Вслед за «Мещанами» Горького, которых недавно вывела на сцену «Дойчес театер» молодой режиссер Йетте Штекель, крестьяне Толстого погрузили жителей Берлина в атмосферу русского экзорцизма. Он представлен в «Шаубюне» с истино трагическим размахом: руки детоубийц утопают в крови, а яркие костюмы Катрин Леа Таг в оперделенный момент искажают их лица тюлевыми масками. Никита в исполнении Кристофа Гавенда предстает в спектакле по-современному бездуховным гедонистом, не лишенным, однако, трагического чувства вины.
Пространство, созданное постоянным соавтором Тальхаймера художником Олафом Альтманом, заставляет вспомнить их совместную работу трехлетней давности — спектакль «Крысы» по Гауптману. Удушливая и грязная действительность вновь физически давит на персонажей. Действие разворачивается в тесной коробке, расположенной высоко над зрительным залом (немецкие критики прозвали ее «террариум»). Над кроватью этой комнаты-гроба висит крест, а в обе стороны от нее отходят узкие рукава-корридоры, в которых невозможно выпрямиться в полный рост.
Известный изящными сокращениями многословных хрестоматийных текстов режиссер (его знаменитая, приезжавшая в Москву на фестиваль NET «Эмилия Галотти» шла всего час с четвертью) и Толстого уместил в 90 минут сценического времени, сохранив при этом некоторую назидательность первоисточника. При всем желании зрители не смогут уйти от мысли, что жажда денег и власти — грех, и коли коготок увяз в грехе, то и всей птичке пропасть. Автор инсценировки позволяет себе единственную комическую вольность, поразившую рецензентов. В ответ на вопрос отца о том, откуда Никита берет свои грязные деньги, тот конкретизирует зло, описывая функционирование банковской системы с ее сберегательными считами и процентными ставками.
И. Ф. Анненский писал, что во «Власти тьмы» нет музыки. У Тальхаймера есть: композитор Берт Фреде сгущает текст пьесы роковыми раскатами органа и меланхоличными разреженными гитарными рифами.
По материалам nachkritik.de