в такие моменты становится неловко. Но это вкусовщина с моей стороны.

Заметка критика. Я приношу свои извинения всем прекрасным актерам, которых не упомянула. Но это и не рецензия, а высказывание в блоге. Мне хотелось всего лишь сравнить две роли.

Заметка театроведа. К вопросу о том, Брехт это или не Брехт. Когда Елена Вайгель сыграла мамашу Кураж, которая, видимо, была ее лучшей ролью, — ревнивые во всех отношениях коллеги-актрисы язвили, что играет-то она хорошо, но вовсе это не эпический театр, который пропагандирует Брехт, а самый что ни на есть обычный, психологический. Человек теории (и выдающийся демагог), Брехт написал несколько теоретических и поэтических текстов, разбиравших игру Вайгель как образец эпического театра. Человек театра (и большой ценитель успеха), Брехт всегда умел вовремя сказать своим ученикам, последователям, любимцам и любимицам: не надо быть святее папы римского.

Что я с удовольствием готова повторить после спектакля Юрия Бутусова.

А. Степанова. Зилов vs Шен Те.

Комментарии
Предыдущая статья
Антиаватар 18.02.2013
Следующая статья
Зилов vs Шен Те 18.02.2013
материалы по теме
Новости
Петербургский театр КУКФО покажет Шекспира «в петрушках»
Сегодня и завтра, 27 и 28 марта, в петербургском театре «Кукольный формат» (КУКФО) пройдёт премьера спектакля Бориса Константинова «Ромео и Джульетта» (12+) по одноимённой пьесе Шекспира.
Новости
Тонышев ставит «итальянскую комедию» об «актёрской кухне»
Сегодня, 27 марта, на Малой сцене московского Театра имени Маяковского пройдёт премьера спектакля Сергея Тонышева «Габриеле. Итальянская комедия».