Артистка бурлеск-шоу. Баффало, США, 1920-е
Бурлеск — слон в посудной лавке легких жанров. Он неприличен. он крушит всю салонную красоту, расставленную на полках для удовольствия покупателей. Сегодня бурлеск переживает возрождение. это значит, что теперь еще более непонятно, что же он собой представляет.
Допустим, я ничего не знаю о бурлеске, Диту фон Тиз путаю с Эдитой Пьехой, Бетти Пейдж считаю основательницей «Лед Зеппелин», а «Британских блондинок» воспринимаю как спецподразделение британских ученых. Можно ли составить впечатление о жанре по фильмам, снятым в последнее время, когда бурлеск переживает возрождение? Вот «Бурлеск» (2008) с Шер и Кристиной Агилерой — на третьей же минуте фильма по лицу героини проплывает надпись «Голливуд», и ничего интереснее с персонажами уже не произойдет. Вот «Турне» (2010), злая ламентация Матье Амальрика, за которую он получил режиссерский приз на Каннском фестивале, — здесь собранные в потную колоду американские дамы колесят по французскому захолустью, а руководит ими жалкий французский антрепренер. Вот самый свежий фильм, «Обнаженка» Бет Би (2013), документальное исследование бурлеск-тела, прямая речь тех, кто раздевается на сцене. Своеобразное ощупывание слона тремя слепцами — Голливудом, авторским кино и неигровым кино. Единственное, в чем они сходятся: слон — голый.
Бурлеск — это голо и весело, это тело и усмешка. Блестки и перья, кисточки на сосках, стриптиз со смыслом. Дита фон Тиз вообще считает, что жанр зародился в Древней Греции, когда Аристофан создал «Лисистрату», комедию о сексуальной забастовке. (Иллюстрация Обри Бердслея к «Лисистрате» — отличная идея для бурлеск-шоу.) Современных артистов бурлеска называют перформансистами и даже акционистами, а то, что делают лучшие из них, критики сравнивают с работами Дюшана и Ман Рэя. Бурлеск — это как если бы стриптиз пытался попробовать свои силы в других жанрах: в стендапе, в мюзикле, в фарсе, в политической сатире.
Когда началась эра нового бурлеска, Голливуд не мог остаться в стороне. «Бурлеск» Стива Энтина с Кристиной Агилерой и Шер — фильм, о котором можно было бы и не упоминать вовсе, если бы не знаковая подмена понятий в основе сюжета. Авторы думают, что бурлеск — это музыкальное шоу с элементами эротики, которое показывают девушки с идеальными фигурами. Зрители сплошь мужчины, богатые и пресыщенные. Голливуд, как обычно, говорит не о человеке, а об имидже, не о сексуальности, а о самопрезентации, не о теле, а об одежде. В этой сказке о Золушке героиня Кристины Агилеры видит на клубе надпись «Бурлеск» и идет туда петь, а могла бы увидеть надпись «Ипподром», бегала бы лошадью. Бурлеск в этом фильме — просто еще одна возможность стать известной и найти прекрасного принца, а главное достоинство героини — что она, как положено в сказке, принципиально не меняется, остается такой же милой и доброй. В настоящем бурлеске это невозможно. Бурлеск — искусство постоянной трансформации.
На самом деле, конечно, и Шер, и Агилера — это маски, как нельзя лучше подходящие для бурлеска. У одной перекроенное, перешитое тело, поиски лучшей себя. У другой усредненность, возведенная в степень, работоспособность робота, стертое лицо, на котором можно нарисовать что угодно.
Голливудский слон — цирковой, весь в рюшечках, блестках и громко ревет. Хобота у него нет, это слишком неприлично. Зато появление фильма с Агилерой и Шер привело к тому, что стриптизерши по всей Америке решили уйти в бурлеск.
«Если всю вашу одежду можно спрятать в кулак, скорее всего, вы не имеете отношения к бурлеску», — говорит Лора Герберт, исполнительный директор Зала славы бурлеска в Лас-Вегасе. Когда на сцене обнажаются красивые молодые актрисы — это стриптиз,
не более того: соблазнение публики, подчинение женского тела мужским желаниям, принятие чужих правил. Бурлеск — это совсем другое, это всегда немножко фрик-шоу, всегда гротеск, всегда выяснение отношений с собственным телом. «Стриптиз в бурлеске — это всего лишь предварительные игры», — как говорил кто-то из звезд. Если стриптиз — искусство желания, то бурлеск — искусство массового поражения. Правила существуют, чтобы их нарушать, а это роднит бурлеск со всеми возможными формами современного искусства. Но главное — правила надо нарушать весело.
В фильме Матье Амальрика «Турне» снимались такие звезды необурлеска, как Грязная Мартини и Джули Атлас Маз. Фильм основан на воспоминаниях Габриэль Сидони Колетт «Изнанка мюзик-холла», написанных в 1913 году. Выступления Колетт были весьма откровенны для того времени, а Амальрик решил найти такую же степень свободы и власти над своим телом на сегодняшней сцене. «Если бы Колетт была жива, — говорил он в интервью, — она была бы сегодня в „Новом бурлеске“».
Амальрик наблюдает за тем, как исполнительницы наносят преувеличенный, гротескный макияж, но не дает зрителю насладиться их номерами. Его главный герой — не эти щебечущие, полные жизни дамы, а продюсер (он сам его играет), который привез американскую бурлеск-труппу во Францию — то есть, вернул европейское искусство в Европу. И теперь врет своим подопечным, что Франция их обожает. Кинозрителю не удается полностью посмотреть выступления девочек, режиссер все время подсовывает нам точку зрения главного героя, который воспринимает это торжество тел и мишуры как работу, не более того. Он устал от этих баб. К тому же, если смотреть из-за кулис, полуголые женщины выглядят как рабочие сцены. Просто у них своеобразная униформа.
