Фотография: www.dance-inversion.ru
В Москве проходит фестиваль DanceInversion — крупнейший международный смотр современного танца. Его программа поражает количеством спектаклей и качеством имен, особенно на фоне стремительно теряющего обороты российского фестивального процесса. Корреспондент Театра. побывала на спектакле Каролин Карлсон.
За два месяца благодаря стараниям своих бессменных руководителей Владимира Урина и Ирины Черномуровой поклонники жанра смогут увидеть чуть ли не все главные хиты contemporary dance. А начался DanceInversion-2015 с самой высокой ноты — двухдневных гастролей в Большом театре труппы Каролин Карлсон. В Европе семидесятидвухлетнюю финку с американским паспортом и французским орденом Почетного легиона воспринимают не столько как действующего хореографа (а до недавних пор еще и танцовщицу), но как человека, пробившего современному танцу путь на главные балетные сцены мира. Именно она еще в 1972-му убедила директора Парижской оперы начать эксперименты в области новой пластики, склонила на свою сторону поначалу скептически настроенных этуалей и первых танцовщиков, возглавила один из первых французских национальных хореографических центров, став примером для целого поколения хореографов.
Приметы ее собственного стиля столь узнаваемы, что спектакли Карлсон не перепутаешь ни с какими другими. Во-первых, ее персонажи всегда статичны: Карлсон — одна из немногих (если вообще не единственная), кто умеет выразить неподвижность через движение, создать не пластический рисунок, но фреску, раскрыть образ благодаря его положению в пространстве и соотношению с другими субъектами. В ее работах нет динамики — танцовщики двигаются, но остаются на месте, они вступают во взаимодействие, но между ними нет никаких отношений, они не испытывают эмоции, но лишь обозначают их. Впрочем, эмоции — это вообще не про Карлсон. Она давно снискала репутацию хореографа-философа, который рассуждает и созерцает. Недаром самый знаменитый ее балет называется «Знаки», а сама она увлекается восточными практиками, дзен-буддизмом и каллиграфией.
Показанный (про ее работы невозможно сказать, что они «станцованы») в Большом театре спектакль «NOW» — это своеобразная квинтэссенция, как сказали бы в рекламе, «стопроцентная Каролин Карлсон». Собственно, танца в нем почти нет, зато много разговоров на всех языках (ее труппа вопиюще интернациональна) и стихотворных цитат (из Бодлера, Рильке и Милоша). Декорации как таковой тоже нет, ее роль исполняет видеоряд, сотканный из «атмосферных» фотографий Максима Рюиса, затейливой компьютерной графики и видеоэффектов. Театральная игра подменяется игрой света, а бег — ходьбой на месте. Вдохновленный — по собственному признанию Карлсон — идеями Рудольфа Штейнера, спектакль наполнен подтекстом и скрытыми смыслами. Так что зритель оказывается перед выбором: рассматривать красивую картинку или разгадывать ребусы.
Самое забавное, что в итоге содержание этого изощренного, символического (засохшее древо жизни; человек, обмотавший себя скотчем; дом без окон и дверей; повешенная на вешалке голова) спектакля оказывается донельзя простым. Примерно час танцовщики строят на сцене дом — не крепость, агрессивную и одновременно давящую, — а именно дом в его скандинавском представлении: добротный, деревянный, защищенный лесом. В этом доме они надеются поселиться вместе со своими близкими и друзьями, со всеми, кого хочется собрать под одной крышей — ведь для счастья нужна хорошая компания. Однако постепенно выясняется, что настоящий дом — это не стены, какими бы надежными они ни были, а люди. И что это не статичная, раз и навсегда заданная точка в пространстве, а нечто подвижное, изменчивое, наполненное воспоминаниями. Это место, где родители еще молоды и где обитают все встреченные когда-то, но по разным причинам потерянные люди.
Проблема нестыковки, конфликта времени и пространства задана в спектакле с самого начала. Пластически это выражается в том, что герои бродят по сцене с разрозненными предметами (окнами, дверьми и т.д.), по отдельности не имеющими никакой утилитарной ценности. Отсутствие целостности становится лейтмотивом всей первой части — то же самое происходит и со временем: герои не могут вспомнить, что происходило с ними в разные моменты жизни, и вместо линейных воспоминаний мы видим на экране и в хореографии лишь осколки, обрывки их сумбурных историй.
Главная же проблема, оказывается, в том, что воля и желание одного человека постоянно сталкиваются с волями и желаниями других людей — реальность оказывается вовсе не такой, как представлялось в мечтах и фантазиях: у людей, собранных под одной крышей, обнаруживаются совершенно разные цели и желания. Ни один человек не может сидеть на месте, он должен постоянно меняться, у него свой путь, но идет он вовсе не к светлому будущему, а к самому себе. Мы все подобны улиткам, таскающим свой дом за собой, и стоит только принять этот факт, как сразу становится легче жить.
В финале часовой визуально-пластической медитации под музыку Рене Обри Карлсон подводит итог: в нас самих есть все — и наше прошлое, и наше будущее, и все, кого мы встречаем на своем пути. Но так как будущего не существует, а прошлое — лишь плод нашего воображения, получается, что есть только сейчас, NOW. Послание хореографа адресовано непосредственно к тем, кто сидит в зале — каждый спектакль существует в данный конкретный момент, отличается от того, что был вчера и будет завтра.