Режиссеры: Талгат Баталов, Юрий Квятковский, Руслан Маликов, Александр Родионов, Андрей Стадников. Драматурги: Нина Беленицкая, Александр Родионов, Андрей Родионов и Екатерина Троепольская, Андрей Стадников.
Если в предыдущих проектах Группы юбилейного года драматургия складывалась из разных типов источников (интервью, печатные рецензии, видео), то пьесы, созданные для «Единицы хранения», основывались исключительно на архивных документах. Материалом для изучения стал фонд театра в Российском государственном архиве литературы и искусства и документы, хранящиеся непосредственно в театре. А участниками проекта — драматурги, в основном привлеченные со стороны.
Фестиваль, в отличие от других проектов группы, ставил своей целью увидеть историю театра извне. Драматурги работали методом быстрого погружения — сидение в архивах, подбор материала, написание текстов длились полтора-два месяца. Ограничений не было: драматурги сами выбирали тему, период в истории театра, сюжет, вид источников. Нина Беленицкая ограничилась протоколами заседаний художественного совета за разные годы, Александр Родионов смонтировал стенограммы и воспоминания, в пьесе Андрея Родионова и Екатерины Троепольской были использованы докладные записки и объяснительные наряду с фрагментами текстов спектаклей.
Нарочито свободные условия участия были связаны с намерением показать различные подходы к работе с документом, продемонстрировать его потенциал в условиях сцены, соединить методику исторического исследования с определенным волюнтаризмом и импровизацией художника. Пьесы в большинстве своем были попыткой уловить не факт, давно и прочно зафиксированный в анналах, а природу феномена «Таганки», дух времени, родовые свойства театральной структуры как таковой. Фестиваль выходил за рамки прикладного исследования, за пределы мемориальной дани — пьесы перекидывали мостик в сегодняшний день, искали в прошлом причины сегодняшних проблем, параллели с нынешней театральной, да и в целом социокультурной ситуацией.
Пьеса Нины Беленицкой «Заседание» зарифмовывала протоколы 60-х и 70-х годов со стенограммами сегодняшних культурных форумов и правительственных собраний. Канцеляризмы и парадоксы официозной речи, некоторая суетливость представителей культуры, барственность власти, оформленные в присущую тому или иному времени стилистику, вступали в явственный диалог. Но при этом протоколы нынешние — с репликами потомков великих писателей, с препирательством МХАТа Горького с Театром наций за гаражи — сфокусированы на чем-то мелком, смешном, тогда как от протоколов 70-х при всей будничности выматывающей борьбы за спектакли веет драмой, мороком, удушением. Пафосная мишура и коммунальные разборки сегодняшних заседаний и абсурдная, иезуитская, но настоящая война за свободу творчества в прошлом. Драма превратилась в фарс, но на новом витке грозит опять обернуться драмой.
Другой темой фестиваля стала рефлексия на тему спайки факта искусства с конкретным хронотопом. Эскиз Андрея Стадникова «Изъято» задумывался как история про цензуру. Однако в его финальной версии отсутствовали исторические документы, пояснения, ссылки на источники. «Изъято» сосредоточилось не на механизме цензуры, а на результате ее воздействия. Пьеса состояла из свободно скомпонованных фрагментов художественных текстов, изъятых в 60-е, 70-е, в начале 80-х из спектаклей. Эскиз реабилитировал и возвращал ихнасцену,новтоже время фиксировал их насильственную смерть, их безжизненность в отрыве от времени и пространства, в которых они должны были звучать. Тексты читались актерами отстраненно, как заупокойная молитва, сцена была устлана костюмами из спектаклей разных лет. Текст становился частью инсталляции, говорившей о незащищенности искусства.
Механизм запоминания стал объектом исследования эскиза Александра Родионова «К открытию театрального сезона». Тема пьесы связана с фигурой Анатолия Эфроса, но предмет исследования — двойственность истории, альтернативность мозаики, в которую могут сложиться документы, воспоминания, мнения. Объект исследования — не историческое событие, но его бытование в общественном сознании, его деформация во времени. В эскизе есть объективные факты (текст протокола заседания, зафиксированные речи директора, актеров, музыка Шнитке из спектакля «Тартюф») и есть субъективные (тексты двух выдуманных, собирательных персонажей — сторонницы Эфроса и сторонницы Любимова). Монологи женщин или интервью Эфроса исполнители повторяли вслед за нейтральным голосом в наушниках, стараясь воспроизвести услышанное наиболее близко к оригиналу. Режиссеру было важно, чтобы момент знакомства исполнителей с текстом произошел именно на сцене. Таким образом не только исключалась возможность актерской игры, но и наглядно демонстрировалась мысль о неизбежных информационных потерях даже при непосредственном контакте с источником, неизбежность искажений, отклонений. Сценический эксперимент выявлял ту неизбежную погрешность, которая возникает при взаимодействии воспринимающего субъекта и факта. Важным был и тот нюанс, что тексты, звучавшие в наушниках, воспроизводили не актеры труппы, а члены Группы юбилейного года, как бы рифмуя происходящее в спектакле с болезненной ситуацией своего вторжения в нечто устоявшееся.
Среди пьес «Единицы хранения» можно было обнаружить и опыт документальной поэзии — поэма «Любимый» Андрея Родионова и Екатерины Троепольской. Тексты докладных записок, зонги из спектаклей Любимова, тексты статей и интервью за разные годы существования театра монтировались с авторским видением сегодняшней ситуации. Пьеса исследовала приключение идеи, метаморфозы того чувства новизны, любви, сотворчества, которое неизменно сопровождает молодое дело в первые годы.
В первом своем варианте фестиваль «Единица хранения» должен был состоять из двух частей: вторая половина программы предполагала реконструкцию отдельно взятых документов. В итоге вторая идея была представлена одной работой — эскизом Юрия Квятковского «Живой», сделанным на основе обширной стенограммы заседания, когда руками председателей колхозов был закрыт многострадальный спектакль по Можаеву. В эскизе текст, исполненный актерами, монтировался с фрагментами аудиозаписи — таким образом документом становились сами голоса, интонации и лексикон выступающих. Эскиз исследовал модели взаимоотношения с документом: одна из актрис читала текст с экрана айфона, лениво, с праздным любопытством; другая произносила его по-прокурорски, обвинительно, делая документ оружием; актер, сидя у фрагмента знаменитой декорации (ствол дерева со скворечником на верхушке), говорил эмоционально, находясь внутри истории.
Практические поиски участников фестиваля завершились теоретическим осмыслением результатов: финальным событием «Единицы хранения» стал круглый стол, посвященный проблемам документалистики в разных сферах культуры — в театре, кино, современном искусстве, фотографии. Теоретики и практики ставили вопросы о понятии документального в искусстве сегодня, о способах работы с документом и об этике документализма.
Спиваковская Л. Группа юбилейного года: Невыносимый документ