10.10.2011, Российская газета
Елена Юринская
Арии на «Платформе»
«Платформа», соединяющая в себе театр, современный танец, музыку и медиа, стартовала проектом «Arias (Арии)».
Автор идеи «Платформы» и куратор одного из направлений, а именно — театрального, Кирилл Серебренников предложил своим коллегам объединить силы разных видов искусств на единой платформе современности. Проект, поддержанный Министерством культуры, рассчитан на пять лет и является, по сути, экспериментальной площадкой Кирилла Серебренникова и возглавляемой им «Седьмой студии» МХТ, на которой он будет осваивать новое для российского театра понятие «постдраматический».
<…>
«Arias (Арии)» заявлены как визитная карточка всего проекта в целом, сделанная людьми, которые и будут строить «Платформу». 12 постановщиков — режиссеры драматического театра, хореографы и художники — превратили 12 арий от Перселла и Шуберта до Джона Кейджа в современные инсталляции. <…>
11.10.2011, OpenSpace.Ru
[Без подписи]
[преамбула перед видеоотрывками из всех перфомансов]
«Платформа» на «Винзаводе», о которой так много говорил Кирилл Серебренников, наконец открылась. Перформанс «Арии» дает почти исчерпывающее пред-ставление о том, что именно она будет собой представлять. Первое, что хочется сказать: это зрелище в корне противоречит самому жанру феодально-нуворишеских концертов-капустников, которыми у нас отчего-то принято открывать театры и прочие учреждения культуры. «Арии» — представление, которое можно показывать и само по себе, без всяких торжественных поводов. Оно предполагает наличие в зале вдумчивых зрителей и слушателей. <…> Двенадцать миниатюр (плюс эпилог — ария графини из «Пиковой дамы» в постановке самого Серебренникова) неравноценны по художественным достоинствам и сделаны в очень разных манерах. Но их цементирует одна важная идея: современное искусство — это единое пространство, в котором демаркационные линии (вот тут танец, тут опера, тут академическая музыка, а тут драмтеатр) уже давно очень условны. Вера в священность этих границ есть наглядный признак зашоренности. На этом поле могут расцветать все цветы, а увлечение современным искусством вовсе не предполагает равнодушия к классическому наследию. Недаром едва ли не самым впечатляющим участником перформанса стал Московский ансамбль современной музыки (дирижер Максим Емельянычев), с равным изяществом игравший и Франца Шуберта, и Джона Кейджа.
11.10.2011, Ведомости
Петр Поспелов
Спектакль «Арии» открыл долгосрочный музыкально-театральный проект «Платформа»
<…>Если спектакль «Арии» нужно расценивать как визитную карточку всей «Платформы», то стоит признать: тот тип искусства, который уже много десятилетий называется современным или актуальным, который обращен к продвинутой аудитории и покоится обыкновенно на энтузиазме создателей, ныне получает серьезную государственную поддержку, в чем видна заслуга главного идеолога «Платформы» Кирилла Серебренникова.
Конечно, масштабы «Арий» на Винзаводе не те, что в «Золотом петушке», который Серебренников поставил в Большом театре. Но все же — несколько театральных и танцевальных трупп, семь певцов (в их числе аутентичная авангардистка Наталия Пшеничникова), Московский ансамбль современной музыки, немалый набор реквизита, видеотехника и театр лилипутов в придачу. Жанр обозначается как «концерт-календарь», Серебренников красиво читает Маршака и представляет номера. Каждый номер — инсценировка оперной арии, как в киноальманахе «Ария» 1987 г., или песни. Диапазон стилей — от Генделя и Перселла до Кейджа и современных авангардистов. <…>
Дирижирует молодой Максим Емельянычев — счастливый союз профессионализма и обаяния.
Постановку арий доверили в основном не театральным режиссерам, а все больше современным художникам и хореографам из области contemporary dance, не испорченным вульгарностью современного театра. Их минус в том, что они не мыслят развитием: миниатюры концептуально одноплановы и статичны — как начинаются, так и заканчиваются. <…> никакого конфликта между классикой и современностью не случилось — ровно наоборот. Братской могилы авторов тоже. Целое получилось больше суммы частей. Видеоконферанс шел из уст бомжей, снятых на Курском вокзале. А на другом полюсе — Большой театр. Между ними вертикаль. Только положенная набок и ставшая горизонталью.
