Вчера в Москве закончился 20-й юбилейный фестиваль NET. ТЕАТР. продолжает рецензировать его главные события. Наш корреспондент – о спектакле «Соль земли» израильской театральной компании PuppetCinema.
Тысяча фунтов соли, игрушечный грузовик, потрепанная кукла – все это стало художественным сырьем для «Соль земли».
По бокам пустой сцены ряды пластиковых ведер, несколько актеров в черном по очереди высыпают их содержимое на пол – постепенно в центре вырастает гора из соли. Рассказчик, он же режиссер спектакля Цви Саар, руками раскидывает соль по сцене, создавая песчаную бурю. Из белого холма возникает голова куклы – как в легендарном «Сталинграде» Резо Габриадзе солдат откапывает себя из песка, так и здесь герой по частям извлекает себя из соляных завалов. Это потрепанная кукла, безликая и обобщенная, перешитая из военного холщового рюкзака – Саар в одном из интервью признается, что ее основой стала солдатская сумка, найденная им на блошином рынке в Яффе.
Спектакль создан по антиутопии израильского писателя, публициста и художника Амоса Кенана «Дорога в Эйн-Харод», написанного в середине 80-х. Узнав, что в Израиле военный переворот, герой романа, оппозиционный писатель, решает бежать из Тель-Авива в легендарный кибуц Эйн-Харод, последний бастион сопротивления. Это реальное место выбрано не случайно – кибуц основан сионистами, мечтавшими о мирном сосуществовании с арабскими соседями. Герой может попасть туда только с помощью палестинца, своего врага. Но даже подружившись с одним из молодых арабов, он осознает, что добраться до благословенной земли почти невозможно – куда бы они ни пошли, всегда будут окружены и найдены. «И вот я бегу из своей страны в свою страну», – говорит он.
Саар дает собственный взгляд на книгу, глубоко связанную с культурными кодами, раскрывая ее с современной точки зрения. Эту многослойную историю, непростую для незнакомых с книгой зрителей, Саар и его помощники рассказывают, создавая и выстраивая этот непроходимый путь на наших глазах.
Все выстраивается на игре масштабов: куклу и миниатюрные объекты снимают онлайн на видео и транслируют на задник. Актеры сами управляют светом, камерой и немногочисленным реквизитом, подметают соль и создают на ее поверхности дюны, барханы, дороги – увеличенные камерой, они выглядят предельно реалистично. Ландшафт из соли становится то морем, подкатывая белой пеной к ногам зрителей, то выжженной пустыней. А декорация пещеры, где скрываются герои, выстроена из скомканной бумаги в ведре из-под соли.
Сбегая из Тель-Авива, герой прячется за домами, точнее, за их плоскими макетами, расставленными актерами. Куклы в этих сценах нет, глазами героя становится камера. Она нервно двигается по улицам, перебежками от одной стены картонного дома к другой. На экране мелькают фасады зданий, контурами повторяющие тель-авивские дома в стиле баухауса. Но к зрителям в зале они повернуты обратной стороной – это только картонки на ножках. Режиссеру в этой истории важно показать происходящее с разных ракурсов – мы видим одновременно и картинку на экране, и то, как она создается.
По ходу спектакля партнерами куклы на видео становятся актеры, живые люди, но камера выхватывает лишь части их тел: ноги в больших ботинках, обнаженное плечо, и почти никогда – лица. Они появляются тенью, силуэтом, фрагментами или отражением в воде. Чаще герой остается один – небольшая фигурка куклы на огромном пространстве сцены.
Такой формат соединения объектов с видео, обыгрывающий смену масштабов, можно встретить и у других театральных компаний. Его активно используют нидерландцы из Hotel Modern, создавая в «Великой войне» поле военных действий из земли для цветов и пучков петрушки, а финский театр Livsmedlet Theatre в спектакле «Невидимые земли» транслирует на экран набитую беженцами лодку, терпящую крушение на животе актрисы. Здесь же прием не используется постоянно и вообще появляется не так часто. Чем ближе к финалу движется история, тем чаще мы видим голый экран с субтитрами и рассказчика, одиноко стоящего на засыпанной солью сцене.
Его сухой, даже безразличный тон повествования завораживает, кажущаяся реальность извилистого повествования принимает сюрреалистический оборот, больше похожий на мрачный сон. Безымянный герой бежит от войны, оставляя на гладкой белоснежной поверхности свои следы. Но на голой плоскости сцены ему негде спрятаться, его отовсюду видно. «Я из Израиля, из того, что раньше было Израилем» – произносит он, одиноко бредя по выжженной солью земле, еще недавно превращенной из пустыни в цветущий сад, а сейчас снова бесплодной.