Одесса — особый культурный феномен. Самостоятельный. Самостийный. В известном смысле это государство в государстве. Театр. решил, что рассказ об украинской культуре и театре был бы неполным без рассказа об Одессе.
Обе породы (русские и украинцы. — Театр.) щедро одарены Богом, и они, как нарочно, каждая из них порознь заключают в себе то, чего нет в другой. Явный знак, что они должны пополнять одна другую.
Из письма Н. В. Гоголя к А. Смирновой (1844)
Я родился в Одессе. И хотя неплохо знаю художественную жизнь разных украинских городов, в том числе Киева и Харькова, говорить я буду именно об Одессе. Тем более что тут есть о чем поговорить.
Все, что требует читателя, аудитории, публики, неизбежно стремится к центру, и вся история литературы, по сути, тоже центростремительна. Москва, Петербург, Париж. Но Одесса, возникшая где-то на отшибе Российской империи, едва появившись на карте, сразу стала одним из крупнейших культурных центров.
На этом плато возвышаются горы разной величины: от Шевченко до Паустовского, от Леси Украинки и Ивана Франко до Катаева и Багрицкого, от Гоголя до Бабеля. А еще Куприн, Олеша, Ильф и Петров, Вера Инбер, Лев Славин. Наконец, Жванецкий. Но главная вершина огромного одесского литературного массива с 200-летней историей, конечно, Пушкин.
Он сформулировал Одессу как художественную единицу. При нем она только рождалась, только появлялись очертания ее — от архитектуры до мостовых из итальянской лавы, а Пушкин, упоминая об Одессе, уже ссылался на литературу:
Одессу звучными стихами
Наш друг Туманский описал…
Речь идет о Василии Ивановиче Туманском, поэте, чиновнике канцелярии губернатора Новороссийской губернии в Одессе. В городе, в котором еще не было водопровода, уже был театр. Сосланный Пушкин, который «жил тогда в Одессе пыльной», ходил в него регулярно. Разумеется, это был единственный в городе театр, где было все: оперы, водевили, мелодрамы. И именно Туманский по поводу пушкинских строф из «Онегина» сказал, что Пушкин «выдал Одессе грамоту на бессмертие».
В пушкинские времена Одесса была porto franko (зоной беспошлинной торговли) и половину ее населения составляли итальянцы. Этнический состав другой половины Пушкин описал так:
Язык Италии златой
Звучит по улице веселой,
Где ходит гордый славянин,
Француз, испанец, армянин,
И грек, и молдаван тяжелый,
И сын египетской земли,
Корсар в отставке, Морали.
Украинцев Пушкин не упоминает. Нет и еще одной национальности в этом перечислении, которая впоследствии стала одним из формирующих факторов одесской культуры, — евреев. Но уже к середине ХХ века евреи занимали одно из ключевых мест в жизни города. И так продолжалось вплоть до известных волн эмиграции 1970, 1980 и 1990-х годов.
***
Для каждого одессита есть литература, подтверждающая его чувства к этому городу. Для меня помимо бесспорного Пушкина это Бабель с его романтическим свободным одесским мифом. Всего четыре одесских рассказа! Но даже тысячи исторических документов не могут соперничать с бабелевской полуфантазией-полуреальностью. Гениальные фразы из рассказов Бабеля или его переписки с Багрицким уже присвоены одесситами и разошлись на цитаты не хуже, чем грибоедовские. «На носу у вас очки, а в душе осень», «Что нам революция? Что контрреволюция? Привезите нам немножко хороших людей!» И самая мною любимая: «Предвестие истины коснулось меня».
В детстве Бабель пережил сильные театральные потрясения, которые он описал в рассказе «Ди Грассо». Рассказ начинается словами: «Я принадлежал к неустрашимому корпусу театральных барышников». А заканчивается знаменитой сценой: «Коля Шварц привел с собой жену в фиолетовой шали с бахромой, женщину, годную в гренадеры и длинную, как степь, с мятым, сонливым личиком на краю. Оно было омочено слезами, когда опустился занавес. «Босяк, — выходя из театра, сказала она Коле, — теперь ты видишь, что такое любовь…»
Если пройти по Одессе со знатоком вроде литератора и журналиста Евгения Голубовского, то выяснится, что в каждом дворе жил писатель: вот здесь Гоголь, а рядом скромный Аркадий Львов, автор книги «Большое солнце Одессы». Вот старинная гостиница «Лондонская» на Приморском бульваре. Рядом со входом в один из номеров табличка: «Здесь Жюль Верн писал роман «Двадцать тысяч лье под водой». Через дверь: «Здесь Алексей Николаевич Арбузов писал пьесу «Таня». Юрий Олеша сочинил в «Лондонской» знаменитую сказку «Три толстяка». А в двух кварталах от Лондонской жил Бабель, а еще неподалеку — дача, на которой жила Аня Горенко, известная всему миру под именем Анна Ахматова.
