Филипп Гуревич в Калининграде поместит Раскольникова в «мир таракашек»

На фото — сцена из спектакля «Преступление и наказание» © пресс-служба Калининградского областного драматического театра

Сегодня и завтра, 27 и 28 апреля, в Калининградском областном драматическом театре играют премьеру спектакля Филиппа Гуревича «Преступление и наказание» по одноимённому роману Достоевского.

Для Филиппа Гуревича премьера станет первой постановкой в Калининградском драматическом театре, хотя и не первой встречей с этим коллективом: в 2020 году он был одним из участников польско-российской режиссёрской лаборатории «Соседи». «Преступление и наказание» в версии Гуревича станет камерной одноактной историей. Инсценировку для спектакля написала драматург Лара Бессмертная, уже не впервые работающая с этим режиссёром, а визуальное решение создали постоянные соавторы Гуревича — художница Анна Агафонова и художник по свету Павел Бабин.

О своём сегодняшнем видении романа Достоевского и о замысле спектакля Филипп Гуревич подробно рассказал нашей редакции: «Когда мне пришло предложение от завлита Калининградского театра поставить “Преступление и наказание”, я был немножко фрустрирован и не знал, как к этому подойти. А потом стал перечитывать и зацепился за то, что первое название романа было “Пьяненькие”, — мне очень понравился этот эпитет по отношению к героям романа. И тогда я предложил Ларе Бессмертной написать инсценировку, локализовав линию семьи Мармеладовых, и придумал ход, связанный с тем, что есть два рассказчика — Лизавета и старуха. Композиционно спектакль начинается с эпилога романа: они, рассказчицы, задаются вопросом, как Раскольников очутился на каторге, что его сюда привело. Они же через характерность играют почти всех остальных персонажей, включая лошадь. Мы смотрим на историю их глазами и как бы говорим: вот, в оригинальном произведении было так, — даём ему шанс в начале и в конце. Но я сегодня не верю, что тот, кто поступает, как Раскольников, пойдёт на каторгу — скорее он спрыгнет с моста: “Так не доставайся же ты никому”.

Мне кажется, что Раскольников — тот, кто хочет показать всему человечеству: “Вы живёте в дерьме”. И сообразно своему образу мыслей он придумывает себе врага. А так как в нашем решении он всего лишь щегол, который не дочитал “Так говорил Заратустра”, в его мире старуха — Гитлер: если я её убью, то восстановлю “кислотно-щелочной баланс” — в обществе, в мире и, прежде всего, в себе. Его конфликт — желание “явить чудо возмездия”, потому что нельзя жалеть, терпеть, проявлять милосердие. Вы тараканы, а я — Раскольников, я избранник. И трагедия в том, что он не может признаться себе, что сам таракан. Когда он проявляет милосердие, то до раздражения не может себе этого простить. И впадает в буквальную истерику от того, что и мир оказался больше, и он сам не справился с тем гамбургским счётом, который ему предъявил.

У Достоевского удивительный чёрный юмор. Он одновременно жалеет и любит своих персонажей, проявляет милосердие — и через три страницы их уничтожает, окунает в ров с нечистотами. На этих качелях интересно стоить спектакль: ты с героем — и вот ты его уже ненавидишь. Получается жестоко, но смешно, даже очень… и с нотками милосердия. Мы придумали каждому герою, кроме Раскольникова, характерность — это их способ коммуникации с внешним миром. Но когда у них “проскакивают” самые главные мысли, они сбрасывают маски. И по мере того, как Раскольников с ними говорит, их характерность сходит на нет, они становятся живыми людьми, а не фриками, как ему казалось. А визуально нам хотелось сделать “мир таракашек”. Когда плиту, на которой все готовят где-нибудь в общаге, отодвигаешь, там пыль, гарь, сало — и вот в таком мире живут герои Достоевского. По крайней мере, так их воспринимает Раскольников. Мы придумали трапециевидный павильон без крышки, который обит таким дерматином, как двери квартир, — порезанным, затёртым. Сплошные стены-двери, ограничивающие локализованный мир мягкого куба в психушке, и коричневый ковролин: всё в цветах хитинового панциря таракана. Оттуда нельзя выйти, можно только там родиться и умереть. А герои Достоевского, как и все мы, ждут, что кто-то придёт сверху и выпустит на волю…

Мы как авторы спектакля жестоки по отношению к Раскольникову, я лично в данный момент гораздо безжалостнее отношусь к таким людям, которые решают, кто что должен делать, как про кого кто должен говорить, как мы должны ходить строем… Хочется поставить диагноз. Хотя, конечно, ненавидя Раскольникова, я ему и сопереживаю — хочется отхлестать его по щекам, чтобы опомнился. И сон про лошадь у нас становится эпилогом, способом понять, “откуда ноги растут”. Отстегать лошадь — это очень страшно. И очень манко “вмазать” Миколке за очевидное зло. Но полетев на него с кулаками, ты Миколке и уподобляешься. Потому что мы все состоим из этого, “мы” — не какие-то другие, а, может быть, даже хуже».

В спектакле заняты артисты Максим Кудрявцев (Родион Раскольников), Татьяна Рогачёва (Старуха), Юлия Докторова (Лизавета), Владимир Архипов (Семён Захарович Мармеладов), Любовь Орлова (Соня Мармеладова), Ярослава Бурлакова (Катерина Ивановна) и Василий Швечков (Порфирий Петрович).

На фото — сцены из спектакля «Преступление и наказание» © пресс-служба Калининградского областного драматического театра

Комментарии
Предыдущая статья
Александр Збруев сыграет в премьере Богомолова в Театре на Бронной 27.04.2024
Следующая статья
Серебренников, Малкович и Вырыпаев выступят на театральном фестивале на Кипре 27.04.2024
материалы по теме
Новости
Шахмардан и Дурненков создают в Финляндии «Предзнаменования»
23 ноября на Малой сцене Городского театра Лаппеенранты (Финляндия) пройдёт премьера спектакля Камрана Шахмардана по тексту Михаила Дурненкова «Предзнаменования» («Ennusmerkkejä»). Постановка — совместный проект Городского театра и возглавляемого Шахмарданом Black & White Theater. 
Новости
Fulcro и актриса Марина Шойф выпускают в Израиле автофикшн о саморазрушении
Сегодня и завтра, 20 и 21 ноября, в центре Сюзанн Деляль в Тель-Авиве театр Fulcro играет премьеру спектакля Даши Шаминой «No Name» по пьесе Ксюши Ярош. Это моноспектакль израильской звезды Марины Шойф, чья личная история и легла в основу постановки.