В конце октября в Москве прошел II фестиваль современного искусства «Территория. Kids», его генеральным партнером выступил Благотворительный Фонд Михаила Прохорова. «Ребёнок из Кариота» Театра Труда стал спектаклем-закрытием фестиваля. О нём – Софья Французова.
Еще в фойе зрителей встречает девушка в шляпе и черном костюме, на руках у которой – живой кролик. Следуя за ней, мы оказываемся в другом камерном пространстве: низкие своды Боярских палат, небольшой неоновый крест на стене, еврейская музыка, а следом — актёры, поющие, словно ироничный госпел-хор.
Путешествуя по залам Боярских палат, мы попадаем в совсем разные истории, каждая из которых собирается и распадается прямо на наших глазах. То перед нами своеобразный вертеп: куклы Пьеро и Арлекина рассказывают о детстве Иуды пока остальные актеры проделывает сложные акробатические трюки, (иллюстрируя историю?). То зритель оказывается в роли первых христиан, блуждая по «катакомбам» и слушая библейские истории, то мы наблюдаем за уличными артистами-циркачами. В каждом пространстве — свой сюжет. Вместе они собираются в некий коллаж.
Рассказанная в спектакле история Иуды основана на повести Леонида Андреева «Иуда Искариот». И, с одной стороны, она придерживается основных «биографических» моментов, а с другой, абсолютно свободна от хронологии и нарратива. В общий коллаж вплетаются и другие тексты: басни Эзопа, запись голоса Жиля Делёза или немецкая речь поэта Пауля Целана.
Самих исполнителей можно назвать перформерами. Ведь они скорее не играют, а показывают нам своего героя, рассказывают историю, попеременно становясь то Иудой, то Христом, то Марией, то рассказчиком, то самими собой.
Жизнь Иуды становится отправной точкой для создания собственного мира, фантазии на тему Бога, добра и зла, и их сосуществования. Форма и содержание перетекают одна в другое, словно невозможно рассказывать о Создателе, ничего не создавая. И принципы театра АХЕ (у спектакля два режиссера: Андрей Стадников и Павел Семченко – один из основателей АХЕ), когда на глазах у зрителя происходит непрерывное разрушение–создание–превращение каждого элемента, тут очень кстати. Перевоплощение актеров и создание декораций из подручных материалов случается на наших глазах. Так, например, актёр в одном из эпизодов окунает голову в торт, но не спешит стереть с лица белый крем, а оставляет его, превращая в театральную маску.
Парадоксальность личности Иуды проявляется в одной из притч из его детства. Создавая с маленьким Христом глиняные фигурки, он не может удержаться от зависти и разбивает их, а осознав, что сделал — горько плачет от раскаяния. Противоречивость героя и его действий перетекает в непростые, слегка хаотичные и эклектичные образы в самом спектакле.
Желание свести все к простым ответам разбивается о саму форму спектакля — закрученную, полную превращений. В одной из частей в записи звучит голос ребенка, который задает вопросы актёрам и зрителям: «Как выглядит Бог? Где он живет? Зачем он создал нас?» На это ответить можно очень просто, а можно очень сложно. Но все ответы говорят о том, что мы только догадываемся, но не знаем наверняка.
Но всё же одна простая истина оказывается самой важной: зло — всегда зло, даже если притворяется добром, даже если маскируется под что-то другое, даже если закручено в тысячи разных оберток и хитросплетений.
Так и в одной из историй: маленький Иуда оборвал все цветы в саду его дома, и когда отец спросил его, зачем он это сделал, тот ответил: «просто так». На что отец Иуды сказал ему, что если сорвать розы просто так, то они умрут просто так. За «просто так» — будешь наказан — и в спектакле о голову Иуды разбиваются застывшие в азоте бутоны роз. На тысячи осколков.
Актёрам постепенно становится мало пространство: в ходе еще одной притчи они переодеваются в как бы средневековые или цирковые костюмы и встают на ходули. Но зло Иуды постепенно добирается до каждого, и герои оказываются на одном костыле. Они хромают по кругу и рассказывают о предательстве Иуды, напоминая Брейгелевскую картину «Слепые идут к обрыву».
Зло «просто так» постепенно стало злом намеренным и просчитанным. Есть ли между ними взаимосвязь? Всегда ли перерастает одно в другое? — эти вопросы остаются зрителю. А Иуда мучительно пытается укрыться от содеянного в ветвях деревьев — в спектакле не идет речь о его самоубийстве. Осина, к которой сначала обратился Иуда, и по сей день дрожит от малейшего порыва ветра (или от ужаса). И только дуб согласился принять Иуду. В конце спектакля мы идем по длинному залу-нефу словно в корнях большого дерева, придерживая их руками над головой. Но только тут создается обратный эффект: в этих корнях, как и в спектакле, мы ненадолго укрылись от зла внешнего.
Ближайшие показы спектакля “Ребёнок из Кариота” 3, 24-25 декабря