Мне кажется, в Одессе не пишет только ленивый. Сам момент создания литературного произведения здесь находится на уровне быта. Написать стихотворение — это как сходить на рынок или на пляж. Самая частая фраза в разговорах: «Хочешь, я тебе почитаю?» И неважно, хочешь ты или нет. Тебе будут читать.
Об одесской музыке в разных ее проявлениях могу говорить так же много, как и о литературе. Напомню лишь несколько имен: скрипач Петр Соломонович Столярский, уроженец Винницы, закончивший в Одессе одно из немногих существовавших в то время музыкальных училищ, основанных, кстати говоря, Русским музыкальным обществом, ставший знаменитым педагогом, основоположником целой исполнительской школы. Великий скрипач Давид Ойстрах. Не менее великий пианист Эмиль Гилельс. И конечно, Леонид Осипович Утесов, он же Лазарь Вайсбейн, первопроходец советской эстрады и джаза, актерской песни и высокохудожественного (отнюдь не блатного) российского шансона.
***
Украинский театр тоже в каком-то смысле начался в Одессе. Первая пьеса Ивана Котляревского «Наталка Полтавка» и пьеса Григория Квитки-Основьяненко «Шельменко-денщик» игрались в антрепризе Ивана Штейна (это была самая первая украинская антреприза). Играли по-русски, потому что выходили правительственные указы в 1863 и 1876 годах, запрещающие играть спектакли «на молоросском наречии». Только в 1881 году этот запрет был снят. Первая стационарная труппа сложилась в 1882 году в Елисаветграде (ныне Кировоград). Они называли себя «театр корифеев». И несмотря на то, что запрета на украинский язык уже не существовало, тоже играли по-русски.
На рубеже XIX–XX веков выдающиеся деятели украинской культуры Николай Садовский, Марк Вовчок, Леся Украинка, Марко Кропивницкий и другие пытались перевести драматический театр на украинский язык.
Марк Кропивницкий возглавил первую украинскую труппу в Одессе. До того как стать ее худруком, он довольно долго работал в Одессе на русской сцене и говорил по-русски.
А ярчайшей личностью украинского театра была Мария Заньковецкая — актриса, которую смело можно назвать суперзвездой. О ней писал Симон Петлюра, которого мы знаем как националиста и гетмана, а он, между прочим, был в свое время журналистом и занимался в том числе театральной критикой.
О Заньковецкой Петлюра писал довольно витиевато: «…актриса с талантом большим, самостоятельным, оригинальная натура, вся сотканная из самых чувствительных нервов, подвижность лица и всей ее фигуры подчиняются душевным движениям с необыкновенною правдою… Она везде сама поэтическая правда во всей ее прелести. Это одна из тех немногих актрис, которые с первых же слов на сцене говорят о своем таланте и его свежести, не запятнанной никакими подражаниями кому бы то ни было… Я прямо говорю: другой такой актрисы я никогда не видел; я сравнил бы ее с Сарой Бернар, но эта актриса никогда меня не трогала. Подобной артистки нет у нас, и за всю нашу память не было». Были у Заньковецкой и русские поклонники. Станиславский, который подчеркивал, что у актрисы «талант сильный и национальный», тем не менее уговаривал ее играть в Москве на русском языке. А она ему ответила: «Наша Украина слишком бедна, чтобы ее можно было покинуть. Я слишком люблю ее, мою Украину, и ее театр, чтобы принять Ваше предложение». Она много играла в Одессе. Чайковский, впечатленный ее игрой, подарил ей венок, на котором было написано: «Бессмертной от смертного». А Чехов, который часто бывал в Одессе и общался с местными деятелями театра, пообещал Заньковецкой написать пьесу, в которой одна роль будет на украинском языке. Но не написал.
До революции Одесса была одним из самых театральных городов всей России. Существовали сотни маленьких и больших театров — стационарных, оперных, уличных. Множество передвижных. Чтобы был понятен размах театральной жизни: в Одессе до революции выходило примерно 100 театральных изданий. Процветала театральная критика. Конечно, все это были отголоски столичных тенденций. Тогда и в Москве, и в Петербурге жизнь кипела — в одном только саду «Эрмитаж» в Москве было около 20 театров. Некоторое время тому назад я купил на Дерибасовской книжку «Знаменитые одесситы». Больше всех там представлены торговцы и юристы.
Но и на букву Р — режиссеры — очень много имен. Кстати, одесские историки убеждены, что кино изобретено в Одессе. И даже называют какую-то конкретную фамилию человека, показавшего первую «фильму» — примерно за неделю до братьев Люмьер.
