© Christophe Raynaud de Lage / Comedie Française
В парижской «Комеди Франсез» состоялись премьеры Брехта и Шекспира. Ставить спектакли позвали «варягов»: немку Катарину Тальбах и англосакса Роберта Карсена. Корреспондент ТЕАТРА. рассказывает, что вышло из их вторжения на главную сцену Парижа.
Говоря коротко, обе постановки не имеют ничего общего ни с комедией, ни с Францией. Но если «Карьера Артура Уи» Тальбах нарочито, подчеркнуто немецкая, то карсеновская «Буря» космополитична и интернациональна. Это чувствуется во всем: от трактовки персонажей до сценографии и костюмов. У Тальбах на сцене условная Германия условных 30-х годов, у Карсена – современный глобализм в действии, у Тальбах приход к власти конкретного Гитлера, у Карсена – приход к власти всех подлецов мира одновременно, у Тальбах в перспективе война и Холокост, у Карсена – возможность творчества и всепрощения.
Но не только этим отличаются премьерные постановки в Пале-Рояль. Главное, что разъединяет режиссеров-легионеров – их подход к актерской игре. Если Тальбах пытается сподвигнуть привыкших к назидательности и разыгрыванию моралите французов на брехтовское отстранение (и проигрывает в этой неравной битве), то Карсен работает с тем, что есть, и превращает театр представления в по-своему увлекательное, хотя и лишенное бурных шекспировских страстей, действие. Дебютирующая во Франции Тальбах безуспешно работает на разрыв шаблона, тогда как имеющий опыт постановок во Парижской опере и других театрах Франции Карсен берет привычные актерам схемы и ловко вписывает в свою концепцию. В результате от «Карьеры Артуро Уи» остается гнетущее ощущение подделки, а от «Бури» целостное и свежее впечатление.
Это довольно удивительно, учитывая, что вообще-то Тальбах считается одним из главных специалистов по Брехту в Германии, а то и в мире. Она выросла за кулисами «Берлинер Ансамбль» и когда умерла ее мать-актриса, за юной Катариной присматривала сама Елена Вайгель, к тому момент уже овдовевшая. Как актриса Тальбах дебютировала в «Трехгрошовой опере», а после переезда на Запад начала режиссерскую карьеру именно с постановок пьес своего кумира. Тальбах умеет работать с формой и при этом не терять содержание; пресловутое отчуждение для нее не фигура речи: она сама, будучи острохарактерной и умной исполнительницей, отлично абстрагируется и, когда надо, играет не персонаж, а образ.
Однако объяснить французским актерам, что они разыгрывают не историю Третьего рейха, а историю всех политических переворотов вообще Тальбах не смогла. Бакари Сангарэ (негр-конферансье) у нее кривляется и паясничает, вызывая своей грубостью оторопь и недовольство публики. Лоран Стокер (Артуро Уи) изо всех сил изображает мелкого самовлюбленного диктатора, наводя уныние и страх своим чисто внешним (а не глубинным психологическим) сходством с фюрером. Тьерри Анкисс (Эрнесто Рома) паясничает, а Серж Багдасарян (Мануэль Гори) нелепо резонерствует. Один только Жереми Лопес в роли Джузеппе Гобболы играет одновременно и Геббельса, и любого другого ответственного за пропаганду министра – двуличного, склизкого лицемера безо всяких принципов, но с большим запасов красивых слов.
Натуралистичная и однообразная актерская игра – не единственная беда этого спектакля. Эклектичное оформление (сценограф и художник по костюмам Эцио Тоффолутти) очевидно не додумано и не докручено. Перед нами мягкая металлическая сетка, которая должна наводить на мысль то ли о цирке (на ней постоянно подпрыгивают и спотыкаются актеры, которым, видимо, непросто передвигаться по пружинящей поверхности), то ли о застенках гестапо. Но ужасающего и одновременно комического эффекта не возникает, потому что актеры больше сражаются с декорацией, чем обыгрывают ее. То же самое и с костюмами, напоминающими то ли невнятную военную форму, то ли провинциальный маскарад. Маски и беленые лица в начале действия и вовсе сбивают с толку: непонятно то ли это театр, то ли балаган.
