9 декабря Климу исполнилось шестьдесят, и в это трудно поверить.Режиссер, автор множества пьес, для всех вокруг он остается вечно молодым и по-юношески дерзким художником. В 90-е он перебрался из московского театрального подполья в Петербург. Здесь он поставил «Луну для пасынков судьбы» в Театре «На Литейном» (вслед за чем был причислен критикой к «новой волне» питерской режиссуры), «Сон об осени» Юна Фоссе, «Отчего люди не летают?» по «Грозе» Островского (оба в «Балтийском доме»). Ни одной постановки Клима на петербургских подмостках сейчас, увы, не играют. Зато нередко с них звучат его магические ритмизованные тексты.
Клим — создатель своего театра, направления, возможно, и системы. С юбилеем режиссера и драматурга поздравляют актеры Александр Лыков, Регина Лялейките и Оксана Мысина, а также арт-директор «Балтдома» Марина Беляева.
Оксана Мысина, актриса (играет моноспектакль «Театр Медеи» по тексту Клима в «Школе драматического искусства»; режиссер Владимир Берзин):
Мне посчастливилось видеть грандиозные спектакли как самого Клима, так и других режиссеров по его текстам. Это, например, целая серия спектаклей Леши Янковского, каждый из которых — шедевр. И мы, зрители, аплодировали им стоя. Что на сцене? Коврик. И актер. Скажем, Александр Лыков — завлекающий нас в свой поток сознания. Конечно, каждый артист, сидящий в зале, думал: «Господи! Мне бы такую роль!» Ведь каждому из нас хочется взлететь. А этот материал дает такую возможность.
Слава Богу, я видела гениальный спектакль Клима «Луна для пасынков судьбы» в том пространстве, для которого он был создан. До сих пор его помню, словно видела сегодня или вчера. Помню различные нюансы, передвижения, взгляды, интонации, повороты головы. Все так стильно — и в то же время так человечно. Театральность Клима особая: это хрустальная театральность. Еще мне посчастливилось видеть самые страшные эксперименты Клима — в его московских мастерских. (Смеется.) На одном из таких спектаклей артисты минут сорок пять в потрясающей тишине разворачивали парашют, который, конечно, был больше того пространства, где происходило действие. Во время этого представления зрители начинали проявлять себя в большей степени, чем актеры. Вот я, человек вроде бы воспитанный, но так хотелось плюнуть, хрюкнуть, закричать… что угодно, лишь бы нарушить эту затянувшуюся пустоту. А Клим сидел и, глядя на это безобразие, теребил свою косичку. Абсолютно счастливый мальчик.
Сильнейшее впечатление произвела на меня каждая из частей своеобразного триптиха актрисы Татьяны Бондаревой. Это моноспектакли по текстам Клима с ее участием: «Кабаре Бухенвальд», «Девочка и спички» и «Злой спектакль». Я несколько лет жила мечтой сыграть «Девочку и спички». Сыграть монолог в полной темноте, где только слышен голос, казалось безумно интересным. Но пока я грезила, Татьяна Бондарева меня опередила и мне осталось только смотреть на ее изумительную игру из зала. Впрочем, ничто не проходит бесследно. Этот текст — парафраз краткого рассказа Андерсена о девочке, замерзшей до смерти в новогоднюю ночь; прообразом героини стала мать Андерсена. Так получилось, что когда я перечитывала «Девочку со спичками», мне позвонил Эльдар Александрович Рязанов — предложил сыграть мать писателя в фильме «Андерсен. Жизнь без любви». Не сомневаюсь: это Клим наворожил.
Сидя дома с ворохом нереализованных идей, я сказала себе: «Ну все, хватит! Пришла пора!» Есть еще климовская «Медея». Захотелось сыграть что-то страшное, трагическое, распроститься с иллюзиями и поработать над комплексами. И сейчас я играю Медею в постановке Владимира Берзина. Теперь, кстати, можно раскрыть одну тайну: Клим наотрез отказался от гонорара, не взял ни копейки и запретил к этой теме возвращаться.
В идеальном мире к художнику такого масштаба, как Клим, обязательно бы подошли и сказали: «Вы не можете ютиться по углам. Мы открываем для вас театр!». И чтобы в этом театре игрались его пьесы, творили его ученики. Тексты Клима будут существовать после нашей общей смерти много-много лет, и актеры неизменно будут тянуться к ним.
То, что грянуло его60-летие,шокировало меня. Ведь это совсем молодой, даже юный художник — на подступах к своему звездному часу. Клим создал свой театр, который не имеет стен, бухгалтерии, и я не представляю себе Клима на худсовете. Он творит, когда хочет этого (поэтому и существует как бы вспышками), а не когда продюсер топает ножкой: давай мне продукт!