Мне повезло: в возрасте 16 лет, будучи отчисленным из Харьковского театрального института за «професiйну непрiдатнiсть» (профессиональную непригодность), я вернулся в родной город и кружил вокруг Оперного театра в поисках, чем бы заняться. Тыл Оперного выходил на улицу Чайковского (где композитор частенько, кстати, живал). Там я увидел два объявления: первое — что здесь находится Одесский ТЮЗ, второе — что Одесскому ТЮЗу срочно требуется артист 48-го размера. У меня — 46-й. Набрав много воздуха в легкие и накачав, как мне казалось, 48-й размер, я вошел в театр. Ко мне вышла режиссер Марина Исаевна Каменецкая. Придирчиво осмотрев, повела в костюмерный цех. Там на меня стали примерять разные костюмы с надписью «Коля Губенко». Потом оказалось, что молодой артист ТЮЗа поступил во ВГИК на режиссерский факультет. Меня стали вводить на его роли, то есть выводить в его костюмах. Один костюм не забуду никогда: «Вовка на планете Ялмез» — космическая тема была очень модной. Этот костюм выглядел так: сбитый из фанеры скафандр, покрашенный серебрином. Меня вставляли внутрь и забивали сзади, как посылку. Одесский ТЮЗ в то время был кузницей режиссеров: он подготовил не менее двух десятков главрежей от Сахалина до Москвы, от Чикаго до Таллина.
Одесса вообще обладает удивительным качеством: она рождает огромное количество талантливейших людей в разных областях — в искусстве, науке, бизнесе — и каким-то невероятным образом отдает их миру. Я объездил огромное количество стран и городов, чаще всего с гастролями. И не было города, где ко мне не подходил бы артист, режиссер, оператор, художник, продюсер, говоривший, что он родился или жил в Одессе.
***
Я стал свидетелем золотого века одесской театральной жизни, который пришелся на 70–80-е годы прошлого века. Художественная программа, репертуар, драматурги, технологии работы с артистами — все тогда диктовалось театральной модой Москвы. Помню, как совсем молодой дипломник ГИТИСа Володя Пахомов с придыханием рассказывал о своих впечатлениях от спектаклей Анатолия Эфроса, «Современника», Таганки. Это рассказывалось так подробно и манко, что было понятно: настоящий театр только там, учиться надо только там, перспектива только там.
Одесса вообще всегда оставалась русскоязычным городом и русской провинцией. Слово это я употребляю не в уничижительно-покровительственном смысле, я имею в виду то самостоятельное театральное пространство, которое неизменно соотносило себя с пространством Москвы и Петербурга (Ленинграда) — даже после того, как Одесса утратила какую-либо геополитическую связь с Россией.
Настоящую театральную революцию в городе совершил Владимир Владимирович Бортко, руководивший Одесским русским театром. Он приехал в Одессу из Москвы, и в афише замелькали нашумевшие столичные названия — «104 страницы про любовь», «Рождество в доме сеньора Купьелло». Он применял совершенно новую технологию. Оказалось, что в труппе театра замечательные талантливые артисты, которые вдруг заговорили человеческими голосами.
Главрежем ТЮЗа стал Володя Пахомов, который взорвал Одессу спектаклями «Пузырьки» Хмелика и «Король Матиуш Первый» Корчака. Оказалось, что в Одесском ТЮЗе тоже огромное количество талантливых людей, из которых потом выросли известные артисты и режиссеры. Паша Цепенюк, начинавший в Одессе, много лет руководил драматическим театром в Южно-Сахалинске, Гарик Цветков — русским театром в Таллине, Сеня Бульба — в Ижевске.
Переживала расцвет и Одесская музкомедия под руководством блистательного Матвея Абрамовича Ошеровского. Он первым в Одессе начал переводить привычную штраусовско-кальмановскую «венщину» в жанр западного мюзикла и вывел на сцену плеяду великолепных актеров. В репертуаре появился знаменитый мюзикл «Скрипач на крыше». Именно Ошеровский заказал Оскару Сандлеру оперетту «На рассвете». Это был совершенно необычный музыкальный спектакль, не вписывавшийся в стандарты оперетты: серьезный «мюзикловый» сюжет с расстрелом главной героини в финале! В Одесском кукольном театре работал Юзеф Гиммельфарб, который в 60–70-е годы делал то, что через 20 лет все еще воспринималось как новое слово в театре. Например, соединял в одном спектакле живую актерскую игру и кукол.
Художественную же программу Украинского театра формулировал и воплощал один из любимых учеников Леся Курбаса — Василь Степанович Василько. Задолго до легендарной «Поминальной молитвы» Марка Захарова в Одессе шло то же произведение Шолом-Алейхема с замечательным актером Иваном Твердохлебом в роли Тевье.
