Журнал ТЕАТР. – о спектакле Элмара Сенькова в Городском театре Лиепаи.
Элмар Сеньков в театре как Алиса в Стране чудес – откусил от одного пирожка, потом от другого, выпил из флакончика, рос-рос и вырос. Вырос в художника, за которым интересно наблюдать. Который умеет заполнять пространство большой сцены так, что хватает и на актеров, и на зрителей. Который умеет видеть и находить в артистах неизвестные качества, и вовлекать их в головокружительные трюки, интеллектуальные головоломки и игру в разные состояния.
За прошлый сезон в Национальном театре драмы Латвии он сделал два абсолютно разных спектакля, сначала попробовав разобраться с латышскими традиционными ценностями, а потом – с личными, семейными. “Вей, ветерок!” стал не просто спектаклем к годовщине независимости Латвии – Сеньков вместе со сценографом Моникой Пормале вместили внутрь национального театра всю свою страну, с ее природой и людьми, наследием и новым поколением, замкнули зрителей и артистов, героев и массовку в единое целое. А потом в небольшом экпериментальном зале, расположенном под главной сценой, он выстроил вместе с Рейнисом Сухановым классический мужской рай – гараж, в котором проходит жизнь нескольких мужчин, где хобби переплетаются с единственно важным делом, где женщины появляются только на другом конце телефонного разговора, музыка самодеятельная, а все окружающее – самопальное. Но зато близко к сердцу.
Весной этого года Сеньков стал лауреатом литовской национальной театральной премии за спектакль, поставленный на сцене драматического театра в Клайпеде, по пьесе “Мамаша Кураж” Бертольда Брехта. В конце ноября “Вей, ветерок!” получил награды в нескольких номинациях Латвийской национальной театральной премии “Ночь лицедеев”.
В новом сезоне Сеньков больше не работает штатным режиссером в Национальном театре, где так много сделал за последнее время. Он путешествует по разным сценам, берет на себя новые обязательства – вместе с выпускниками курса Академии культуры, которые должны были войти в театр кукол, Элмар начинает новый отсчет – создает новый театр. Пока без приюта, без постоянного места, но с разгоном во времени и перспективой стать действительно новым событием в латвийском театре (судя по выпускному спектаклю по пьесе А.Вампилова “Утиная охота”).
В середине ноября в Лиепае, в городском театре, состоялась первая премьера нового сезона на большой сцене. “Шекспир” (“Šekspīrs”), придуманный всей командой (кроме Сеньковcа: сценограф Рейнис Суханов, драматург Раса Бугавичюте-Пеце, композитор Эдгарс Макенс) – очень тонкая, серьезная, безупречная работа, где смешаны все жанры. Это безусловно – провокация, вынуждающая зрителя не отрывать глаз от происходящего и искать в памяти отсылки к своему Шекспиру: виденному, слышанному или прочитанному.
В спектакле заявлен тот самый Бард, у которого “мир – театр, и женщины, мужчины – все актеры, и каждый не одну играет роль”, который неизвестно был или не был, был женщиной или мужчиной, и вообще писал один или целой группой товарищей. В этом смысле лиепайский спектакль – абсолютное соответствие герою. Сеньков замахнулся на Шекспира, причем не просто, а лопатой – так он и изображен на флаере спектакля: стоит, испачканный в крови, с лисой, наброшенной на плечи (в крови, как будто после своей первой охоты на лис, извечной английской забавы). В общем “рыжий, рыжий, конопатый убил дедушку лопатой!” Но он и правда в процессе создания спектакля дедушку Шекспира не бил, а очень даже любил и изучал с невероятным интересом.
На постере “Шекспира” обыграно – в латышском языке пишется “Šekspīrs”, и Сеньковс зачеркивает К, зарисовывая его буквой Х, и в этом явно проглядывает секс: Šexspīrs. Секс, кровь и музыка зрителю обеспечены. Подзаголовок: «Thriller», и это тоже – отсылка к поп-культуре, и в этом вас тоже не обманут. Все будет, как и обещано.
