В Воронежском Камерном театре прошла премьера спектакля Михаила Бычкова «Мещане». Пьес Горького в этом театре еще не было – спектакль возник из лабораторного эскиза, который был задуман молодым режиссером, но никак не складывался. Впрочем, Горький в Камерном раскрыт через Чехова.
Люди едят, пьют пиво, носят свои треники, а в это время рушатся их судьбы. «Мещане» – новый спектакль Михаила Бычкова в Воронежском Камерном театре – рифмуется с его же «Дядей Ваней», выпущенным здесь семь лет назад и собравшим много номинаций на «Золотую Маску». Та же неустроенность, невозможность жить по-настоящему. Но если у Чехова это скорее констатация факта, или, говоря словами Вафли, «фатальное предопределение», то Горький, обнажая проблему, еще и указывает на ответственных: люди сами виноваты в том, что живут не так, как им хочется, все беды – от собственного малодушия, лени и законсервированности ума.
Тогда, в относительно беззаботном 2015-м, режиссеру, чтобы показать, что русскому человеку «некуда жить», понадобилось поместить чеховских героев в 1970-е, времена застоя. Отчасти это выглядело и как требование сатисфакции за коллективную психологическую «травму», попытка свести счеты с советским наследием, передающимся из поколения в поколение. Сейчас в игре с эпохами нет нужды, герои спектакля – наши современники, однако всё, что сформировало их в советские годы, 90-е и нулевые, видно невооруженным глазом (а если учесть гротескность персонажей, то видно, как через увеличительное стекло). Если коротко, этот спектакль – приговор людям, засидевшимся перед телевизором.
Телевизоров здесь много, и все они – из прошлого: есть и советские ламповые, и японские, появившиеся на рынках в 90-е (художник и автор сценической редакции – Михаил Бычков). Найдется, из чего выбрать, в зависимости от того, кто в каком времени застрял. Петр включает «Поле чудес» и удивляется: «Эта передача восемнадцать лет идет… Говорят – жизнь быстро двигается вперед, а вот передачу эту она никуда не подвинула ни на вершок». Татьяна и Поля смотрят «Служебный роман» и обсуждают главного героя: «Скучный он… И всё жалуется… Неуверенный потому что… Мужчина должен знать, что ему нужно делать в жизни…». Мать Акулина Ивановна замирает, слушая заглавную песню из сериала «Дикий ангел», под которую многие в свое время бежали к телевизору, птичник Перчихин – умиляется, глядя, как летят нарисованные журавли на заставке передачи «В мире животных», а отец Бессемёнов – сосредоточенно готовится внимать Андрею Малахову, чтобы узнать, за что мать шестерых детей собираются лишить родительских прав. Весь этот винегрет прерывается, когда Тетерев включает канал «Культура», где показывают балет «Щелкунчик» – и всем, кроме него, сразу становится скучно.
Тетерев в исполнении Камиля Тукаева – здесь единственный, кто выбивается из общей массы. Пусть и пьяница, но он ясно видит происходящее и осознает свое положение. Он выглядит, как постаревший и располневший Игорь Николаев, растерявший былой лоск, но не манеры: на нем всегда элегантный шарф, каждый раз – разный. Еще он зачем-то носит солнечные очки (может, они помогают ему защититься от излучения телевизора?). Родные дети Бессемёновых – Татьяна (Яна Кузина) и Петр (Олег Луконин), получившие образование и твердящие, что хотят жить своей, а не родительской жизнью, – тоже интуитивно ощущают пошлость своего существования, но не понимают причин, не осознают своей за то ответственности. На реплику Елены «Живите! Кто ж мешает?» Петр отвечает: «Кто-то есть». Татьяну ситуация с Нилом и Полей вроде бы должна была подтолкнуть к каким-то действиям. Но она выражает себя сначала через отчаянный нескладный танец с размахиванием рук (похожий, кстати, на то, что Соня в исполнении Татьяны Бабенковой делает в «Дяде Ване», но только то – танец окрыления, а это – танец падения), а потом – через попытку самоубийства. Даже птичник Перчихин, который вроде бы не от мира сего, на поверку оказывается обычным пьяницей и, как неоднократно говорится в пьесе, просто «безобидным» человеком. Андрей Новиков находит для своего героя особую «птичью» походку: Перчихин семенит, переминается с ноги на ногу, будто постоянно что-то выпрашивая – жизнь приучила.
