Гладь старинного пруда

swamp1Дорогой Смайли, вы наверняка уже знаете: у нас в Цирке завелся крот.
Джон Ле Карре. «Шпион, выйди вон!»

Показанный на Александринском фестивале спектакль «Вивариум студио» Филиппа Кена SWAMP CLUB заставил основательно перетряхнуть лексикон и извлечь оттуда слова, давно и надолго ушедшие из употребления: безмятежность, терпение, умиротворение, умиление. Вот они какие, оказывается…
На Новой сцене Александринки, где, как говорят, спектаклю пришлось изрядно потесниться, чтобы разместить зрителей, образовалось уютное болото. Обширное резиновое мелководье нарядно обрамлено живой (или «почти совсем» живой) растительностью, то тут, то там живописно расставлены почти всамделишные цапли, эффектно выглядывает из-за пучка травы чучело лисицы, виднеются кувшинки, и наверняка нашлось бы место для какого-нибудь классического «желтого дрока со своею пирамидальною верхушкою» — в общем, это как раз то, что люди, не слишком сведущие в биологии, называют «картиной природы». В углу «картины» — таинственный грот. То ли приют отшельника, то ли аттракцион. В гигантском стеклянном кубе прямо над болотом возятся какие-то неутомимые человечки в остроконечных средневековых капюшонах. «Бегущей строкой» (или на самодельных плакатах и транспарантах) появляются обстоятельные и даже местами исчерпывающие пояснительные надписи — ничего на самом деле не объясняющие (например, пункты ежедневного расписания с непременной пометкой: «Продолжительность неизвестна»). Просто для психологического комфорта и пущей респектабельности.

Этот стеклянный кубик — самый что ни на есть натуральный «эрмитаж»: одинокий домик в зарослях, приют усталых путников и одновременно место для осуществления частных культурных миссий. Здесь, в «Болотном клубе», гостям предложат и сауну, и квартет Шостаковича в живом исполнении. Более-менее одновременно. К странноватому соседству бани с филармонией местные старожилы относятся с флегматичной невозмутимостью. Как и ко всему остальному. Тут можно изучать флору и фауну, принимать солнечные ванны (если немножко потеснить цапель), сочинять новую книгу, чего-нибудь творить, наслаждаясь попеременно парами сауны и болотными туманами, или предаваться размышлениям о природе вещей.

Гости (все трое из разных стран), решившиеся посетить «Болотный клуб», знают о нем не больше зрителей в зале и поначалу удивленно и немножко опасливо озираются по сторонам. Но, подчиняясь безмятежной благожелательности «резидентов клуба», с несколько гротескной кротостью тихонько бормочущих на смеси французского с английским, все вместе в итоге принимаются одобрительно кивать по любому поводу, преодолевая «трудности перевода» и заполняя неизбежные паузы в малозначительных светских разговорах (о распорядке дня, о болоте) вежливыми понятливыми вздохами. Так они ходят гуськом друг за дружкой, кротко умиляются цаплям, кустикам и Шостаковичу, и чуть что — принимаются кивать и вздыхать. Благолепие! Наивысшей лучезарности удается достичь во время краткой экскурсии в таинственную пещеру. Невнятные голоса, доносящиеся оттуда, рассказывают нам, что там, внутри, есть видеотека, звукозаписывающая студия, что-то еще культурно значимое — и золотодобывающая шахта. В подтверждение чего выносят из грота золотые самородки — чуть побольше футбольного мячика каждый. «О, значит вы финансово независимы?» — вежливо интересуются гости. — О, да, совершенно финансово независимы. — Как это мило, не правда ли? — В самом деле, чрезвычайно мило«. И это вновь дает превосходный повод доброжелательно покивать пару минут — не терять же время попусту!

И вот когда совершенно умиротворенные зрители рискуют уже попадать с кресел и провести в неге и тумане еще пару сладких театральных часов, мирно свернувшись калачиком, тихонько улыбаясь бог знает чему и посапывая (что, несомненно, было бы лучшим комплиментом спектаклю), тогда-то и происходит Выход Крота. Гигантский крот шествует из грота на задних лапах, безучастно принимая испуганное восхищение гостей и заботливое внимание постоянных обитателей. Крот несколько не в форме. Более того — крот не в духе. Крот то ли отравился, то ли задохнулся, то ли он в депрессии, то ли полон тяжелых дум. Его бережно, под руки (ну, под то, что есть) уводят в стеклянный кубик, пытаются повязать ему голову купальным полотенцем, крот вытягивается на кушетке и продолжает томиться. Его гладят по лапкам, он не в восторге, ему предлагают пива — ах, к чему тут это пиво! Изрядно шокированных гостей успокаивают: крот — это нормально. Это значит, что нет Опасности. «Опасности?» — почему-то не успокаиваются гости. Ну да, Опасности. Так вот ее — нет!
А для того, чтобы окончательно избежать Опасности (которой нет), вся компания «Болотного клуба» принимает участие в учениях. Учения такие: взять длинные палки и с ними немножко постоять. С самым серьезным видом. Суровое испытание все выдерживают с блеском. Приободрившийся и даже несколько распушившийся крот тем временем, пока основной болотный контингент на учениях, предпринимает небольшую атаку на холодильник. Пива он по-прежнему не хочет, но жизнь налаживается.

Однако необходимо развеять все сомнения насчет Опасности: в крайнем случае можно чего-нибудь взорвать. Чего-нибудь тут же взрывают. А после этого можно все спрятать и спрятаться самим. И все члены «Болотного клуба», перед тем, как скрыться в спасительной пещере, принимаются ловко и умело сворачивать болото, уносить цапель, травку и кувшинки, и упихивать в грот крота, — пока на голой сцене не остается лишь один стеклянный кубик, заполненный флорой и фауной, подобно аквариуму.
Дивный и потешный мирок, созданный Филиппом Кеном, недаром, по признанию самого режиссера, связан с брейгелевской гравюрой «Patientia»: Терпение — не итог, не результат, это добродетель в стадии вечного становления. Нет заслуги для кроткого сердцем наблюдателя, если он претерпевает в тревоге, тоске и ужасе. Кишащий гротескными тварями брейгелевский бестиарий не только фантастически кошмарен, но и фантастически занятен, взирать на него с умиротворенной невозмутимостью — особое блаженство. Его-то «Болотный клуб» как раз и производит в промышленных количествах. В конце концов, Опасность — она не прямо сейчас, она всегда где-то впереди. «Продолжительность неизвестна».

И в случае чего, всегда можно положиться на крота.

Комментарии
Предыдущая статья
Семнадцать мгновений Монро 22.10.2014
Следующая статья
Теноры: про и контра 22.10.2014
материалы по теме
Блог
Мышкин играет Тартюфа, или Оргона взяли в разработку
Евгений Писарев поставил в Театре Наций свой второй спектакль – «Тартюфа», в новом переводе, сделанном Сергеем Самойленко. Ольга Фукс рассказывает, чем он действительно нов.
21.12.2024
Блог
“И воскресенья не будет…”
Первым спектаклем петербургского режиссера Дениса Хусниярова на посту художественного руководителя СамАрта стало «Воскресение» по роману Толстого. Это очень личное высказывание, о том, что честь стоит все-таки беречь смолоду, а «после ничего исправить нельзя». Логично, что спектакль с таким сюжетом появился…