© Берни Мейер / Фестиваль «Гаврош». На фото: «Оскар и тайна пропавших детей»
По следам прошедшего в Москве международного фестиваля для детей “Гаврош”, корреспондент ТЕАТРА. делится своими впечатлениями, прикинув на себя образы зрителей от 2 до 16.
В «Гавроше», который в этом году прошел уже в 12-й раз, принимали участие спектакли из разных театров Германии. У немцев отличная репутация – это разнообразный, но всегда интересный театр. Они умеют потрясать основы, разрывать шаблоны, словом, изумлять, переворачивать декорации вверх ногами и сюжеты задом наперёд. Такое представление складывается по фестивальным спектаклям – сколько в самой Германии соответствующих постановок, сказать довольно сложно. Но есть привычка, есть зрительский рефлекс – ждать от немецких актеров и режиссеров… Ну, словом, просто ждать. Так вот: ничего ждать не надо. Надо забыть всё, что вы учили в школе, всё, что вы привыкли видеть, и начать с чистого листа. Глаза пошире, сомнений поменьше, наушник с переводчиком в ухо (перевод, кстати сказать, был сделан деликатно: можно слушать русский текст и при этом вторым ухом следить за интонациями актеров).
***
Мне четыре года, посадили на мягкую подушку перед рядами зрительских мест. Я не волнуюсь из-за того, что мама сидит где-то далеко, потому что она сказала: будет сказка “Домовые” (режиссер Вернер Хеннрих, Театр o.N.). Выходит женщина в чудаковатой одежде (Ута Линднер) и рассказывает историю, которую когда-то ей поведал старый сапожник. Она раскладывает ящик и достаёт несколько маленьких, как у меня, кукол. Взрослая женщина говорит разными голосами, притворяясь, что ее здесь как бы нет. Но она есть, мы все ее видим! Всё просто и понятно, даже немножко скучно, девочка рядом почти уснула.
Мне шесть лет, мы с мамой пришли на спектакль “Снежная королева” (режиссер Кристо Шагор, Молодежный театр Дюссельдорфа). Я не знаю, что этот театр – один из самых известных немецких коллективов, играющих для юных зрителей. Я не вникаю, что раньше в здании, где он расположен, делали оружие для нацистов. Я не понимаю, что восемь молодых актеров, которые вместе выбежали на сцену из зала, играя в салочки – это вся труппа и есть. Ничего нового в этой истории для меня нет, советский мультфильм мало чем отличается от этого сюжета. Играют актеры обаятельно, превращаясь во всех по очереди персонажей прямо на глазах у нас, зрителей. Декорации скупые – высокие серые прямоугольники, в которых сделаны незаметные с первого взгляда окошки и дверки, а за ними – уютная бабушкина комната или красочный цветочный сад. Актеры увлекаются и увлекают: вот храбрая Герда уже познакомилась с вороном и молодоженами – принцем и принцессой. Принца играет мальчик, а принцессу играет другой мальчик. Это так неожиданно и запросто, что спросить “почему” не успеваешь, действие стремительно идет дальше, Герда и особожденный её любовью Кай возвращаются домой и замечают, что повзрослели.
«Очень мило, – зевнув, говорю я маме, – было здорово, когда разбойники в зал выбежали и начали Герду ловить! Тот мальчик в 12 ряду, ты видела? Он хотел ее защитить!» Пожалуй, мальчик в 12 ряду произвел на меня большее впечатление, чем спектакль.
Мне шесть, я очень люблю музыку. Мы с мамой не отрываясь смотрим и слушаем “Карнавал животных” (художник Йоахим Торбан, музыканты ensembleKONTRASTE). Русский артист читает остроумный текст, красивая музыка ведет кистью художника, который узнаваемо рисует животных всего несколькими линиями. Радость разгадывания картинок так захватывает зрителей – и больших, и маленьких – что они даже перестают снимать действо на видео и приглушают яркость на айфонах.
Мне по-прежнему шесть, но мама уже хочет, чтобы я познакомилась с творчеством Антона Павловича Чехова. Я нахожу в нашем книжном шкафу “Трех сестер”, но оказывается, что мы всего лишь идем смотреть “Каштанку” (режиссер Андреа Мария Эрл, театр Mummpitz). Актеры изображают животных, не надевая ушей и хвостов, не копируя повадки, но создавая такую музыкальную тему, что сразу понятно, кто перед тобой и какой у него характер. Сама Каштанка – хрупкая актриса в коричневом пальтишке, растерянная и ласковая. Несмотря на конфликты, все друг к другу нежны, и это ощущение тепла, преданности и уюта постепенно заполняет сцену, заглушая в зрительном зале резкие и громкие родительские одергивания. На поклонах несколько детей подбегают обнять артистов. Те улыбаются и не протестуют, а после даже остаются с ними фотографироваться на память. На мгновение мне кажется, что я уже взрослая и что происходит странное, что в российских театрах эта традиция кажется устаревшей, но нет, мне шесть лет, все нормально. Чехов – писатель преданной, беззаветной и счастливой любви.
Мне уже семь лет. Мы с мамой пришли смотреть страшилку, она называется “Оскар и тайна исчезнувших детей” (режиссер Валли Шмидт, Театр Salz+pfeffer). Картонный мальчик Оскар переносится в прошлое и расследует таинственную историю про похищение детей. Игра двух ловких актеров сопровождается таинственной музыкой, изобретательной анимацией и горящими экранами смартфонов. На минутку мне снова 27 лет, я упорно пытаюсь сосредоточится на спектакле, но то тут, то там передо мной вспыхивает маленький прямоугольник, выхватывая из тьмы ночного Нюрнберга шестнадцатого века чью-то руку с браслетами или переписку в мессенджере. Нет, мне семь, благодаря атмосфере тайны уродливые куклы-преступники кажутся жутковатыми. Конечно, Оскар и его друг Альберт Дюрер добираются до истины и добиваются справедливости, женщина в соседнем ряду уходит, волоча за собой сопротивляющегося, завороженного историей ребенка.
Мне четырнадцать лет, я иду на необычный спектакль без слов “Под водой – прощальная вечеринка” (режиссер Франк Зенле). Здешний мир создан из огрызков, обрывков, частей – ржавчина, целлофан, писчие перья превращаются в птиц, медуз и даже людей. Управляют ими два актера, немолодые мужчина и женщина (Ульрике Андерсен и Кристиан Глетцнер). Они двигаются отстраненно, как будто их здесь нет, как будто им – все равно. Мне, в мои 14, эта позиция очень нравится. Вот он мир – чудной, раздражающий, ускользающий, убаюкивающий, стучащий ложкой по тарелке, танцующей с кем-то, но не со мной, замусоренный, с неглаженными скатертями, а вот он я – как бы вне, и в то же время внутри.
***
Мне двадцать семь лет, я неплохо знаю современный немецкий театр в разных его проявлениях. На фестивале я сразу поняла, что искать “следы” Тальхаймера, Касторфа или Фритча глупо. Важнее было почувствовать другое: это театр честный, он не учит и не настаивает, он просто показывает и рассказывает, веселит и задумывается, творит красоту из ничего.
Правильно, что существует такой фестиваль – “Гаврош”, что есть и другие спектакли, лекции, мастер-классы. Это дарит надежду, что родителей, которые с телефоном на “ты”, а с ребенком на “- почему? – потому! смотри давай”, будет все меньше. Дети станут подростками, которые не стесняются ходить в театр и пробовать что-то новое в искусстве, и потом взрослыми, которые захотят сформировать собственное мнение о немецком театре.