ТЕАТР. разбирается, что такое комьюнити-театр, чем он отличается от других партиципаторных практик и почему он нужен нам прямо сейчас.
1. Новые левые[1] и практики солидарности
Как правило, с понятием «левые идеи» ассоциируются лозунг «свобода, равенство и братство», критика капитализма, борьба за равный доступ к медицине, образованию и культуре. Вопросы равного доступа к ресурсам особенно обострились в период пандемии, неравенство стало еще более очевидным.
На встрече, организованной фестивалем «Точка доступа», теоретик перформанса и режиссер Ричард Шехнер[2] сказал, что «болезнь проводит социальную селекцию, и больше всего пострадавших от COVID-19 среди бедного и непривилегированного населения». В России под социальную селекцию попали в первую очередь люди, работающие проектно, без постоянного дохода, без социальных гарантий. А в том числе и врачи из‑за нехватки СИЗ. В мае 2020 года БДТ и журнал ТЕАТР. выступили инициаторами марафона-эстафеты #помогиврачам, в ходе которой артисты театров читали документальные тексты, написанные медицинскими работниками. Театры, включавшиеся в марафон, сами выбирали конкретные больницы, куда пойдут собранные средства. Всего в акции солидарности приняли участие 26 российских театров, им удалось собрать 16 570 862 руб. для поддержки 19 больниц по всей России.
Но в то же время, когда на встречах по культурной демократии произносятся слова «разнообразие», «доступность», «солидарность», часто кажется, что все это очередной информационный пузырь — дальше произнесения либеральных мантр дело не идет.
Опираясь на левые идеи, комьюнити-театр позволяет не ограничиваться только словами — достигать конкретных изменений через проекты с социально уязвленными группами и развивать гражданское общество, которое в России пока еще в зачатке.
2. Что такое комьюнити-театр
Понятие «комьюнити-театр» — новое для театрального мира России. У нас уже прижилось и вошло в лексику критиков понятие «социальный театр», хотя оно до сих пор признается отнюдь не всеми театральными деятелями. Ричард Шехнер и Джеймс Томпсон в статье Why «Social Theatre»?[3] определяют комьюнити-театр как одну из разновидностей социального театра, этот термин используется наряду с понятиями «прикладная драма» (applied theatre, Великобритания и Австралия), «театр для развития» (theatre for development, центральная Азия, Африка), «популярный театр» (popular theatre, Канада). Так как в современном искусстве границы размыты, один и тот же проект можно позиционировать по‑разному. Его можно рассматривать, например, в парадигме комьюнити-арта, документального театра и инклюзивного театра одновременно. Хотя важно отметить, что не любой проект социального театра можно назвать комьюнити-театром.
Разбираясь, что такое комьюнити-театр, нужно для начала определиться с термином «комьюнити», или «сообщество». В перформативных исследованиях под сообществом понимают группу людей, обладающих общими интересами, определяемыми местом, традициями, намерениями [4].
Корни комьюнити-театра разнородны и вырастают из истории каждой из стран, где он появляется, поэтому единственного определения этого явления не существует. Более того, способ работы с сообществами зависит не только от контекста, но и от личности режиссера, его понимания социальных и художественных процессов, а также принципов, по которым строится взаимодействие с непрофессиональными участниками.
Ключевой критерий, по которому проект может рассматриваться как комьюнити-театр, — направленная на взаимодействие работа с сообществом, результатом которой будет спектакль, влияющий на жизнь этого сообщества.
Комьюнити-театр стремится установить связь между художественными практиками и теориями из других областей знаний: от урбанизма до охраны окружающей среды, от экспериментального образования до партиципаторного проектирования. К примеру, спектакли в школах опираются на педагогику, театр в тюрьме использует различные модели криминологии и методики реабилитации.
Участниками проектов комьюнити-театра чаще всего становятся именно люди из социально уязвимых слоев. Проекты часто возникают в местах и в обстоятельствах, не характерных для традиционного искусства: от тюрем, детских домов, больниц, лагерей беженцев до домов престарелых, где люди из не-художников превращаются в художников и из не-перформеров становятся перформерами.