В спектакли смешаны как в лучшем коктейле: “Отелло”, “Макбет”, “Ричард III” и приправлено “Ромео и Джульеттой”. Все роли, как и положено, играют мужчины. И только одно вышибает сразу же – Ричард Третий, этот выродок рода английского – отдан талантливой актрисе, блестящей красавице Инесе Кучинской (играла у Константина Богомолова – в “Бластере”, а потом Наталью Петровну в его же “Месяце в деревне”). Сеньков переворачивает с ног на голову театральную легенду о Саре Бернар в роли благородного принца Гамлета, и отдает приме Лиепайского театра роль кривого, хромого, горбатого, отвратительного в беспринципной жестокости Ричарда. А дальше – начинается приключение, увлекательное и невероятное.
На склоне холма в лесу, где стволы деревьев – это покачивающиеся над всей сценой органные трубы, разбит палаточный лагерь, как будто к одной палатке, оставшейся после путешествия Розенкранца и Гильдестерна в фильме Стоппарда, постепенно присоединяются и другие герои мистификатора Елизаветинского театра. Наверху холма самая высокая палатка увенчана простым англиканским крестом, и именно здесь на рассвете Ричард начинает убийственный танец смерти, забивая причудливой формы топором одного из спящих прямо в спальнике. И дальше сюжет объединит в этом полувоенном–полухипповом лагере всех шекспировских убийц, и будут они убивать друг друга, как в компьютерной игре – бродилке, не мешая при этом внутренние сюжетные линии. Героини здесь – дети цветов с веночками на головах, герои – брутальные мужики, разной степени интеллекта, и все поголовно в спортивных костюмах, потому что ЗОЖ, фитнес и имидж; кроме Отелло, который не снимает шлем и экипировку спецназовца-гвардейца: очевидно дослужился и не может расстаться.
Еще есть романтичный гитарист с длинной челкой и барабанщик в кустах – вместо рояля. Трубные раскаты органа словно нависают над лагерем. Во всем, что происходит, очень много английского – от тонкой иронии над самым святым, что есть в английской культуре – Шекспиром, до англоязычных песен, включенных в драматургический сюжет, и прямых аллюзий на английские фильмы – наверняка, “Зомби по имени Шон” был источником вдохновения тоже. Я смотрела и очень радовалась своим воспоминаниям об английском цирке – вот этот вот нарочитый показательный балаган, который умеют делать только британцы, – оказалось, что в Лиепае это тоже вполне получается, и уровень не уступает. Безупречное владение сценическим движением, пластикой, клоунадой: чета Макбетов здесь – так и напрашивается на “Пат и Паташон” (хотя эти двое и были датчанами, но пусть – тут и Гамлет подмигивает неподалеку). Пиво, которое двигает сюжет, и от которого не может отказаться ни один уважающий себя бритиш, путь это и грозит ему разжалованием или даже мучительной смертью.
Все сюжетные линии, которые врываются в одну магистральную – Ричарда III, – решены как черная комедия. Макбеты до своего трагического финала выступают практически с комическими куплетами – с первого появления, в каждом движении, в каждой фразе, в неразрывной связи друг с другом, которая и есть та самая любовь и верность семье, ради которой любое преступление – лишь копейка в копилку семейного бюджета.
Отелло и Дездемона беспрерывно шебуршатся в палатке, только Отелло изредка выползает на свет, чтобы отдать распоряжения Яго или Кассио. Дездемона же абсолютное растение, нежный цветок, способный лишь на призывный танец (и тот – исключительно кистями рук) и на сопровождающее утехи мурлыканье. Очень интересный Яго – хипстер с неизменным бокалом красного в руке и айкосом в кармане. И столкновение троих героев: интригующего хипстера Яго, прямолинейного туповатого “космонавта” Отелло и абсолютно доверчивого Кассио в шортах и бейсболке – немного напоминает расклад сил в России: как будто не поделили страну (Дездемону) народ, власть и интеллигенция. И все плохо кончили.