Именно в это время выдающиеся работы делали театральные художники Леон Альшиц и Михаил Ивницкий, которого своим учителем считали Давид Боровский и Олег Шейнцис (оба уроженцы Одессы). Давид Боровский приезжал ставить спектакли в оперу, а костюмы к его спектаклям сочиняла Зоя Ивницкая.
В это время появился «революционный» молодежный театр миниатюр «Парнас-2», тексты для которого писал инженер Михаил Жванецкий, а артистами были наладчик швейных машин Рома Кац (Карцев) и выпускник Одесского института морского флота Витя Ильченко. Декорации к их спектаклям делал все тот же Ивницкий, впоследствии работавший в БДТ с Товстоноговым, в «Современнике», Театре им. Станиславского.
В это же время на Одесской киностудии снимали фильмы Марлен Хуциев, Кира Муратова, Петр Тодоровский, Станислав Говорухин, Геннадий Полока. Высоцкий провел здесь много времени, снимаясь у Полоки в «Интервенции» и у Юнгвальд-Хилькевича в «Опасных гастролях». Именно здесь он должен был снимать свой дебютный фильм в качестве режиссера. Одесская киностудия давала возможность делать такое кино, которое нельзя было бы продвинуть на официальном «Мосфильме», то есть это был своеобразный очаг свободы для кинематографистов. Горжусь таким фактом: когда я поставил в Одесском украинском театре дипломный спектакль «Мiй бiдний Марат» (текст Арбузова был переведен на украинский язык), вышла статья в газете «Знамя коммунизма», в которой этот спектакль был назван «идеологическим провалом» вместе с фильмом Киры Муратовой «Долгие проводы».
В театры во времена моей молодости в отличие от нынешнего времени ходили. Каждое лето в Одессу наезжал мощный десант московских и ленинградских коллективов. Приезжали на месяц-два. Затаив дыхание мы слушали в переполненном зале выступления Эфроса, Товстоногова. Гастроли шли параллельно в двух театрах — оперном и Русском. Билет нужно было достать! Одесские спекулянты были известной мафиозной кастой.
На излете 80-х театр да и вообще культура стали хиреть. А с 90-х годов работать стало просто невозможно. Стали уезжать: кто-то стремился из провинции в столицу, кто-то — в Россию, кого-то выжили, кому-то не дали работать. Умер Ивницкий. Умерло и кино. Театрами стали руководить не главные режиссеры, а директора, основной интерес которых — впустить столичную антрепризку с шокирующим кассовым названием. Больших гастролей вот уже много лет не существует. Театр «Школа современной пьесы» предпринял попытку — привез в Одессу 10 спектаклей. Сыграли, была публика. Была активной пресса. Особенно активной она была, когда Ирина Алферова на спектакле «Чайка» сломала ногу. И было понятно: из этого прекрасного города с историей и традициями театральная жизнь ушла совсем. Миллионный город до сих пор не имеет актерского, режиссерского, сценографического факультета в вузе. Став иностранцами, одесситы приезжают в московские вузы и за огромные деньги получают здесь образование, за это время привыкают к Москве и не хотят возвращаться, потому что возвращаться, в общем, некуда.
По всей Украине работает всего 50 драматических театров. Из них 20 русских, влачащих довольно жалкое существование. Они чужие, потому что в стране более 20 лет идет плодотворная и бессмысленная борьба с русским языком. Некоторые театры, правда, стали играть на двух языках, но потеряли в результате и тот и другой, подменив их вульгарным суржиком. Мне приходилось в Одессе слышать чеховский или шекспировский текст, который произносят с теми самыми акцентом и интонацией, которые мы слышим на одесской улице.
Пожалуй, единственный, кто противостоит разрушительным трендам, — это Одесский украинский театр им. Василько, который ставит мировую драматургию (в переводе на украинский) и приглашает хороших театральных режиссеров — Андрия Жолдака, Дмитрия Богомазова, Владислава Троицкого.
И все-таки город до сих пор полон талантами. Но идти за ними нужно не в театр, а, скажем, на «Привоз». Вот где драматургия, персонажи, жанр. В Молочном корпусе, где продают десятки видов колбас, зельцев, «почеривок», нескончаемый спектакль с прекрасными репризами, диалогами, характерами. Недавно прошел по «Привозу» с одним из известных олигархов, которого сразу узнавали. Мы шли вдоль рядов с клубникой. И везде был сильный комментарий: сочная, питательная, свежайшая. Он подошел к надписи «Самая сладкая клубника». Попробовал и сказал: «Ну, не самая сладкая». Продавщица, глядя не на него, а на меня, долго печально кивала головой, выдержав выразительнейшую паузу, изрекла: «У этого человека, наверно, очень трудная жизнь».