Заметим, что в России представителями социально уязвимых сообществ может считаться практически все население страны[5]. С одной стороны, это те, кто ущемлен в своих экономических правах, чье здоровье и жизнь подвергаются опасности, у кого нет доступа к культуре и образованию: бездомные, заключенные, жители заброшенных деревень, люди, находящиеся в ПНИ. С другой стороны, социально уязвлены те, кто подвержен цензуре, кому недоступна свобода собраний, чья свобода слова и другие политические права ограничены: пенсионеры, учителя, врачи, театральные деятели, представители LGBTQA+ сообществ, феминистки (в нашей стране феминисток часто воспринимают как угнетателей, а не угнетенных, но в качестве обратного примера стоит вспомнить хотя бы дело Юлии Цветковой) и многие другие.
Природу комьюнити-арта, в том числе комьюнити-театра, британский исследователь Франсуа Матарассо[6] определяет как разницу культурной демократии (cultural democracy) и культурной демократизации (cultural democratization). Эти понятия он объясняет через отличие партиципаторного искусства от комьюнити-арта, описанное в следующей схеме.
В партиципаторном спектакле зритель допускается к участию, но в уже придуманной режиссером структуре и концепции. В комьюнити-театре представители конкретного сообщества приглашаются к встрече и объединению с режиссером с целью создать что‑то новое. Стоит отметить, что режиссер тут скорее выступает не как творец, а как фасилитатор — человек, направляющий и облегчающий ход групповой работы.
3. With/ By /For community
В англоязычной литературе часто можно встретить такие разновидности работы с сообществами: art with community («искусство с сообществом»), art for community («искусство для сообщества») и art by community («искусство, созданное самим сообществом»).
Театр с сообществом предполагает работу, построенную по принципу сотрудничества между профессиональными и непрофессиональными артистами. Примером таких проектов в российском театральном поле могут выступать спектакли Бориса Павловича «Разговоры» и «Язык птиц» при участии людей с расстройством аутистического спектра, спектакль «Я Басё» Яны Туминой, где играют дети с синдромом Дауна, спектакль «НеПрикасаемые» Михаила Патласова с участием бездомных, спектакль «Точка» Ларисы Афанасьевой и Упсала-цирка при участии театрального проекта «Вместе» с подростками из школы закрытого типа, спектакль «Комплекс Электры» Леды Гариной с участием женщин, в детстве переживших насилие.
Театр для сообщества — это работа, с одной стороны, направленная на развитие аудитории, которая в том числе решает маркетинговые задачи. С другой стороны, этот подход связан с принципом демократизации культуры и доступности искусства для людей из групп социального риска. В таком случае сообщество является не участником, а зрителем, наблюдателем, либо участие проявляется только на уровне обсуждения увиденного. Примером такого подхода может быть выезд профессиональной труппы со спектаклем в детский дом, колонию или любое другое место, где находятся люди, обычно не посещающие театр. После спектакля может состояться разговор артистов и представителей сообщества, имеющий образовательную и просветительскую функцию. К примеру, в 2019 году молодежный театральный центр «Космос» показал постановку «Принцесса на горошине» в Тюменском доме ребенка. Во время карантина из‑за COVID-19 в День защиты детей команда Упсала-цирка вместе с фондом «Перспективы» (фонд, уже много лет помогающий детям и взрослым с неврологическими заболеваниями, психическими расстройствами и множественными нарушениями в развитии) и МЧС Санкт-Петербурга ездила в Пушкин и Павловск — показывать детям из ПНИ концертную программу при участии профессиональной труппы цирка. Артисты цирка поднялись на кране пожарной машины и показали перформанс — его можно было смотреть прямо из окон ПНИ.
Больничные клоуны (артисты, которые приходят к тяжелобольным детям) также яркий пример театра для сообщества.