У Карсена, наоборот, все предельно четко. Просперо, мечась на больничной койке в пустой палате, в разговоре с дочерью вспоминает свою жизнь. Временами мы видим историю глазами Миранды, но в основном это его собственный рассказ (или кошмар). Естественно, Мишель Вюйермоз всячески выгораживает своего героя, но благодаря видеопроекции и другим приемам мы понимаем, что он не так уж он чист и безгрешен. Порядочных людей в этой «Буре» вообще не водится. За свет и доброту у Карсена отвечает ангел Ариэль (тонкая и лиричная актерская работа Кристофа Монтене), а остальные действуют по обстоятельствам. Особенно это касается даже не негодяев Антонио и Алонсо, решивших устроить небольшой путч с целью окончательного захвата власти, а Стефано и его банды.
Отвратительная троица (звероподобный Калибан – Стефан Варупенн, бомжеватый Тринкуло – Эрве Пьер и пьяница Стефано – Жером Пули) больше напоминает героев «Ожидания Годо», чем персонажей шекспировской пьесы. Они так дружно и изощренно соревнуются в том, кто окажется глупее и противнее, что в итоге все трое провоцируют гадливый шепот в зале. Но, в отличие от спектакля Тальбах, где мерзость героев не вызывала никаких эмоций, у Карсена актеры играют весело и с азартом – видно, что они попали в свою стихию, где можно изо всех сил кривляться и комиковать. А так как пьяным рыганием, скабрезными выходками и сомнительными шуточками никого из зрителей не удивишь, Карсен прибегает к крайним мерам. Спущенные штаны и голая задница (Стефано сразу после выхода на сцену приходится сходить по нужде) мгновенно выводят почтенную публику из себя, но недовольный шепот быстро сменяется хохотом, стоит незадачливому дворецкому обернуться в зал в своей нелепой растянутой майке.
В этом спектакле в лучших традициях «Комеди Франсез» нет тонких нюансов и сведена на нет лирическая линия (Фердинандо Лои Корбери на удивление деревянный и зажатый, влюбиться в такого решительно невозможно), но зато есть необходимый уровень обобщения и своя философия. Подобно тому, как он разрешает без устали комиковать шутовской троице, Карсен позволяет захватчикам в серых военных униформах быть настоящими, даже гипертрофированными злодеями, Миранде (Джорджия Скалье) – наивной дурочкой, а старику Просперо – мечтателем и фантазером. Неслучайно в финале Мишель Вюйермоз произносит впечатляющий монолог о силе искусства и воображения, и Ариэль помогает ему вновь облачиться в белоснежный больничный костюм.
На сцене при этом практически пусто, вся сценография Раду Борузеску сводится к простой белой коробке и заднику с видеопроекцией. Именно на нем мы видим волны, которые омывают пустынный остров, на него же, как на киноэкран, смотрят юные Фердинанд и Миранда, которых благословляет Юнона (Эльза Лепуавр, статная как древнеримская богиня). Реквизита в этом минималистском лаконичном спектакле тоже немного: лишь в какой-то момент на остров свергаются с небес продукты человеческой жизнедеятельности – пустые пластиковые бутылки, старое тряпье и все то, против чего борются эко-активисты. Большой серый сундук с книгами Просперо, офисные «дипломаты» захватчиков, да потертый коричневый чемоданчик Тринкуло – вот и весь нехитрый людской скарб. Все остальное пространство занимает воздух, которого тут особенно много благодаря Ариэлю (Кристоф Монтене).
Совсем еще молодой артист, поступивший в труппу театра в 2014 году, справляется со своей ролью не менее виртуозно, чем дух воздуха со своей. Практически незаметный, легко порхающий над сценой, он ловко управляет всем происходящим, о чем, похоже, не догадывается никто из присутствующих. Вытаскивая из людишек их истинные сущности, он не наслаждается их низостью и не смакует промахи, а изо всех сил пытается сделать мир лучше. Настоящий поэт, Ариэль-Монтене делает ставку на красоту и благородство, и только поэтому в итоге в скептичном и ироничном спектакле побеждают мудрость и милосердие. «Буря» действительно становится сказкой с почти счастливым концом, а Карсен при всей своей жесткости оказывается добродушным рассказчиком, верящим в целебную силу искусства. В отличие от спектакля Тальбах, где царит злоба, отчаяние и беспросветный мрак, здесь торжествуют свет и надежда, и в финале благодарный зал взрывается бурными по французским меркам аплодисментами.