Уже почти в финале появляются два других героя, Ромео и Джульетта. Словно после того, как уничтожено все зло, на поляне прорастают два новых цветка. Но могут ли они выжить и вырасти на крови предшественников? И у Сенькова они тоже очень сегодняшние – мальчик, который сбегает от любви, и девочка, которая пожирает таблетки как будто для трансляции в фейсбуке, для хайпа, который становится ее смертью.
Ричард. Сердце и мотор этого «Шекспира». Его монологи – стержень спектакля, на который нанизываются другие сюжеты. Его женщины – скорее его же внутренний голос (и тут так кстати женское исполнение роли, раздвоение безумного героя). Или спор с Богом, который говорит с ним словами Анны, Маргариты и Герцогини. Все ли позволено, на все ли право имею? Будет ли наказание, эй, ты, там сверху? Стоит ли сверкающий золотом трон этой кровавой дороги? И можно ли забраться на него, забиться, осениться крестом от стоящей совсем рядом церкви – после всего, что совершил? И можно ли остановиться в потоке уничтожения, даже заполучив вожделенное? Или привычка убивать – самое сладкое хобби на свете?
Ричард у Сенькова – настоящий выродок, ублюдок, упивающийся собой и своими возможностями. Ричард похож на паучиху из страшных сказок, размахивающую длинными кривыми лапками и втягивающую в свою липкую сеть все новых и новых жертв.
Золотой трон оказывается фейком – креслом для рыбака, с наброшенной хрустящей упаковочной бумагой, такой подарочек без содержания. Но для этого Ричарда даже такой трон – “моя прелесть”, с которой невозможно расстаться ни на минуту – он не выпускает его из поля зрения, ходит, раз и навсегда втиснув в него свой зад – так, будто его горбатое увечье трансформировалось и вросло в кресло с ножками. Но когда заведенная смертельная игрушка сломалась, все жертвы кончились, игра остановилась, то в припадке отчаяния Ричард вытаптывает свою поляну, добивая все, что еще шевелится. И кому он может предложить свою корону, подделку? И где солнце в этом полуденном лесу, которого он не видит?
Куклы, которые у Сенькова не настоящие – это собранные из подручных материалов чучела, превращающиеся в полноценных сценических партнеров, которые вызывают больше сочувствия, чем живые герои. Головы их – мячи (баскетбольный, теннисный), которые после гибели скачут по сцене, перепрыгивая от одного героя к другому, их отфутболивают без сожалений. Потому что и сами герои – не совсем люди. Все как в компьютерной игре, где ты меняешь себя на аватара. Выбирая такого, какой тебе по вкусу, и который сможет выстоять подольше в битве за новый уровень.
Очень важно. В Лиепае в театре потрясающая труппа. Это не отдельные личности, это сценическое братство, связанное общим делом, дышащее театром, игрой. Никто не боится быть смешным, страшным, уродливым, кривым, неуклюжим.
Элмар Сеньков умеет делать театр большой формы, в котором не скучно. Где жалеешь, что нет двух пар глаз, чтобы не отводить их от Ричарда, и не упускать передвижений Яго.
Его театр в последние годы меняется, появилось много интересных открытий. Но самое важное в нем – сочетание актерского мастерства, легкого духа развлечения и умной режиссерской работы – остается. Появляются все новые спектакли, созданные для большой сцены, для массы зрителей, а не для небольшого круга специалистов и поклонников.
В последние годы спектаклей большой формы, которые можно назвать открытием, мало, они дороги, а государства более не хотят тратить на художников деньги, и вынуждают их брать риск за поиски нового – на себя. Рисковать в большой форме опасно, поэтому почти всюду театральному искусству остаются подвалы и малые сцены. А ведь театр невероятно прекрасен, когда ты можешь почувствовать его тотальность. Когда он накрывает тебя целиком, и не боится широких жестов, отчетливых звуков, ярких высказываний. Именно такой театр умеет делать Элмар Сеньков. Это редкость. “Шескпир” в Лиепае – настоящий традиционный театр, в котором главное игра. Он очень молодой и очень живой, дышит и упивается своей молодостью. И очень соответствует тому миру, в котором живем.