К своим шестидесяти годам Клим сохранил чистоту, хрупкость, независимость. Поздравляю, люблю, грежу во снах и наяву об этом замечательном художнике.
Александр Лыков, актер (играл в спектаклях по текстам Клима «Я… Она… Не Я и Я…» и «Активная сторона бесконечности» в петербургском театре «Особняк»; режиссер Алексей Янковский):
Однажды Клим несколько ночей спал у нас дома. Известный театровед Таня Ткач попросила его приютить, и мы согласились. Первое, что сделал Клим за ужином, это попросил меня не выходить из своей комнаты, пока он ест, потому что — как он считал — актер не может кушать за одним столом с режиссером! Я тогда сдержался: уговорила супруга. Но потом она же чуть не выставила режиссера Клима — уже по какому-то другому поводу. Был скандал. Но Клим не ушел, он попросил прощения и остался. На следующий день он нашел, где жить. Больше он у нас не ночевал. Но наши профессиональные встречи продолжились.
В двух спектаклях по его текстам я позже играл. Это «АСБ» («Активная сторона бесконечности») и моноспектакль «Я… Она… Не Я и Я», как назвал этот текст сам Клим (многие, кстати, до сих пор не могут это выговорить). Помню репетиции с Климом в Театре Сатиры на Васильевском: мы бегали, ходили по кругу, кружились. Долго. По часу, наверное. Потом начинали репетировать сразу диалоги — без режиссерских объяснений. Просто брали из большой кучи набросанного реквизита костюмы, шапки, шинели и что-то со всем этим делали, одновременно читая текст. Бывало, останавливал вопрос: а что, собственно, нужно делать? От беспомощности опускались руки. Но через какое-то время, если ты не останавливался, не стеснялся собственного неумения и незнания, все получалось. Так или иначе возникало драматической событие. И каждый раз ты не знал, что это будет. И как это будет выглядеть. Это возникало именно сейчас и здесь — то, о чем раньше много говорили, но мало кто умел делать. Зритель был свидетелем драматической импровизации. Я видел это недавно у знаменитого клоуна Даниэля Финци Паски в его спектакле «Дождь».
Я вспоминаю о Климе с нежностью, правда, я его давно не видел. И кто знает, захочет ли он сейчас сидеть со мной за одним столом? Хотя бы и в свой день рождения.
Марина Беляева, арт-директор Театра-фестиваля «Балтийский дом»:
Когда Клим появился в Петербурге, о нем здесь не так много знали. Слышали, что есть необычный человек — ученик Анатолия Васильева, не только режиссер, но и самобытный драматург. Импульс пригласить Клима в «Балтдом» исходил от Саши Лыкова, который играл у нас в «Мастере и Маргарите» Йонаса Вайткуса и должен был начать репетировать спектакль «Сон об осени». Эту пьесу норвежского драматурга Юна Фоссе мы взяли к постановке специально для него. Прочитав ее, Саша сказал: «Единственный, кто это сможет поставить, — Клим». В то время Лыков играл в моноспектакле «Я… Она… Не Я и Я» по климовскому тексту в постановке Алексея Янковского; было ясно, что он — климовский актер, а Клим, конечно же, автор Лыкова.
Клим сразу же принял пьесу Фоссе, но, приехав в Питер, заявил, что будет это ставить… без Александра Лыкова. Взявшись за постановку «Сна об осени», он сам выбрал состав. Причем Клим не просто назначал на роли — он создавал семью. Решив, что вместо Саши играть должен Валерий Соловьев, остальных стал выбирать, исходя из этой актерской индивидуальности. Мать — Татьяна Пилецкая, Жена — Инна Волгина, Она — Регина Лялейките.
Спектакль получился фантастический. Эфемерный спектакль-исповедь. Если нужны были морские камни, Клим отправлялся за ними на берег Финского залива. Щепа и дощечки должны были лежать именно так, как он задумал, и никак иначе… Костюмам требовалась биография — и Клим покупал одежду для героев в секонд-хенде. Со сцены наряды выглядели так, как будто их сшил по заказу известный модельер: у Клима безупречный вкус, и он никогда бы не заменил французское кружево кусочком современного гипюра. Наверное, поэтому его спектакли хотелось пристально разглядывать. Всматриваться в них, как в картины.
