Журнал ТЕАТР. о спектакле «Маяковский. Баня» на основной сцене Александринки.
Николай Рощин взялся за «Баню» второй раз (первая версия вышла в 2017 году на Новой сцене и с другими артистами). На этот раз спектакль называется «Маяковский. Баня» и идет на исторической сцене. Футуристический сюжет пьесы Владимира Маяковского, написанной в 1929 году для Мейерхольда и ГосТИМа, окружается сегодняшним околокультурным контекстом. Имя автора вынесено в название спектакля, фигура его – в виде ростовой куклы – помещена в центр сцены и кричит Лиле Брик и Веронике Полонской, что они «суки». Дальше Маяковский исчезает, получив пулю в лоб, а перед нами разворачивается история о том, как трудно достичь гармонии в отношениях между художником и властью.
Режиссер будущей премьеры (Степан Балакшин) суетится перед комиссией, которая, усевшись спиной к зрительному залу, принимает спектакль от лица циничного и консервативного русского чиновника. Все волнения героев Маяковского по поводу строительства будущего – а в пьесе изобретатели строят прибор для перенесения в 2030 год – поданы иронически, поскольку будущего нет и не может быть. Перекодировав систему действующих лиц и постебавшись над текстом пьесы, Рощин показывает, что, с одной стороны, иллюзии мажорно настроенных и одетых в прозодежду героев по поводу будущего – полный шлак, а с другой, что комиссия бюрократов тоже понимает невозможность утопии. Обаятельный гедонист Победоносиков (Игорь Волков) по-хозяйски рулит спектаклем, смеша зал признаниями о том, что ему полагается ежегодный отпуск длиной в два года, и как много можно успеть не сделать за рабочие часы. Тема начальников, не понимающих и не терпящих современного искусства, звучала у Рощина и в «Сирано де Бержераке», номинированном в этом году на «Золотую Маску»: тогда камера показывала, как Сирано – Иван Волков – выходил на улицу Зодчего Росси и сражался с отрядом бронежилетного ОМОНа.
Функциональное и метафизическое пространство (художник спектакля сам Николай Рощин) «Бани» намекает на 1920-е и при этом является игровой площадкой для артистов: машинерия исторической сцены Александринки приведена в действие, трюмы опускаются и поднимаются, массивная плита в центре надвигается на зал и поворачивается в разных плоскостях. Актеры, играющие более или менее однотипных героев пьесы, усажены в сварные конструкции на колесиках, которыми они сами и управляют, перебирая ногами по полу. Нелепый объект, над которым бьются изобретатели, пытаясь победить косность чиновников, водружают на верхотуру – чтобы запустить то, что никогда не запустится. Группа нескольких граждан и гражданок исполняет комический номер (хореограф Владимир Варнава) под музыку Ивана Волкова. В финале тот же артист Балакшин, переодетый в красный костюм, туфли на каблуках и с коробкой на голове, изображает Фосфорическую женщину. Погрузив всех на платформу, герои «Бани» пытаются улететь – на крошечном пятачке толкутся начальник, его любовница, жена, любимый женой бухгалтер: в будущее демократично берут всех. Но когда загорается свет, оказывается, что никто никуда не улетел – уж очень плохо построен агрегат.
Правы были вечно уставшие и коррумпированные дядечки в шляпах-пирожках, с самого начала скептически настроенные по отношению к готовящейся премьере и призывавшие вывести зрителей из зала: нечего жалеть такое искусство. Противны, конечно, и сами дядечки. Но странным и поразительно устаревшим выглядит само намерение главного режиссера большого федерального театра, живущего в ладу с существующим порядком вещей, высказаться в защиту свободы художника таким витиеватым и громоздким способом.