Театр, созданный непосредственно сообществом (комьюнити-арт), — практики, направленные на предоставление группе людей возможности рассказывать свою историю, развивать творческий потенциал, решать социальные проблемы, выражать свою идентичность и непосредственно участвовать в развитии культуры. Примером такого типа проектов может служить спектакль «Цель визита. Zwischenraum» — международный проект, созданный в 2017 году в рамках социально-культурной программы Александринского театра «Здесь и сейчас».
Его участниками стали подростки из России и Германии, всех их объединял опыт миграции и связанный с ней комплекс проблем социальной адаптации — языковой, культурной, религиозной. Более полугода они занимались театральным тренингом под руководством режиссеров Михаила Патласова и Анны Юнышевой вместе с группой кураторов — студентов РГИСИ (мастерские Праудина и Тростянецкого). Встречи-репетиции проводились параллельно в Санкт-Петербурге и во Франкфурте-на-Майне: участники создавали документальный текст, который стал сюжетной основой спектакля.
Русская часть «Цели визита» носила характер партиципаторного проекта: куратор Михаил Патласов сам отобрал сцены и истории, которые вошли в спектакль. Немецкая, созданная при участии режиссера Анны Юнышевой, больше подходит под критерии комьюнити-арта. Сама Юнышева также считает[7] Zwischenraum примером комьюнити-театра. Ее часть проекта была создана на базе школы для мигрантов и театра во Франкфурте-на-Майне. Юнышева занималась театральными тренингами с ребятами на протяжении года.
По завершении проекта участники говорили, что он повлиял на их статус в обществе, а также отмечали терапевтический эффект, возникший при проговаривании травматического опыта («освободилось место для новых историй»). В 2020 году участник сирийского происхождения открыл во Франкфурте некоммерческую организацию, которая помогает несовершеннолетним беженцам, оказавшимся в Германии без родителей. Участники Zwischenraum до сих пор встречаются, занимаются тренингами, обсуждают возможности развития этого проекта. Юнышева считает, что русская часть не смогла развиваться по принципам комьюнити-арта — как долгосрочная работа с группой подростков-мигрантов — в связи с отсутствием финансирования со стороны государства. Так как «работая в таких проектах, специалисты должны быть обеспечены, а не беспокоиться о том, на что им жить».
4. Проблемы и перспективы комьюнити-театра в России
В Восточной Европе, пережившей опыт коммунистических режимов, понятие комьюнити-арта сейчас носит скорее негативный оттенок — воспринимается как что‑то, связанное с коллективизмом, навязанное сверху. Примером такого типа театра, участие в котором не всегда или не для всех добровольно, может служить полит-арт, который развивался в России в послереволюционный период. Партийные активисты использовали театр как метод влияния на народные массы: переплетение политики, экспериментов и популярных развлечений позволяло донести идеологию партии до населения, визуализируя ее идеи.
Cегодня нельзя сказать, что комьюнити-арт существует в СНГ как движение. Спорадически появляются проекты, которые могут быть к нему отнесены по некоторым параметрам.
Можно считать, что движение комьюнити-театра в России начало формироваться в 2010 году, когда Елена Гремина создала «Театр плюс общество»[8]. Так впервые появилась программа (а не отдельные проекты), которая в долгосрочной перспективе планировала работать с людьми, исключенными из общественной жизни: заключенными, трудными подростками, пожилыми людьми, людьми с ограниченными возможностями. К примеру, в Костроме «Диалог данс» занимался современным танцем с неслышащими подростками. Liquid Theatre вел терапевтический курс в наркодиспансере, челябинский театр «Манекен» работал с подростками из дальних сел, которые никогда не бывали в театре. Театр.doc учил писать пьесы по технологии Class-act несовершеннолетних заключенных в Можайской колонии.
К сожалению, в 2012 году Министерство культуры передало управление программой «Театр плюс общество» компании, которая перестала создавать проекты, построенные по принципам комьюнити-арта. Впоследствии программа была сведена к показам целевых спектаклей профессиональных театров в детских домах и интернатах.