Во время выпуска «Сна об осени» ушла из жизни моя мама — я смотрела прогон чуть ли не сразу после утраты. И очень благодарна Климу за искренность, за свет и чистоту по отношению к смерти. К тайне состояний у порога двоемирия. Ведь события пьесы происходят на кладбище. А на кладбище Клим фактически вырос: дом, в котором он жил, стеной упирался в кладбищенскую ограду. И он рассказывал мне, как сквозь его дом куда-то направлялись души.
Поставить «Грозу» Клим предложил сам. Это был неожиданный выбор — и для него тоже. Но, повторюсь, случайностей у него не бывает. И мы понимали, что в его спектакле не будет ни традиционного театра Островского, ни притязаний вывернуть классику наизнанку. Клим говорил, что для него в этой пьесе сошлись все драматургические жанры: от комедии — через драму — к трагедии. Действие так и двигалось: от легкой комической интонации одних сцен к трагедии в других, выявляя мистическую подоплеку сюжета. В том спектакле у меня были особо любимые моменты: с Кабанихой — Региной Лялейките. Дело даже не в том, что Клим взглянул на Кабаниху как на молодую красивую женщину, полную жизненных сил. Она так искренне жалела Катерину, так мудро ее предостерегала от ошибок! В одной из сцен Кабаниха — Лялейките стояла на балкончике, а к ней в доспехах, словно Дон Кихот, шел Дикий — Александр Сластин.
Выпуская «Грозу», Клим жил как аскет. сидел на хлебе и воде. Все знают, что он бессребреник. Действия Клима порой не находят никакого объяснения в глазах других. И в то же время он замечательный собеседник, прекрасно образован, интересно мыслит, его ассоциации восхищают, увлекают своей парадоксальностью. От него всегда ощущение при-СУТЬ-ствия.
Как-то на конференции в «Балтийском доме» было сказано, что сегодня никто не хочет руководить театром. Вдруг к микрофону вышел Клим: «Я хочу быть главным режиссером. Мне есть что сказать. Но театра мне никто не даст — своего места не уступят». А мы ведь предлагали Климу возглавить Малую сцену «Балтдома», но не сложилось. Мне кажется, что Клим, оповещая о своем желании быть главным, чуть лукавил. Он более всего на свете боится к чему бы то ни было привязаться. Кому принадлежат звезды? Или солнце?.. Небо?.. Воздух?.. Так и Клим: он вне права собственности и обладания. Даже если осядет вдруг где-то — рано или поздно все равно сбежит. Иначе он не будет Климом.
Регина Лялейките, актриса (роли у Клима: Она в спектакле «Сон об осени» и Кабаниха в «Отчего люди не летают?», театр «Балтийский дом»):
Когда после «Сна об осени» Клим захотел ставить в «Балтдоме» «Грозу», он предложил мне сыграть Кабаниху. Эта Кабаниха была отнюдь не стара и черства, наоборот, в ней ощущалась нерастраченная любовь. Много недоговоренного было в ее отношениях с Диким… И вообще, Клим хотел, чтобы зрители задавали себе как можно больше вопросов: почему она без мужа? А кто отец ее детей? Кабаниха жалела Катерину, в сцене покаяния даже пыталась остановить ее: «Молчи, молчи!» Критики писали о трагической интонации моей роли, а Николай Песочинский напомнил, что Мейерхольд в системе актерских амплуа ставил Кабаниху в ряд трагических героинь — наряду с Клитемнестрой, Реганой, Иродиадой. Клим предложил мне статуарный, даже монументальный рисунок движения; волосы были убраны на греческий манер, костюм напоминал тогу, а в одной из сцен я выходила с кроваво-красным шлейфом, отчего кто-то из рецензентов вспомнил Федру.
Стремясь пробудить наше воображение, Клим на репетициях говорил совершенно фантастические вещи. Например, предлагал представить, что Дикой-град (так в спектакле назывался город, где обитают персонажи) был когда-то возведен на упавшей из космоса огромной летающей тарелке, только об этом давно забыли. И вот — спустя столетия она должна придти в движение. Об этом — апокалипсические пророчества полусумасшедшей барыни, которую играла Татьяна Пилецкая. Она чувствует, что внизу, под землей пробуждается огонь, и предупреждает всех. Правда, в самом спектакле — не фантазиях — катастрофа в финале вряд ли несла мистический оттенок. На сцену выбегал Кудряш в кожанке (просто революционер!) и расстреливал Дикого, и пространство загоралось красным цветом — «геенна огненная». Мне кажется, Клим ставил про смену эпох.
Фотографии: Ю. Богатырев, В. Луповской, Театр-фестиваль «Балтийский дом».