14.11.2011, Известия
Алла Шевелёва
Епифанцев утопил в крови героев «АБВГДейки»
Само появление Владимира Епифанцева на проекте «Платформа» можно считать экспериментом. В конце 90-х — начале нулевых актер по-страшному зажигал в ТВ-программе «Дрема», был проповедником «театра жестокости». А пародия на рекламу стирального порошка, в финале которого он отрубал домохозяйке голову топором, сделала его культовым героем интернета.
Когда пора юношеских шалостей минула, Епифанцев предпочел театральным изыскам медийность. Сделав имя в кино, он очутился на академической сцене Театра Вахтангова и, кажется, навсегда забыл про свой топор. Пока не появился режиссер Кирилл Серебренников и не уговорил актера тряхнуть стариной.
<…>
Режиссерские творения Епифанцева всегда ассоциируются с жестокостью, провокацией, но мало кто вспоминает о юморе, без которого невозможен ни один его опус. «Долина боли» сконструирована по тем же законам.
Зловещее пространство черной комнаты, подсвеченной причудливым образом, страстные монологи героев — все здесь работает на создание весьма забавного абсурдного зрелища. Имена персонажей позаимствованы из детской передачи «АБВГДейка».
Брутальный Рома (Антон Васильев), кустодиевская красавица Шпилька (Ольга Добрина) и пластичный Клепа (Андрей Смирнов) доводят изучение правил дорожного движения до высот трагедии. А строгая учительница — готическая принцесса в стальном кринолине (Анастасия Веденская) — готова их убить из автомата за каждую ошибку.
В этом мрачном балагане Епифанцев отвел себе роль почтальона Игоря, который терзается вечным русским вопросом: «На какой свет переходить дорогу?». И, разумеется, выбирает неверный ответ.
Бесхитростная драматургия, придуманная Епифанцевым, на первый взгляд проста. Копнув глубже, можно увидеть в ней пародию на Сартра, Пиранделло, американский ужастик и фильм нуар. Режиссер развлекается, но развлекается со вкусом. И театральное хулиганство, которым оборачивается «Долина боли», ничуть не противоречит требованием родоначальника «театра жестокости» Антонена Арто.
<…>
2012. №3. Июль – сент., Современная драматургия.
Сергей Лебедев
Страх и ненависть в «АБВГДейке»
<…> к своему театральному эксперименту Епифанцев вернулся, подобно Кармело Бене, с которым его недаром постоянно сравнивают, во всеоружии кинематографических изысков — от стилистических приемов до технических наворотов. <…> Так называемый холл в Цехе белого на «Винзаводе», где серебренниковская «Платформа» прописалась, «сервирован» искореженными и обгоревшими в ДТП автомобилями (про Дэвида Кроненберга придется вспомнить позже, зато не раз). Этот своеобразный «диджестив» вкупе с постоянно повторяющимся на развешанных по стенам мониторах отрывком из «АБВГДейки» медленно, но верно доводит публику до нужного кипения. Невольно осатанеешь, наблюдая, как забывший правила дорожного движения почтальон Печкин, которому клоуны Рома и Клепа растолковывают их по-своему, т. е. наоборот, попадает под машину. Но свое фирменное блюдо Епифанцев готовит долго и со вкусом. И только когда публику уже буквально начинает мутить от такого мельтешения приторно сюсюкающих лицедеев, распахиваются двери в черное нутро зрительного зала — в ту самую «Долину боли». <…> где собравшимся вновь предстоит пересмотреть сюжет про потерявшего память почтальона Игоря (Владимир Епифанцев собственной персоной), но уже под другим углом. И градус его наклона задан авторским самоопределением — «пантомима ненависти». Ненависти и страха. Или — страха и ненависти, да-да, в Лас-Вегасе. Перекличка с одноименным фильмом Терри Гиллиама тут не случайна, цитаты налицо. Хотя синефилы найдут больше общего с фильмами Дэвида Линча, чье влияние на творчество Епифанцева здесь так же очевидно. Хорошо просматривается и прием detournement (переворачивание) из арсенала ситуационистов. Ну, а если поискать источники вдохновения среди родных осин, то первыми на ум приходят Даниил Хармс и Владимир Сорокин.
Правда, в отличие от последнего, этого мастера деконструкций, Епифанцев начинает препарировать не текст, не действие, а нервы своего зрителя, причем сразу и жестко — гиньоль, однако, жанр, не терпящий щепетильности. Да и постановщик уже изрядно для и до того промариновал зал и распотрошил и покорежил на сцене все, что под руку попалось, — тут согнутый в дугу светофор, оголенный остов рояля и верстак с вывернутыми внутренностями.
<…> Ну а что поделать — гиньоль, такой гиньоль.
Хотя тут же и выясняется, что рамки жанра, который, казалось, Епифанцев оставил еще десятилетие назад, он за это время просто существенно, качественно перерос. И ныне из них не просто выпадает, но искусно выпархивает. Легко, как Девочка-смерть (Алиса Тегин), со смехом выбегающая в финале и с детской же непосредственностью обращающая эту, казалось бы, донельзя чернушную комедию в экзистенциальную драму, главный урок которой — за ошибки платят.