на фото: спектакль “Беккет. Пьесы”. Источник фото: фестиваль “Золотая маска”
На фестивале «Золотая маска», проходящем при поддержке Сбербанка, показали «Беккет. Пьесы» и «Лекцию о нечто» Дмитрия Волкострелова.
В начале 2010-х Волкострелов обратил на себя внимание спектаклями по пьесам новодрамовцев первого ряда Павла Пряжко и Ивана Вырыпаева: удивительно было, что молодой постановщик заявлял своей задачей не выразить себя, а представить текст, — и это в эпоху режиссерского, интерпретаторского театра. Позже в его работе появляется ретроспективное направление: режиссер изучает опыт авангардного искусства прошлого, ставит спектакли по лекциям композитора-новатора Джона Кейджа и поздним пьесам Сэмюэла Беккета. Один раз обращается к XIX веку, к традиции русского романса (постановка в Театре Наций так и называется — «Русскiй романсъ»). Как многие помнят, в 2013 году Волкострелов и его сокурсники по Школе театрального лидера ввязались в невероятную авантюру — в течение сезона они вели исторические, искусствоведческие и прочие исследования в Театре на Таганке и делились их результатами в экспозициях и документальных постановках.
Когда Волкострелов работает с текстом, то выбирает драматургов, которые писали или пишут не для сегодняшнего, а для завтрашнего, еще не существующего театра — таких, как Пряжко или Беккет. Автор (современник или классик) для него — носитель концепции искусства. Если случится невероятное, и в репертуаре его независимого «театра post» появится пьеса, скажем, Островского, можете быть уверены: главной темой спектакля станет природа драматургии Островского и ее место в истории нашей культуры.
Драматургия на вырост
Выдвинутый на «Золотую Маску» спектакль «Беккет. Пьесы», поставленный в петербургском ТЮЗе им. Брянцева — этап большой ретроспективы авангардного искусства, над которой Волкострелов азартно работает. Сюда вошли девять практически неизвестных в России одноактных пьес Сэмюэля Беккета. Режиссер и молодые артисты труппы представляют материал «как он есть», не настаивая на собственном прочтении — Волкострелов почти во всем следует подробным ремаркам автора.
Среди произведений, вошедших в спектакль, встречаются не только миниатюры, написанные для сцены, но и радио- и телепьесы — само наличие у Беккета таких текстов отчасти объясняет интерес Волкострелова к этому драматургу. Технологии для него — не только важнейшее выразительное средство, но и предмет рефлексии. Экраны, гаджеты, социальные сети осмысляются как факторы, формирующие наше сознание. Логично, что Волкострелов выбрал собеседником Беккета, которого тоже занимали современные средства коммуникации. Работая для радио и телевидения, автор вовсю выжимал из этих предлагаемых обстоятельств новые возможности. Скажем, радиопьеса 1961-го года с незатейливым названием «Набросок для радио» («Rough for Radio») рассчитана на то, что мы слышим голоса героев, но не видим их — и поэтому можем лишь предполагать, о чем, собственно, идет речь. Тексты для сцены, ТВ и радио Волкострелов решает по-разному, с оглядкой на авторский замысел: тот же «Набросок…» исполняется артистами в полной темноте, а в решениях телепьес внимание зрителей приковано к экрану.
«Беккет. Пьесы» — визуально совершенная постановка. В театре Волкострелова главенствуют идеи, там не стоит искать пищу для глаз: не станем же мы любоваться работами художников-концептуалистов. Для критического мышления красота не может быть абсолютной ценностью, так что Волкострелов не постесняется использовать видео в низком разрешении или самый стандартный шрифт из всех возможных, если это будет оправдано концептуально. Тем не менее, повторю, картинка в его «Беккете» превосходна. К тем же телевизорам (пожалуй, самому востребованному реквизиту в спектаклях режиссера) художник Леша Лобанов отнесся не только как к каналам информации, но и как к объектам. Он выбрал немного старомодные, громоздкие модели, каждая из которых по-своему искажает изначальный цвет изображения: в итоге зритель видит почти идентичные, но все же немного разные кадры — какой-то похолоднее, какой-то более теплый.
Эстетизм, не слишком характерный для режиссера, иногда приводит к совсем уж неожиданным результатам: постановка пьесы «Приходят и уходят» («Come and Go») — тот редчайший случай, когда мизансцену в спектакле Волкострелова хочется толковать как метафорическую. Перед нами три женских фигуры в контражурном свете; они почти полностью скрыты в темноте, мы не видим лиц, но можем различать цвета пальто. Герой литературы, в отличие от актера, лишен определенной внешности: эта сцена как будто подчеркивает корректность режиссера по отношению к автору. (Вы, конечно, вправе возразить, что если пьеса поставлена точно по ремаркам, нельзя приписывать это решение Волкострелову — однако по запросу «Samuel Beckett Come and Go» Google Images выдает десятки разных версий этой мизансцены, и ни одна из них не похожа на другую).
«Приходят и уходят» — относительно простой для восприятия текст о трех подругах детства, встретившихся после долгой разлуки: аналогичный сюжет мы могли бы встретить и в бытовой драме, хотя пьеса Беккета, с ее повторами и схематичными персонажами, безусловно, таковой не является. Но у драматургии, составляющей литературную основу спектакля, диапазон достаточно широк — от вещей более-менее привычных и понятных до радикальных текстов, напоминающих скорее сценарий перформанса. Самые «нетрадиционные» пьесы — «Квадрат» и «Дыхание» — режиссер бережет для эффектного финала. Зрителям предлагают покинуть зал и перейти в другое пространство, где они наблюдают, за неимением лучшего термина, хореографический этюд («Квадрат»), а затем еще раз переместиться и посмотреть последний эпизод («Дыхание», по замыслу Беккета, не требующее участия актеров).
