Мать – Халида Иванова. Фото: Виктор Дмитриев
Корреспондент Театра. — о премьере спектакля «Недоразумение» по Альберу Камю режиссера Антона Маликова и художника Анны Федоровой в Новосибирском театре «Старый дом».
Этим летом газета The Independent обнародовала статью, в которой британский астрофизик Стивен Хокинг заключил, что черные дыры являются путем в новые вселенные. Истоки нарастающей тоски человечества об альтернативном пространстве для жизни в спектакле Новосибирского театра «Старый дом» режиссер Антон Маликов видит в охватившей современный мир новой Великой Депрессии. И разбирается с ней путем сценического психоанализа.
Эмоциональная истощенность мира, связанная с террористическими войнами, экономическим кризисом, волнами миграции и экологическими катастрофами, выявляется режиссером на примере самого простого социального образования — семьи. Для истории экзистенциалиста Альбера Камю, в которой мать и дочь ради наживы убивают неузнанного ими сына и брата, Маликов находит парадоксальную для детективной фабулы форму психоаналитического сеанса. Два черных кресла задают пространство для интеллектуальной дуэли — сложнейшая психологическая партия об отсутствии для человека мест в реальности разыгрывается на трех квадратных метрах гостиничного номера.
Безупречное, стильное, геометрически расчерченное пространство, некогда бывшее домом, похоже на страницу из шведского мебельного каталога, иллюстрирующего мнимое благополучие. Своим холодным совершенством комната «Недоразумения» настаивает на невозможности присутствия в нем сложного, несовершенного, рефлексирующего человека — тот, кто некогда считался венцом творения, теперь стал главным недоразумением. Книга «История меланхолии» шведской исследовательницы Карин Юханнисон дифференцирует степени и формы, в том числе художественные, уязвимости человеческой души на протяжении истории человечества, придавая ей то черный, то серый, то белый оттенки. Меланхолия начала XXI века в версии режиссера Антона Маликова и художника Анны Федоровой окрашена в изящные цвета икейской мебели.
Лаконичная сценография Федоровой сродни обманчивой простоте картин Магритта, которую поздний романтик Лотреамон называл «встречей зонтика и пишущей машинки на операционном столе». Холодные люминесцентные лампы освещают стену — кажется, что она длится бесконечно, уходя далеко за пределы задника сцены. Ее трансформация случается лишь однажды и становится поворотным ходом для всей сценической истории. Человек не способен укрыться от всеобщей депрессии, одолевающей цивилизацию, даже в собственном доме. Примирить его с нарастающими внутренними противоречиями может только смерть. Бесшумно и неожиданно выезжающая из стены кровать гостиничного номера обнажает страшную черную пустоту за его пределами. Кровать становится местом последнего пристанища блудного сына. Мир за пределами комнаты — большой вселенский крематорий, в который кровать с Яном отправляют мать и сестра.
Семейные сцены «Недоразумения» по эстетике близки одновременно и Бергману и Триеру. Разговоры между матерью и дочерью, сестрой и братом умышленно лишены гармонии. Режиссер подвергает деконструкции основы диалога: лишает героев эмпатии, возможности прикосновений, сбивает единую тональность произнесения текста. Безбудущность, порванные связи, нежелание слышать другого, тотальное одиночество, неустойчивость мира с его катастрофами и политическими катаклизмами, невозможность существовать ни поодиночке, ни вместе в интерпретации режиссера подводит человечество к самому сложному и единственно возможному сегодня диалогу — я и Вселенная.
Спектакль в его подозрительно тихой попытке диалога развивается от взрыва к взрыву — ключевыми становятся три сольные сцены-монолога: старой матери (Халида Иванова), Марты (Лариса Чернобаева) и Яна (Виталий Саянок). Каждый из героев в эпилептическом припадке рано или поздно срывается в оглушительный монолог, обращенный к неназванной здесь силе.
Главным проводником тотального эмоционального недоразумения в спектакле становится Марта. Героиня Ларисы Чернобаевой — совершенный в своей форме тип человека будущего. Выточенная словно из воска, Марта холодна и сдержана. Мертвенная красота, монотонная речь, лишенная модуляций и интонирования, вечно прямая спина, чеканная походка по строго заданной траектории (здесь на ум невольно приходит «Догвиль») отсылает нас к последним достижениям японских ученых, демонстрирующих в роликах на youtube ужасающее совершенство роботов нового поколения.
Великолепна в своем напряженном лаконизме сцена, в которой Марта одним движением скидывает одежду перед братом в неосознанном желании отдаться чувству. Под тонким платьем обнаруживается идеально выточенное, совершенное тело, отсылающее нас к образцам античной скульптуры. Неслучайно эта сцена фиксируется как стоп-кадр. Эти несколько секунд становятся своеобразным прологом к следующей сцене, в которой Марта подобно раненому зверю, будет выть, ползая на коленях, в истошном утробном крике: «Где ваш бог?». Весьма любопытный кивок режиссера в сторону дохристианской культуры, в которой, как известно, ни великое искусство, ни совершенный человек не уберегли грандиозную цивилизацию от неминуемого краха. К подобному финалу режиссер приводит и современный мир. Наша цивилизация обречена на гибель: убив брата и мать, Марта убьет и себя, словно воплощая ницшеанскую формулу «Умри вовремя». Мать в исполнении народной артистки России Халиды Ивановой — страшный пример непримиримости со старостью, отчаянная попытка избавиться от комплекса плохой матери. Трагизм героин Халиды Ивановой — в тонко и точно сыгранном состоянии деменции человека XX века, вобравшего в себя все ужасы, потери и катаклизмы столетия.
Любопытно, как спектакль Маликова перекликается с «Меланхолией» Ларса фон Триера, тоже по-своему документирующей исчерпанность земного человеческого существования. Звуковые вибрации планеты Юпитер, записанные космическими аппаратами NASA, звучат на протяжении всего спектакля. Прямоугольный экран, то и дело спускающийся из-под колосников, транслирует в режиме нон-стоп до дурноты искусный и искусственный рекламный ролик, прославляя комфорт гостиницы «Алжир» (в номере которой и происходит действие) и врываясь в пространство семейной трагедии инопланетным существом, обесценивающим несовершенную частную жизнь своим совершенством и благопристойностью.
В «Недоразумении» Антон Маликов затрагивает неочевидную, но типичную для современного мироощущения тему утраты иллюзий, близкую и понятную европейскому зрителю, знакомому со схожими апокалиптическими настроениями в работах Кристиана Люпы и Кшиштофа Варликовского. Зрители новосибирского театра «Старый дом» принимают режиссерский вызов — финал спектакля Антона Маликова не предусматривает аплодисментов, и оборачивается вдумчивым и долгим молчанием зрительного зала.