Тем не менее, сейчас в России существуют художники и коллективы, практикующие такие виды комьюнити-арта, как театр в тюрьме, форум-театр и плейбек-театр.
Театр в тюрьме — вид комьюнити-театра, в котором режиссер и творческая команда работают над созданием спектаклей совместно с заключенными. К сожалению, сегодня в России нет долгосрочных программ, которые поддерживали бы развитие театра в тюрьме. Зачастую существующая практика строится на личных договоренностях инициативной группы с конкретной колонией, сопряженных со множеством бюрократических итераций и согласованием каждого шага. Причина, по которой практиков комьюнити-театра (режиссеров, художников, хореографов) допускают в колонию, — желание начальства отчитаться о проделанной работе и количестве прошедших культурных мероприятий. Примером такого вида комьюнити-театра можно считать «Тюремный театр», созданный Марией Зелинской, Юрием Муравицким и Вячеславом Дурненковым в 2013 году в программе «Арт-амнистия», направленной на реабилитацию заключенных через раскрытие их творческого потенциала. В этом проекте заключенные участвовали во всех этапах создания спектакля: от написания серии пьес до исполнения придуманных ими же персонажей. Кто‑то из участников пробовал себя в качестве композитора, сценографа, художника по костюмам. Также комьюнити-театром в тюрьме занималась режиссер Карина Пронина, работавшая с заключенными колонии строгого режима в поселке Бозой Иркутской области. Пронина описывает эту свою работу как командную: на основе текстов, придуманных участницами, был создан сценарий, который и определил тему будущего спектакля. В Новосибирской области Сергей Дроздов работал с женщинами-заключенными колонии № 9 над проектом, который изначально позиционировался как обычный конкурс красоты. В ходе репетиций творческой части конкурса Дроздов разговаривал с заключенными, фиксируя беседы на диктофон. Позже эти записи легли в основу документального спектакля «Зона красоты», вошедшего в репертуар профессионального театра «Понедельник выходной». Подобные проекты работают в качестве арт-терапии, способствуя адаптации заключенных в обществе.
Отдельное направление комьюнити-театра — плейбек-театр. Почему его относят к комьюнити-арту? На первый взгляд, в нем нет вовлечения сообщества в творческую деятельность. Но плейбек-перформансы часто играют в каких‑то специальных местах (домах престарелых, больницах, детских домах), что позволяет работать с конкретным сообществом, а не случайно собравшимися зрителями. Этот метод используется в работе со школьными сообществами для преодоления таких проблем, как буллинг. Одним из примеров стала работа плейбек-театра «Новый Jazz», в котором актеры и зрители обсуждали историю девочки, ежедневно подвергавшейся травле со стороны одноклассников. «Новый Jazz» сотрудничает с благотворительными фондами — например, они организовали показ для мам паллиативных детей детского хосписа «Дом с маяком».
Плейбек-перформансы помогают также пережить и трансформировать травмы людей, полученные от событий, произошедших не с ними, но затрагивающие их. К примеру, театр «Новый Jazz» играл спектакли на тему теракта в петербургском метро, помогал жителям Кемерово пережить ситуацию с пожаром в ТРЦ «Зимняя вишня», размышлял над протестами после выборов в Мосгордуму в 2019‑м, рассматривая эту тему с разных сторон и с позиций людей разных поколений[9].
Тем, кто планирует заниматься комьюнити-театром в России, необходимо учитывать некоторые сложности, с которыми им придется столкнуться. Во-первых, трудности с получением финансирования. В нашей стране существует не так много фондов, поддерживающих подобные проекты: фонд Тимченко, фонд Михаила Прохорова, отчасти — Союз театральных деятелей. Если комьюнити-арт-проект создается при какой‑то государственной институции, то финансирование может идти по остаточному принципу.
Должно пройти время, чтобы комьюнити-театр в России перестали воспринимать как самодеятельность. Этот тип театра нуждается в легитимации на государственном уровне, в рассмотрении проектов экспертами с точки зрения их художественной ценности, а не только социальной значимости и вклада в развитие сообщества.
