Проект «Парковка» вместе с музеем «Полторы комнаты» вернул в Москву спектакль Дмитрия Крымова «Всё тут»: режиссёр выпустил его в 2020-м в «Школе современной пьесы», где его играли около двух лет. Художником новой версии, как и прежней, осталась Мария Трегубова, а постановщиком значится режиссёр Режиссёр.
Спектакль-акция «Всё тут» идет в огромном ангаре парковки торгового центра в Ростокино: холодно, но ребята-волонтеры наливают из старых термосов чай; гулко, но зрители сидят амфитеатром, тесно прижавшись друг другу в ожидании события. На сценической площадке – зелёный грузовой контейнер, в котором содержится «всё» и оно «тут». А того, кто это придумал, тут нет. Правда, Дмитрия Крымова на несколько минут воплотит актер Евгений Цыганов, в одно прикосновение сыграв любимого многими режиссера: в тех самых очках, штанах с накладными карманами, том самом пуловере. Но самого Крымова тут нет. В этом остром переживании отсутствия и есть главный эффект спектакля.
Спектакль, выросший из посвящения отцу режиссера – Анатолию Эфросу, устроен как постмодернистская матрешка, где дверца контейнера скрывает множество артефактов прошлого, каждый из которых тянет на самостоятельную историю. Очарование этого путешествия в другой конец жизни, оборванный и волочащийся за тобой, где бы ты ни был, заключается именно в специфически крымовском таланте (и методе, вероятно) обустраивать действие не только и не столько через логос, но через предмет, тело, костюм, элементы или ошметки сценографии.
С шумом подъехавшее Яндекс-такси останавливается в нескольких метрах от первого ряда, из него выходит Евгений Цыганов и начинает свою бережную и свободную игру – с местом, временем, с репетициями пьесы Торнтона Уайлдера «Наш городок» и персоной. Персона эта пока не названа и не явлена, но ею все пронизано здесь – ее «закадровое» присутствие, иначе говоря, и есть залог собрания на Парковке. Всё реально, но одновременно театрально – между этими двумя качествами и движется спектакль, которого на самом деле почти и нет: есть череда разнородных сценок, монологов-воспоминаний, аттракционов имени Марии Смольниковой и передвижения живых и неживых тел в пространстве. Крымов делает видимыми швы – важно, что вся механика «трюка» открыта зрителю, нужны не «пружинки», а «ловкость рук». Потому, когда Смольникова – Нонна Скегина несколько раз пытается сорвать бумажную маску с лица Цыганова, это смешно: мы отвлекаемся от ее огненного спича, нам весело, мы в театре.
Сами темы для всегда элегантных, даже если построены на нелепости фигур и положений, скетчей, для игривых превращений в старушку-завлита или – меланхоличных – в персонажа крымовского «Дон Жуана», для зависаний, выносящих зрителя далеко за пределы едва нащупываемой «фабулы», Крымову подсказаны его бесконечной жизнью в искусстве. Бесконечной не потому, что долгой, но потому, что, судя по книге «Курс: разговоры со студентами» (НЛО, 2023), поле мировой культуры для этого режиссера с детства является чем-то вроде воздуха. И он его меряет собственными человеческими шагами – очень пристрастно, любя одно (Мандельштама) и не очень ценя другое (Твардовского, например), живо примеряя на себя коллизии ушедших времен и образ мысли художников. «Всё тут» – коллаж из воспоминаний о когда-то виденном американском спектакле «Наш городок»; о его более поздней версии, поставленной легендарным Михаилом Туманишвили, которую Крымов вместе с матерью, Натальей Крымовой, смотрел на фестивале памяти Эфроса; о завлите Эфроса Нонне Скегиной; об урне с прахом, который сын должен развеять. Ветка сообщений, миражей, образов, которые можно примерить на себя благодаря маске, парику, очкам бесконечно ширится или уходит вглубь – туда, где личное. Но и это личное, интимное, свое проецируется на общий рисунок культуры и истории. Потому, кстати говоря, Крымов с легкостью соединяет одно с другим – в его «Разговорах со студентами» немного открывается метод, условно говоря, сращивания японского флага и заката жизни, восхода и сна твоего отца, грязного матраса из ПНИ и одиночества, русского самовара и барокко.
В этом сплетении, в монтаже аттракционов, основанном на парадоксе и на сломе привычного восприятия, всегда обнаруживается фигура художника. Это он все придумал, это он подглядел, он вспомнил и соединил несоединимое. Крымов мыслит себя как точку истории: это он, маленьким мальчиком, шел домой от Телеграфа и навстречу ему «шло» массовое действо, городской уродливый праздник. Мальчик к большинству не примкнул, он пошел против течения, возможно, перешел на другую сторону улицы. Брезгливость к большинству, устроившему «апокалипсис безвкусицы и пошлости», – важнейшая тема для художника, родившегося в России. А точнее, познавшего советское и сразу и навсегда разлюбившего его.
Про «Всё тут» сказано, что «у каждого из нас свой контейнер и мы не знаем, что и в какой момент оттуда вылезет». Парадокс момента в том, что в контейнере сложено в кучу много прекрасных вещей, погубленных раньше срока. Но сентимент, который сопровождает акцию встречи с ними и с тем, кто придумал этот прекрасный театр жизни, хочется не воспроизводить. Ироничный стиль игры, рассыпающийся вещественный мир этого спектакля, деструкция нарратива позволяют оставить при себе горечь и трезвость. А сентимента больше не надо, никакого.