Одна из самых актуальных премьер сезона – спектакль «Саша, привет!» по роману Дмитрия Данилова, поставленный Маратом Гацаловым в Театре Наций.
Книга Дмитрия Данилова, недавно получившая премию «Ясная поляна», по жанру притворяется антиутопией. Она рассказывает о недалеком будущем, эпохе «новой гуманности», где за связь с 20-летней девушкой по взаимному согласию взрослого и не очень молодого человека могут приговорить к смертной казни – сокращенно СК. Причем, приговор приводит в действие не человек, а пулемет по имени Саша, который работает по никому не известной программе и может выстрелить через день, может – через год, а может и никогда. То есть главным наказанием становится не сам расстрел, а его мучительное ожидание. Хотя ждать своей участи приговоренным приходится во вполне комфортабельных условиях Комбината, больше похожего на гостиницу со всеми удобствами.
Вот в таком положении зависшего между жизнью и смертью оказывается главный герой романа Сергей – профессор филологии, изменивший жене, преподающей в том же университете, со своей студенткой.
Роман, конечно, похож на фантастическую антиутопию. В частности, мне он напомнил фильм «Лобстер», где героев так же помещали в уютный, но смертоносный отель за «отклонение» в сексуальной жизни – отсутствие постоянной пары. С одной стороны, в книге налицо социальная критика общества, которое стремится контролировать все аспекты жизни граждан и залезает к ним в постель. Критика абсурдных законов и бесчеловечной механизированной системы, с которой невозможно бороться. А также того тотального комфорта и полного набора удобств, которым покупается наша покорность, гасится на корню любая способность к сопротивлению. Тут вам и вай-фай, и интернет-магазин с доставкой, и трехразовое питание – зачем куда-то бежать?
С другой стороны, не в такой ли противоестественной, абсурдной ситуации оказываются герои всех пьес Данилова? Их выдергивают из привычной жизни и помещают в странные, алогичные условия – в отделение полиции, где менты, вместо того чтобы избивать, лезут в душу, или в собственную квартиру, но в компании трех странных курьеров, которые в течение часа выносят тебе мозг. Кстати, протагониста нового романа зовут так же, как героя пьесы про курьеров «Сережа очень тупой».
В Комбинате его окружают исключительно вежливые, доброжелательные люди – охранники, психологи, волонтеры, представители разных традиционных религий. По инструкции они должны как-то морально поддерживать приговоренных, но сами заранее уверены в бесполезности своих миссий. Мать героя и его жена в романе также быстро отказываются от контактов с «живым мертвецом». Кажется, что все действующие лица нужны автору только для того, чтобы показать несостоятельность любых коммуникаций, иллюзорность всех связей – даже кровных и семейных, и оставить человека наедине с кромешным ужасом ожидания смерти. И вот это экзистенциальное одиночество и ощущение уязвимости, хрупкости и конечности человеческой жизни в постановке Марата Гацалова чувствуются даже острее, чем в книге.
Дмитрий Данилов сам сделал инсценировку, то есть практически написал новую пьесу, лишив ее авторской речи, в которой, собственно, и заключалась стилистическая уникальность романа, его почти «киношная» дотошность описаний, этот фокус «рыбьего глаза» камеры. Всех работников Комбината тут свели к одному – противно жизнерадостному и бодрому типчику в исполнении Артема Тульчинского. Он же становится и писателем-графоманом, который клеится на отдыхе к жене героя Светлане – то есть воплощением воинствующей серости и бездарности, которая постепенно захватывает мир, вытесняя из него все сложное и неоднозначное.
Зато роль жены Сергея и значимость их отношений в спектакле по сравнению с романом заметно изменилась и выросла. Герои вместе оказываются перед лицом неотвратимой беды и пытаются как-то с этим справляться – глушат страх алкоголем, иронизируют и ерничают, делают вид, что ничего страшного не происходит, и обсуждают «хорошие условия содержания и питания» в тюрьме. Наш скудный язык оказывается неспособен выразить ужас происходящего: слов не хватает, только матерные да междометия. А мозг, как за соломинку, хватается за привычное, мелкое, бытовое – лишь бы не замечать разверзнувшейся бездны небытия. Очень узнаваемое, характерное для нынешних дней состояние, когда практически любой чувствует себя под прицелом «Саши».
Игорь Гордин, один из лучших актеров нашего времени, физически достоверно, почти натуралистично играет сломленность, беспомощность, опустошенность своего героя. Играет осанкой, сгорбленными плечами, обмякшими коленями – поскольку всю первую, самую важную сцену вынесения приговора, актёры стоят спиной к зрителям. Позже Сергей так же вяло, обреченно принимает все, что с ним происходит, съеживается в комок под дулом пулемета, и лишь в финале сможет наконец расправить плечи и показать Саше средний палец – то есть показать fuck смерти.
Актриса «Сатирикона» Наталья Вдовина, в отличие от Гордина, впервые играет на сцене Театра Наций – и дебют оказался удачным. Она изображает утонченную интеллектуалку, которая хочет казаться циничной стервой и за напускной холодностью и злой иронией прячет еще не остывшие чувства к мужу. А в конце спектакля её героиня решается на отчаянный шаг. Так что финал внезапно напоминает фильм «Вокзал для двоих», где Гурченко и Басилашвили бегут, опаздывая, обратно в зону. Впрочем, эта ассоциация чисто сюжетная, но не стилевая.
Сценография Николая Симонова, выполненная в монохромной черно-белой гамме, тут как всегда условна и символична. Деревья в саду, где гуляют заключенные, похожи и на мишени в тире, и на кресты на кладбище. То ли ад, то ли чистилище. А перед сценой шеренгой стоит чья-то обувь: туфли, ботинки, кроссовки, которые больше не пригодятся хозяевам.
Но особое четвертое измерение, которое переводит историю одного убийства из социальной в экзистенциальную плоскость, в постановке Марата Гацалова создает ансамбль N’CAGED. Этот ангельский квартет пропевает a capella стихи Константина Стешика – наивные, абсурдные, смешные – основанные на текстах Хармса и Введенского. Герои романа, филологи, как раз и занимаются литературой XX века, в частности, творчеством обэриутов. И трагическая судьба расстрелянных, замученных, отмененных поэтов отчасти повторяется в их собственной жизни, на новом витке истории.