Одним из механизмов легитимации могло бы служить включение спектаклей комьюнити-театра в программы фестивалей. К примеру, в Роттердаме с 2001 года существует международный фестиваль комьюнити-арта ICAF. Помимо спектаклей, программа фестиваля включает концерты, показы кинофильмов, цирковые представления и выставки. Это позволяет ICAF работать с новой аудиторией, увеличивать количество рабочих мест, повышать социальную вовлеченность и сплоченность сообществ. Опыт Роттердамского фестиваля доказывает, что комьюнити-театр интересен широкому зрителю. Такие российские театральные фестивали, как «Золотая маска», NET, «Территория», «Точка доступа», «Платоновский фестиваль искусств» и другие, могут сделать параллельную программу, посвященную комьюнити-театру, приглашать художников в резиденции и работать с различными сообществами в регионах, показывая на фестивале результат такого сотрудничества.
5. Что нужно делать прямо сейчас
Развивать комьюнити-театр в России особенно важно в условиях опыта, появившегося в ходе карантина. К примеру, сейчас могли бы стать актуальны спектакли о том, как при отсутствии страховок, финансовой подушки безопасности, возможности воссоединиться с семьей переживают изоляцию трудовые мигранты. Есть запрос на осмысление подобного опыта, разработку методик, помогающих запустить процесс реабилитации. Театр мог бы отреагировать на этот запрос созданием комьюнити-проектов, которые стали бы инструментом стимулирования сообществ.
Комьюнити-театр может также стать инструментом для решения глубоких политических проблем. В августе 2020 года в Беларуси прошли выборы, сфальсифицированные результаты которых привели к протестам по всей стране и акциям солидарности за рубежом. Белорусы, проживающие за границей и обычно не поддерживающие связей со своей диаспорой, стали создавать неофициальные сообщества, помогающие друг другу (по типу землячеств). Многочасовые очереди, возникшие сначала перед избирательными участками, а потом перед посольствами в разных странах, превращались в акции солидарности и протеста против насилия, объединяли людей разных поколений и профессий. Они завязывали друг другу белые ленточки (символ мирного протеста), раздавали цветы, чтобы потом положить их у входа в посольство Беларуси , вместе пели «Калыханку», кто‑то пек пироги в форме флага и угощал ими собравшихся. На одной из акций у белорусского консульства в Петербурге прошла арт-интервенция: молодой человек с балаклавой на лице, в костюме, стилизованном под военную форму, шел мимо полиции с плакатом «Цветы лучше пуль».
Очевидно, что интерес к комьюнити-арту в России уже есть, но этому виду искусства предстоит еще долгий путь становления — чтобы быть принятым и отрефлексированным театральным сообществом и потенциальными зрителями.
[1]Новые левые — политическое движение, которое противопоставляет себя социал-демократам, выступает за свободу выражения, демократию, нонконформизм, критикует общество потребления, унификацию массовой культуры. Движение зародилось в 1960‑х годах в США как борьба за гражданские права афроамериканского населения, университетские свободы и протесты против войны во Вьетнаме.
[2]Лекция Ричарда Шехнера: вопросы и ответы // Фестиваль Точка доступа: сайт. Спб., 2020. URL : https://tochkadostupa.spb.ru/events/11‑04‑5
[3]Thompson, J., Schechner, R. Why Social Theatre ? // TDR. 2004.
№ 3. P. 11–16.
[4]Cleveland, W. Art based community development mapping. NY.: Animating democracy, 2002. P. 12.
[5]Мнение автора статьи.
[6]Matarasso, F. A restless art: how participation won, and why it matters. P. 64.
[7]Из архива автора: Юнышева А. Беседа с Сагальчик А., Санкт-Петербург, июнь 2020.
[8]Мнение автора статьи.
[9]Из архива автора: Саначина О. Беседа с Сагальчик А., Санкт-Петербург, август 2020.