10.10.2011, Независимая газета
Марина Гайкович
Вслушаться, чтобы понять
<…> Режиссеры и хореографы представили мини-спектакли. 12 арий с эпилогом составили культурный календарь, каждому номеру соответствовал месяц. В качестве конферансье записали на видео обитателей Курского вокзала. В паузах Серебренников томным голосом читал стихотворения Маршака (словно специально для Всеволода Чаплина).
Целое складывалось непросто — слишком неоднородны по содержанию и качеству исполнения были составляющие. Константин Шушаков так выразительно исполнил «Лесного царя» Шуберта (постановка Гали Солодовниковой), что строчки перевода и антураж — старик с трясущимися руками и проводами капельниц — не добавили этому исполнению ровным счетом ничего. К тому же старик с последними нотами падал замертво, а это вообще банальность. <…>
Но были в череде номеров и две находки. Француз Давид Бобе придумал сцену, отразившую высокий градус внутренней чувствительности музыки Перселла, казалось бы, сжатую консервативной «рамочной» формой (вариации на неизменный бас). Практически содомическая сцена (все со всеми, в разных позах, но очень медленно и очень красиво) благодаря мягкому свету двух прожекторов, которые вдруг высвечивали ту или иную пару, превратилась в гимн одиночеству, о чем, собственно, и поет героиня оперы «Королева фей» (в финале она, наблюдающая оргию со стороны, остается на постели одна). Это пример погружения и точного попадания в материал. Другой номер — ария Фарлафа из «Руслана и Людмилы» в постановке Владимира Панкова и в исполнении студии Soundrama. Это пример лаборатории современного искусства, пример настоящей работы с материалом, когда цель — не просто осмыслить предлагаемый материал (в данном случае — арию, когда твоя работа, в общем, не отличается от режиссера в оперном театре), но сделать его предметом исследования современного искусства (чему и посвящена будущая деятельность «Платформы»). Итак, виртуозную арию Фарлафа, которую Глинка написал для самого непоротливого голоса — баса, Панков представил в виде звенящей рождественской песенки (и месяц был — декабрь), которая в процессе трансформировалась в скандирование и истошные крики. Что-то (вроде животного храпа) было, конечно, лишним, но в целом — да, этот номер сложился. Того же пожелаем и «Платформе».
11.10.2011, Московские новости
Анна Гордеева
Маршак и опера
«Триста стульев, водруженных на только что сделанный помост, легкие перегородки, отделяющие «зал» от «фойе» и «закулисья» — «Платформа», новый проект Кирилла Серебренникова, обосновалась в выставочном зале ЦСИ «Винзавод» (Цех белого). <…> Первым спектаклем в рамках новенького проекта стал «концерт-календарь» «Арии».
«Концерт» — потому, что спектакль действительно составлен из двенадцати арий, исполненных несколькими артистами (в том числе специализирующейся по современной музыке Натальей Пшеничниковой и солистом «Геликон-оперы» Александром Киселевым). Каждая из этих арий стала поводом для маленького спектакля, поставленного одним из деятелей «Платформы» (экспериментировали и художники, и хореографы, а не только режиссеры). <…>
Постановщики продемонстрировали принципиально различный подход к выбранной ими музыке. Порой достаточно прямолинейный: художник Дмитрий Врубель (прославившийся когда-то изображением поцелуя Брежнева и Хонеккера на Берлинской стене) предложил Александру Киселеву в роли Бориса Годунова встать у классической трибуны докладчика. «Достиг я высшей власти; шестой уж год я царствую спокойно», — раздалось со сцены, и студенческий зал взорвался хохотом и аплодисментами. Порой — рискованный, но очень точный: французский режиссер Давид Бобе на музыку Генделя (O let me weep выводила нежным голосом Лилия Гайсина) сделал долгую сцену молодежной групповухи, в которой парни в основном предпочитали парней. Но замедленные движения актеров (представленных как «Студия 7»), осторожный свет и точная режиссура (почти прозрачная героиня, что поет об одиночестве, бесконечно одна среди пар и трио) удивительно передают волшебство и чувственность музыки великого англичанина. Из очевидных удач еще стоит отметить Ich bin der Welt gekommen Малера в постановке Ирины Кориной: сопрано Медея Ясониди преобразилась в тетку, торгующую на улице цветами. Стеклянные ящики с ведрами внутри, освещаемые чахлыми лампочками, синий фартук, привычный платок на голове — и монолог-мечта, песня-декларация «я не здесь», «у меня есть свой мир». Работает очень сильно.