Одна из самых важных сцен «Турне» — эпизод в супермаркете. Продюсер и Грязная Мартини заходят купить продуктов, а толстая, стареющая, некрасивая кассирша узнает Грязную Мартини и, захлебываясь от восторга, рассказывает ей, как после шоу станцевала для своего мужа. И даже начинает расстегивать блузку, чтобы показать, как именно она танцевала. Когда продюсер пытается ее остановить, дама приходит в ярость. Очень точно подмечено: бурлеск — это прямое воздействие на зрителя, каждая Грязная Мартини — это полномочный представитель всех стареющих кассирш. «Подружка, ты тоже так можешь». (А вот так, как Кристина Агилера, ни одна кассирша сделать не сможет, и поэтому «Бурлеск» не имеет отношения к бурлеску.)
Героини «Турне» говорят: «Мы — женщины, показывающие шоу для женщин и мужчин». Женщины — главные зрительницы, и не зря бурлеск называют феминистическим перформансом. Это возможность не зависеть от гендерных предрассудков. Если в стриптизе обнажение — само по себе законченное высказывание, смысл и цель коммуникации, то голое тело в бурлеске — это лишь повод для высказывания.
Слон, каким его увидело авторское кино, — это слон из зоопарка. Он дрябловат и не очень уверен в себе, он вечно пытается удержаться на хоботе в центре хаоса. Потому что «Турне» — это, в первую очередь, фильм о продюсере. О человеке, который пытается научиться свободе, принять себя и свою дурацкую судьбу, — то есть, по сути, добиться того, чего уже добились девочки «Нового бурлеска». И еще он должен научиться веселиться. Никто не умеет веселиться так, как фрики.
Гран-гиньоль, гендерные игры, политические высказывания, религиозные грубые шутки, — все это поводы для обнажения. «В бурлеске зритель — не просто вуайер, у бурлеска есть иное сообщение, — так говорят герои „Обнаженки“ Бет Би, — Мы используем сексуальность как театр».
Этот документальный фильм представляет самозабвенных фриков, радостных уродов, раскрепощенных русалок в поисках самоидентификации. Одна из героинь «Обнаженки», Бэмби-русалка, ищет все новые и новые костюмы, имеющие отношение к морской тематике, и, наконец, появляется с ложноножками на животе и в гигантских перчатках-клешнях, которые медленно отрывает и обсасывает, — вот это настоящий стриптиз. Другой герой, Мэтт Фрэзер, снимает под музыку пиджак вместе с руками: он инвалид, его настоящие руки недоразвиты, это шикарная возможность для десятка бурлеск-номеров. Еще один, Роуз Вуд, предстает красивой женщиной, которая постепенно раздевается, открывая мужское тело. А великолепная Джули Атлас Маз, блондинка из «Турне», рассказывает, как однажды пошла на светское мероприятие полностью обнаженной: «Я не знала, что надеть». Джули Атлас Маз скорее художница, чем королева бурлеска: есть видео, где ее вагина произносит «Добро пожаловать» на одиннадцати языках. Кто скажет, что это не произведение современного искусства, тот добро пожаловать отсюда.
Герои «Обнаженки» — фрики, инвалиды, рубенсовские красавицы и босховские уроды. Но все они готовы «взять то, что вас мучает, и сделать это смешным», а это и есть бурлеск, своеобразная форма психодрамы. Одна из героинь фильма, Знаменитый На Весь Мир Боб (такое имя, что ж поделать), в 16 лет одевалась как мужчина-трансвестит. Она накладывала тонны грима, чтобы скрыть отсутствие щетины, закрывала горло шарфом, чтобы скрыть отсутствие кадыка, — в общем, делала все то же самое, что делают мужчины, чтобы казаться женщинами, но с прямо противоположной целью: выглядеть как мужчина. Это полностью стирает гендерные границы: мы все заняты одним и тем же, пусть у нас и разные цели. Такой опыт помог Бобу «понять, что быть женщиной — это осознанный выбор, а не просто пункт в анкете». Бурлеск весь — о поисках самоидентификации, о свободе от предрассудков и свободе от комплексов. Этот, документальный, слон — с грубо намалеванной улыбкой, на спине у него пробиваются крылья, а хобот способен выделывать такое, что джунгли трясутся.
Режиссер Бет Би говорит о бурлеске как о современном искусстве. Она сама художник, и язык арта ей ближе, чем язык театра. Возможно, поэтому каждый номер «Обнаженки» воспринимается не как перформанс, созданный для сцены, а как акт, созданный для пересказа и анализа.
Вот красивая женщина выходит на сцену. На ней ничего нет, кроме фрака. Она садится спиной к публике, раздвигает фалды и начинает подергивать ягодицами в такт Пятой симфонии Бетховена. Вот корпулентная дама играет со своими переспелыми грудями в такт Штраусу («Так говорил Заратустра»), заставляя вспомнить весь кубриковский космос и все ницшеанские заблуждения. Вот восторженный мужичок прыгает по сцене голяком, размахивая достоинством под песню «Я полностью обнажен» — сам себе саундтрек. Бурлеск — это прежде всего веселье.
Поэтому в России бурлеску не по себе. Здесь есть гламур, но он не дружит с бесшабашностью. Есть поиски смысла, но они не дружат со зрелищем. Кажется, ближе всего к бурлеску было слово «хуй», выложенное когда-то телами акционистов на Красной площади: тут и насмешка, и игры с низким и возвышенным, и политическое высказывание. И обнажение. Как сказала бы Красная площадь, если бы могла говорить: «Я просто не знала, что еще надеть».