В рамках проекта «Платформа» Стефано Риччи и Джанни Форте показали на «Винзаводе» новую версию 100%Furioso с российскими артистами.
Премьера итальянского 100%Furioso проходила в средневековом замке Castel del Mondi в рамках одноименного фестиваля пять лет назад. С тех пор многое изменилось в жизни коллектива Ricci/Forte, они заняли наконец ту нишу физиологического театра, которая пустует в Италии со времен последней волны авангарда. Российские исполнители внесли в спектакль живую энергию и надрыв, который в работах итальянских коллег был заглушен физиологической отстраненностью. Используя старый каркас ключевых мизансцен режиссеры создали совершенно новое произведение, своеобразный микс итальянской литературной избыточности и горячих эмоций.
Оба режиссера закончили курс Эдварда Олби в Нью-Йоркском университете. Тексты к своим спектаклям они пишут сами. Это очень поэтичные (что характерно вообще для итальянской литературы и языка) тексты, наполненные бытовыми подробностями из современности: консьюмеризм, глобализация, Nike, Chanel, Uncle Bens, фрагментарность повествования, расчет на клиповое сознание, отсутствие героя. Тексты Ricci\Forte сравнивают с поэзией Пазолини — в них образность, нежность, и в то же время жестокость анархической свободы.
История любви позаимствована Ricci/Forte из рыцарской поэмы Людивико Ариосто. Но «Неистовый Роланд» стал лишь поводом для нового текста об отчужденности и одержимости, порождаемой любовной страстью. В Италии это произведение входит в школьную программу, что не помешало ему в свое время сыграть особую роль в развития экспериментального театра. «Роланда» Луки Ронкони считают важной его вехой не только в Италии, но и по всей Европе. Действие спектакля разворачивалось в лабиринте, по которому путешествовали зрители. Сцены романа игрались одновременно в разных его точках. Симультанность была оправдана структурой романа, переплетением многочисленных сюжетных линий.
Возможно, помня о Ронкони, Стефано Риччи и Джанни Форте, начинают свой спектакль серией пространственных трюков: зрители проходят сквозь замкнутые стены, перед которыми разворачиваются два пролога, прежде чем оказаться в основном помещении — гигантском ангаре, засыпанном песком. Открытое, лишенное декораций пространство вообще характерно для работ Ricci/Forte. Зал освобожден от любых драпировок, скрывающих архитектурное нутро. С краю установлен большой надувной бассейн, яркий свет падает на песок. Кажется, что мы находимся на горячем южном пляже.
Артисты в купальниках. Физическая демонстрация тела невероятно важна для театра Ricci/Forte. Как правило, актеры в их спектаклях обнажены. Тело для режиссеров живой и подвижный инструмент, оно становится проводником и выразителем чувств. Отдельные позы напоминают об античной скульптуре и даже о древнеримском театре, где обнаженное тело считалось нормой, а завышенный эмоциональный градус — обязательным компонентом.
Актеры безжалостны по отношению к своему телу. Они постоянно находятся под градусом высокого нервного напряжения. Каждый монолог это подвиг, полное освобождение, которое не приносит облегчения. Чего стоит одно рагу, с криком размазываемое покинутой возлюбленной по собственной груди.
В этих шокирующих жестах несоответствие высокой любви, воспетой литературой, и живой, не всегда привлекательной страсти. Розовые парики, громкая музыка, неистовые коллективные сцены обрамляют неуклюжие, болезненные попытки рассказать о себе. Лишенные защиты в виде брони и лат — рыцарские шлемы выполнены из объемного, мягкого плюша — актеры обнажаются не только физически, но и в монологах.
Приметы детства в спектаклях Ricci/Forte скорее пугают. В Macadamia nut brittle («Грильяж из орехов макадамия») были кукольные домики и маски Симпсонов, в одну из последних работ Imitation of death из детской попали фломастеры, постеры, куклы. В 100%Furioso в какой-то момент появляются игрушки, закрепляющиеся на груди прозрачной пищевой пленкой, в финале на стене проекции детских фото актеров. Опасно в данном случае интерпретировать этот образ как спасительный и светлый. Для Ricci\Forte образ детства крепко связан с не отшлифованной массмедиа психикой, открытой для животных проявлений. Именно по этой причине ближе к финалу на сцене появляются «лошади» — актеры на высоких каблуках в масках животных. Детство — это тонкая кожа.
Освобождая свою эмоциональность, скованную социальными и литературными представлениями, физическим несовершенством, гендерной идентификацией, герои стремятся к незащищенности. Здесь обыгрывается освобождение от маски, ее бесполезность. Каблук для Форте и Риччи — символ нестабильности, невозможности найти равновесие. В другой сцене мужчины и женщины на высоких каблуках дефилируют с табличками, на них общечеловеческие характеристики: «веселая», «ответственная», «беззащитная» и так далее. Перед нами точно ярмарка, на которой каждый имеет возможность предложить себя. Что есть силы они выдавливают из себя улыбки, однако у каждого в глазах слезы.
По Ricci/forte физическая боль является одним из проявлений любви. Страдания необходимы, опустошение и дискомфорт позволяют ощутить себя живым. В одном из интервью они признаются, что им интересно было бы понять, насколько актуальна и возможна сегодня та «неистовая» страсть, которая овладевает героями «Роланда». Получается, что именно она позволяет ощутить себя не бесполезным объектом в мире массового производства, а человеком из плоти и крови.