Очевидные неудачи тоже были — немецкий режиссер Николас Штеманн решил выдвинуть претензии к классическому искусству и использовал для этого арию Тоски. Статная героиня в мехах (эта роль также досталась Медее Ясониди) вопрошает Бога, за что он отвернулся от нее, а ее прерывают выкриками молодые люди в противорадиационных, вероятно, костюмах. Нам сообщают, что на дворе 2023 год, озоновый слой исчез, Земля погибает, и выясняется, что виноваты в этом те, кто хотел, чтобы в искусстве присутствовала красота. А артисты студии Soundrama в постановке Владимира Панкова под арию Фарлафа из оперы «Руслан и Людмила» тряслись на стульях под выкрики припадочного лидера — то ли какое-то политическое собрание, то ли тренинг сетевых продавцов. И в том и в другом случае раздражало насилие над музыкой (в случае с Soundrama актеры еще и сами пели — если это можно назвать пением). Собственно, стремление порвать музыкальный текст говорит только о бессилии постановщика перед ним. <…>
14.10.2011, ria.ru
Ольга Галахова
«Платформа» началась с концерта
Одни участники проекта точно отозвались на задачу Кирилла Серебренникова и кураторов проекта и попробовали предложить именно новое качество синтеза. На мой вкус, с наибольшей убедительностью это получилось у Такетеру Кудо (Япония) в отрывке Aria Джона Кейджа <…>
Японец Такетеру Кудо нашел сценический стиль, адекватный музыке Кейджа. Музыкой этой, как говорил сам композитор, управляет случайность, а синкопирующие звуки выскакивают из музыкальных инструментов подобно черту из табакерки. Своеобычный голос Натальи Пшеничниковой взаимодействовал с причудливым танцем Такетеру, который словно перевоплотился в скачущие ноты Кейджа. Этот диалог голоса и хореографии мог бы в перспективе дать богатые результаты.
Как, впрочем, и постановка Алексея Шульгина, взявшего для своего эксперимента «Страсти по Матфею». Здесь музыкант предлагает новый способ диалога в предельно аскетичной сценической форме: редкий голос Полины Шамаевой (альт) взаимодействует с компьютерным баритоном. Когда вступает искусственный голос, то кажется, будто земля разверзлась, что заговорил сам Харон.
Ксения Петренко в постановке арии Альмирены (голос — Лилия Гайсина) сосредоточила свои усилия на взаимодействии видео и собственно театра. Молодой режиссер Кирилл Вытоптов удачно выступил художником по костюмам. Во всю ширину сцены дана видеопроекция супермаркета. По кромке экрана плавно движутся люди. Кажется, еще чуть-чуть — и они сойдут с экрана на подиум. На самой же сцене дамы, одетые в стиле 1950-х годов, гимнастически перемещаются с пустыми тележками. Этот транс, супермаркетовское забвение прерывается появлением идеала, полного боттичеллиевской красоты — Лилии Гайсиной, феи из той эпохи, когда еще не знали о гигантских фабриках по продаже еды.
Блестящий отрывок показал Андрей Бартенев. Практически это готовый спектакль. Визуальная изобретательность Бартенева феноменальна потому, что помимо удивительной фантазии есть еще и соответствие его щедрой выдумки стилю Стравинского. Из белого картона в кубистической манере Натана Альтмана вырезаны два силуэта, мужской и женский, с дырками вместо лиц, в которые вставятся две мордочки — одна разрисованная красным, другая набеленная, но с красными ладошками. Эти ладошки то и дело будут алеть на вставленном в картон личике. Лилия Гайсина и Полина Шамаева разыграют лубочный дуэт, взрываемый музыкой Стравинского. Финальным аккордом станет визуальный эффект Бартенева: проекция портрета Стравинского, написанного Альтманом, на белый картон. Портрет, поданный таким образом, кажется как бы дважды кубистическим и живет своей сценической жизнью. <…>
05.07.2011, Московский комсомолец
Ян Смирницкий
Нот наплакал
<…> До недавнего времени на всю страну было три ансамбля новой музыки. Заказов не дают — просто нет таких институций. Все фестивали существуют в абсолютном безденежье под угрозой срыва. Но нельзя же транслировать локальную ситуацию на вид искусства в целом. Сдвиги наметились: проект «Платформа» на «Винзаводе» с активным участием новой музыки (для проекта заказано порядка 10 новых сочинений), проект Центра современной музыки «Россия глазами европейцев, Европа глазами россиян» — 18 заказанных сочинений. <…>