Но Тетерев не такой, нет, он выше. Вечно пьяный или с похмелья, он говорит: «Меня губит не водка, а сила моя…». Он единственный, кто произносит здесь слово «мещанин». Правда, свою философию он излагает преимущественно под музыку, будто пропевая слова, растягивая шарф, как гитарный гриф. И поэтому его не особо слушают – все в это время танцуют. Тетерев все видит, но ничего не хочет или не может поменять, он, шатаясь, говорит Бессемёнову: «Не хочу захотеть, ибо – противно мне. Мне благороднее пьянствовать и погибать, чем жить и работать на тебя и подобных тебе». Тетерев отвечает в этой комедии (а именно так обозначен жанр спектакля) за горькую правду, за щемящую жалость к неприкаянному русскому уму. И, раз уж зашел разговор о чеховском «Дяде Ване» в Воронежском Камерном театре, невозможно не вспомнить и блестящего Войницкого в исполнении Камиля Тукаева.
Получилась и правда комедия. Михаил Бычков укрупняет черты горьковских персонажей, пишет их жирными мазками. На героях – растянутые свитера, спортивные штаны, тапки и трикотажные пижамы – в общем, все то, в чем на люди не покажешься, а дома носить не жалко (художник по костюмам – Юрий Сучков). Под одеждой у артистов – толщинки, поэтому у всех появились внушительные пятые точки и животы. Обрюзгшие фигуры здесь стали символом внутренней пассивности героев.
Спектакль подтверждает, что в театре есть как минимум две комедийные актрисы. Людмила Гуськова играет женщину-«мечту» Елену, любительницу ярких кофточек и леопардовых лосин. Она убедительно легкомысленна и когда рассуждает о страданиях человеческих, и когда самозабвенно танцует перед Петром, выбрасывая грудь вперед, как героиня знаменитого энергичного танца из фильма «Афоня».
Наталья Шевченко в роли Акулины Ивановны, матери-наседки и покорной жены своего мужа, в основном сидит, понурившись, развернув коленки и носки внутрь, но, когда надо, готова встать на защиту семьи, поправляя внушительный накладной бюст. Смешно решена и сцена ухода Петра из родительского дома. Сообщая, что Елена его невеста, он боязливо кладет руку ей на талию, она тут же уверенным движением перекладывает ее пониже, потом забирает с собой оставшиеся бутылки пива и выволакивает Петра не за руку, а за «полторашку», за которую он инстинктивно хватается.
Сидя перед телевизором, герои постоянно что-то жуют. Чипсы, кукурузные палочки, конфеты. Свою нереализованность они заедают или запивают пивом. Нил (Григорий Яковлев), приходя со смены, первым делом просит поесть. Пьяный Тетерев после очередных похорон приносит девочкам гостинцы. С помощью еды решаются проблемы: чтобы примириться с Полей (Марина Погорельцева), Нил подсовывается ей пакет мармеладок. Еда – главная тема и для Акулины Ивановны: как только назревает спор, чтобы его остановить, она использует единственное доступное ей средство – зовет всех обедать.
Глава семейства Василий Бессемёнов в исполнении Юрия Овчинникова – по-стариковски обидчивый домашний тиран, чей авторитет уже давно под вопросом – в итоге большинства перепалок, оскорбленный, удаляется к себе в комнату. Он пытается достучаться до детей: «Мы свое прожили. Вам – жить». Звучит громко, убедительно… Но мы, зрители, понимаем, о какой «жизни» идет речь, ведь из этого болота ой как сложно выбраться. В финале Тетерев говорит Бессемёнову: «Не беспокойся… Твой сын воротится… Умрешь ты, – он немножко перестроит этот хлев, переставит в нем мебель и будет жить, – как ты». И действительно, пусть дети и говорят о какой-то своей правде, но они абсолютно такие же, как их родители. Даже внешне: у сына и отца похожие чубы, у дочери и матери – начесы.
В финале пьесы семья Бессемёновых разрушается, дети уходят из нее. В спектакле же никакой единой семьи нет с самого начала – каждый сидит, уткнувшись в свой персональный телевизор. И разговаривая друг с другом, герои в пол-уха продолжают слушать свою передачу. Разобщенность. Одиночество. Отупение. В самом конце Бессемёнов говорит: «Будем терпеть. Всю жизнь терпели». А дальше – темнота и помехи на экране. Только из телевизора продолжают рассказывать про «санкции» и «крик отчаяния вашингтонской администрации».
P.S. Поначалу мне казалось, что режиссер слишком безжалостен, ведь таких людей, как эти персонажи, на самом деле не бывает. Но в антракте услышала, как молодой человек, хохотавший весь первый акт, сказал подруге: «Я как будто домой в Калач съездил». Калач – город в Воронежской области с населением чуть больше 18 000 человек.