Пьесы, отобранные Волкостреловым, предсказали если не все разнообразие современного театра, то, во всяком случае, немалую его часть. Некоторые произведения остаются в русле драматического искусства. Другие вплотную приближаются к contemporary art (интересно, что «Дыхание» привлекло в свое время небезызвестного художника Дэмиена Херста . Третьи используют возможности технологий — таких, как радио- и телевещание. В России Беккета знают как классика драмы абсурда; Волкострелов предлагает смотреть на него шире — как на предтечу сегодняшнего актуального театра.
Этика Волкострелова
С большой силой, как известно всем фанатам Спайдермена, приходит большая ответственность. В «Лекции о нечто» Волкострелов поделил публику на две неравные группы, причем одна получила власть над другой. Счастливчики, которым удалось побыть режиссерами (а точнее, режиссерами монтажа), смогли узнать на собственном примере, каково это — работать для зрителя.
В позапрошлом сезоне «театр post» представил спектакль по тексту композитора Джона Кейджа «Лекция о ничто». Постановка, участвующая во внеконкурсной программе фестиваля «Маска плюс»-2016 — прямое продолжение того проекта, но на сей раз собственно лекция отходит на второй план: здесь первостепенное значение имеет идеология Кейджа, но не содержание конкретного выступления. В теории зрители могут не услышать ни слова из «Лекции о нечто».
«Родная» площадка спектакля — музей современного искусства «Эрарта», московские гастроли прошли в одном из помещений ММОМА: Волкострелов в этом проекте максимально дистанцируется от конвенционального, то есть соответствующего ожиданиям, театра и делает спектакль-инсталляцию без участия артистов. Нас, зрителей, всего 12 человек, места достаются в порядке жеребьевки. Друзьям и парочкам с большой вероятностью придется расстаться. Мы сидим по трое, все в наушниках, каждая тройка — перед собственным телевизором. На некоторых стульях дожидаются пульты-брелки: у двух из трех зрителей будет возможность влиять на происходящее, еще один останется пассивным наблюдателем.
Крайний слева может выбирать между тремя каналами звука. Одна дорожка — это, собственно, текст кейджевской «Лекции о нечто» в исполнении музыканта и композитора Дмитрия Власика. Другая — композиция Мортона Фелдмана, посвященная его другу и коллеге Джону Кейджу, которая так и называется «For John Cage». Наконец, третья — это знаменитая «беззвучная» (а на самом деле — включающая в себя любые случайные звуки) пьеса Кейджа «4’33’’» в десятках разных исполнений, принадлежащих пользователям одноименного приложения ссылка http://johncage.org/4_33.html. Крайний справа отвечает за видеоряд. В зависимости от его решения телевизор будет успокаивающе мерцать разными цветами, отсчитывать время до конца спектакля либо демонстрировать интерфейс вышеупомянутого приложения, в котором видно геолокацию той или иной записи (люди записывают «4’33’’» по всему миру — где-то слышен шум мегаполиса, а где-то пение тропических птиц).
Как отмечает и сам режиссер в пробегающих по экранам начальных титрах, сидеть с пультом перед телевизором никому из собравшихся не в новинку. Разве что каналов негусто, да и ничего такого уж увлекательного вы там не найдете: то, чем занимается Волкострелов, вообще трудно отнести к развлечениям. Публика сегодня не испытывает недостатка в интерактивных формах, но вот что любопытно: это не первый раз, когда зрителей заставляют заниматься чем-то, на первый взгляд, обыденным. Известный проект компании Rimini Protokoll под названием «Remote X», успешно существующий в разных городах мира, в том числе в Петербурге и в Москве, предлагает участникам не что иное, как прогулку по городу — просто более осмысленную, чем выученный до автоматизма путь на работу. Прошлым летом на петербургском фестивале «Точка доступа» независимый отечественный театр «Тру» показал «Кентерберийские рассказы», спектакль-бродилку в пространстве хозяйственного гипермаркета: если бы не плеер с аудиокнигой да провожатый-актер, время, проведенное там, ничем не отличалось бы от знакомых беспорядочных блужданий по магазину.
Такой театр обращается к моему повседневному опыту, заставляя пережить его по-новому. Лишенные обычной цели — вроде покупок или поиска интересной передачи — эти привычные занятия перестают быть банальными: совершая действие ради самого действия, я открываю его своеобразную красоту и сложность. То же делает художник, копируя какой-нибудь заурядный, прозаичный предмет.
В «Лекции о нечто» переключение каналов становится творческим актом: Волкострелов, как и Джон Кейдж в своем программном сочинении «4’33’’», призывает публику в соавторы произведения. Использованные в спектакле записи «4’33’’», сделанные обычными людьми с помощью смартфонов, на сетевом языке называются «пользовательским контентом»; в «Лекции о нечто» такая опция предусмотрена. Правда, не для всех.
Перед спектаклем режиссер письменно просит иметь в виду, что кому-то брелка не досталось. Мол, хочешь быть художником — пожалуйста, вот тебе пульт, а еще вот тебе зритель. Для начала один. Попробуй не забыть о нем хотя бы в течение часа, пока ведешь диалог с другим таким же художником. Ты не знаешь его потребностей и даже не видишь его лица. Может, ему скучно. Может, он не понимает, что в данный конкретный момент вы двое пытаетесь о чем-то договориться. Наверное, ты должен разгадать его. А может, и не должен. «Лекция о нечто» так организована, что, разделив с режиссером его роль, мы тут же, первым делом вынуждены задуматься об этике творчества.