Кристина Матвиенко поделилась своими взглядом на три спектакля программы «Маска плюс», кураторами которой в этом году были Юлия Клейман и Вера Сердечная.
1. «Грибы»
«Первый театр», Новосибирск
Арт-группа МЫК (Полина Кардымон, Евгений Лемешонок, Владимир Бочаров, Денис Франк).
Замечательная работа Полины Кардымон и ее товарищей по арт-группе МЫК – пример самостоятельности и даже оригинальности (странное слово сегодня) мышления, не просто не перекрывшей, но точно совпавшей с текстом драматурга, который сам по себе – самостоятелен оригинален. Не зря в подзаголовке названия «Грибов» значится «спектакль-текст».
Пьеса Натальи Зайцевой «Pilze. По грибы» впервые (и ярко) прозвучала в программе «Любимовки-2019». Этот текст-трансформер состоит из собственно хождений Одного, Другого и Третьего по лесу в поисках грибов, обрывков их внутренней речи; второстепенной, но важной истории про драматическую судьбу ученого-миколога, изучавшего способность грибов поглощать пластик; фиксации пространства персонажем по имени «Время, проведенное в лесу», и еще нескольких встроенных внутрь размышлений. В спектакле присутствует и фрагмент из интервью с Натальей Зайцевой, рассказывающей, как она сочиняла пьесу. Все вместе дает впечатление органически выращенного текста, в котором наплывами проступают друг сквозь друга разные модусы рефлексии о том, что человек встречает на пути своего движения сквозь мир. Встречает ли он грибы, таинственные и загадочные, безымянные захоронения репрессированных, других людей или разные формы времени – сознание героев пьесы Зайцевой, как и героев спектакля, такое мягкое и гибкое, что позволяет пропускать через себя любые вторжения. О растворенности человека в природе, а природы – в человеке, и шире – о прихотливых, «грибных», связях телесного и мыслительного, памяти и настоящего, реального и фантастического – и сделаны «Грибы» арт-группы МЫК.
Художник Евгений Лемешонок воплотил это в смешанной, примитивистской технике сценографии и костюмов: неоновые шнуры, которые безвольно валяются по сцене, соседствуют с плоскими кружками-«коронами», водруженными на головы артистов. Пространство огорожено овалом, за пределы которого тихо и сосредоточенно разговаривающие люди не выходят, словно не желая покидать магический круг своих хождений по северному лесу. Простые действия, отделенные от них шумы и голоса, лишенная интенсивности интонация и заторможенность движений – вот набор приемов, дающий в итоге стойкое настроение анемичного покоя. «Грибы», появившиеся в новосибирском «Первом театре» с легкой руки продюсера Юлии Чуриловой, застрельщицы очень многих интересных и полезных для нашего театрального ландшафта затей, выуживают на поверхность целую волшебную страну. В ней живут молодые люди, интересующиеся грибами не меньше, чем трагической историей места, где они растут; экологичные и неагрессивные, политичные, но не экстремистские, не подвластные форматам и сложившимся в обществе ритуалам. Коллективное сочинение новосибирских художников знакомит нас с этой страной, которая, вообще-то, под боком, но в театре все еще не очень видима.
2. «Донецк. 2-я площадка»
Театр ЦЕХЪ и Экспериментальная сцена театра-фестиваля «Балтийский дом», Петербург
Режиссер Анатолий Праудин.
У спектакля Анатолия Праудина «Донецк. 2-я площадка» – своя мифология. Известно, что актер, художник и режиссер жили на 2-й площадке Донецка и работали на заводе; их спектакль редко и почти нелегально показывался в Петербурге; один раз был на гастролях в московском Театре.doc (это произошло благодаря усилиям Елены Греминой). Теперь его привезли в Москву и сыграли в обшарпанном уголке постиндустриального Artplay, где собралось небольшое количество зрителей, переживших, мне кажется, нечто вроде шока.
Документальный спектакль про Жеку, живущего с котом Персиком в подвале (или на первом этаже) разбомбленного дома, сделан как подробный рассказ (драматург – Юрий Урюпинский) с минимумом физических действий (герой варит суп) и реальной «декорацией», устроенной художником Игорем Каневским по принципу часть вместо целого. Табуретка с плиткой, грохочущий «дуйщик» (в моем дальневосточном детстве был аналогичный «Ветерок» – скромное устройство для обогрева помещения теплым воздухом), койка, спиральный калорифер. Суп варится, Жека рассказывает – это нестройный рассказ, с ответвлениями, флэшбеками, репортажами из недавнего прошлого, матом и херсонской мамой, которая «говорила ж». То есть рассказывает, конечно, актер Иван Решетняк: но чисто человечески и актерски он делает это так, что перед нами рождается реинкарнация Жеки, во всем его богатстве и противоречии. Товарищем Жеки в этом сложном, смешном, непереносимом по степени ужаса рассказе становится безмолвный Персик, якобы сумасшедший кот, которого играет художник спектакля Иван Каневский, внимательно или равнодушно слушающий хозяина, кормящийся с его руки и рисующий на стенах собак и людей. Есть еще финал с водружением уродливой самодельной церквушки, аналога той, что построена в Донецке и в которой Иван Решетняк понял, что такое «возлюби ближнего своего». Рассказ про церковь он ведет уже от лица самого себя, а не прячущегося в худи Жеки, по своей дурости оказавшегося на передовой и не знающего, как с нее выбраться.
В вопиющей простоте спектакля Праудина есть что-то такое, что разрывает на части и заставляет думать не про театр, а про то, что происходит там. Заставляя тебя переселиться целиком и полностью внутрь Жеки и заодно его немногочисленных односельчан, артист Решетняк показывает тебе то, что каждый день видят эти люди и про что можно сказать только одно – «как это развидеть?» Я физически не могу пересказать ничего из рассказов Жеки – и потому, что страшно вспоминать, и потому, что я пишу об этом уже сейчас, уже после реального присутствия на спектакле. Взамен можно описать характер мышления человека, оказавшегося между двух огней, между телевизором и реальностью, между Киевом и Москвой: это мышление пугающе диалектично и прихотливо, ему не до деклараций и не до политики. Но у тебя нет никакого права упрекнуть его в излишней гибкости – потому что Жеку убивают каждый день.
3. «Пока все дома»
Театральная компания «Немхат», Пермь
Концептмейкер и режиссер Саша Шумилин.
«Пока все дома» – это такой table-talk c приготовленной самими перформерами едой и алгоритмом беседы, задаваемым через общий чат ВКонтакте. Восемь перформеров и восемь зрителей сидят через одного, быстро знакомятся и налаживают общий разговор, в котором у каждого есть не только своя «песня», но и своя возможность не участвовать, а смотреть и слушать. Тэги разные, но подразумевающие откровенность: как относиться к предательству, работа мечты, как рассказать детям про секс, стоит ли заводить детей, кто ты такой и как ты себя называешь, смерть. Если в компании есть зрители, сразу и с удовольствием рассказывающие о себе и своем личном опыте, проблемой может стать время – как его модерировать и нужно ли? Проблемой может оказаться (так и в жизни) сама коммуникация: как разомкнуть монолог на диалог? А можно ли спорить? Или нужно всегда поддерживать другого? Вы не знакомы, а значит – есть надежда, что притормозите с грубостью, если вам не понравится высказывание соседа. В нашем случае одна зрительница встала из-за стола, услышав от соседки неполиткорректное высказывание.
Спектакль Саши Шумилина, молодого продюсера и режиссера из Перми, показывает механизм саморегуляции коммуникации – как он работает и как ломается при нашем непосредственном участии.
Как и в «Грибах», здесь тон задают молодые люди (почти все – студенты пермского медицинского вуза), и это очень важный момент, поскольку объясняет во многом способность легко и с места в карьер говорить обо всем подряд. Что было со мной в школе, как я сейчас трудоголически убиваюсь в Москве, как мучилась мама, рассказывая моему брату про предохранение – в сущности, любая тема позволяет осуществляться компанейскому френдли-скольжению и дает чувство воплотившейся утопии. Хотя бы на время спектакля все могут немножко полюбить другого и довериться ему.
В «Пока все дома» есть запрос на гармоничную коммуникацию, который ломает разве что финальный рассказ Максима Потаскуева о погибшем друге. Максим плачет, и даже если ему удается плакать каждый раз, я верю в его трагическое переживание здесь и сейчас. Гармонии тут нет и быть не может, но именно за «плохой финал» хочется благодарить, потому что не всякому доступно легкое и приятное скольжение.