Зазывалы офф-программы Off и In программы в Авиньоне вообще никак не пересекаются. Участники off сами договариваются с площадками, сами оплачивают свой приезд, и, чтобы кто-то приходил на их спектакли, им надо устраивать parade, т.е. ходить по городу и показывать живые трейлеры, петь, плясать, смешить, пугать, короче, как-то завлекать любителей театра. И меня больше всего поражает отношение властей, горожан и вообще людей ко всем этим off-артистам. Я из Москвы и меня это поражает. Им можно все — орать, петь, стучать в 100 барабанов в любое время суток, наряжаться полицейскими и арестовывать на улицах любителей театра (других в Авиньоне нет), устраивать представления на проезжей части, перегораживать на несколько часов вход в магазин, так, что в него не может попасть ни один покупатель (и никакому владельцу магазина в голову не придет не то что возмутиться, а даже попросить подвинуться), им можно подсаживаться к людям в кафе, кидать ночью камушки в окно отеля и, дождавшись когда из открывшегося окна высунется сонный любитель театра, начать читать ему монолог Ромео, и этот любитель театра не кинет в них каким-нибудь кирпичом, а будет аплодировать и кричать браво. Полицейских в городе наверное человек восемь, по крайней мере я их редко видел. В основной программе больше 40 спектаклей, в off — за полторы тысячи, плюс критики, организаторы, продюсеры, плюс упомянутые любители театра. Когда я из Авиньона приехал в Париж, он показался мне тихим провинциальным городком.
Christoph Marthaler/ My fair lady В хороших спектаклях, все знают, должна быть идея, концепция, прием, интересные ходы, мысль, наконец, и все такое. А вот в спектакле Марталера ничего этого нет. Пересказать его невозможно — получается полная фигня. Этот спектакль состоит из полной свободы, какой я никогда и нигде не видел. Это очень смешной спектакль и очень глубокий. Непонятно, как это сделано, но это сделано без башки — чистое вдохновение, чистая поэзия. И нет никакой важности, кажется (хотя скорее всего это не так), что этот спектакль делался вообще без всяких мук. Как ребенок который рисует какую-то каракулю на салфетке и тут же про нее забывает, а это самый прекрасный рисунок на свете. Вот, например, в какой-то момент все персонажи садятся в круг на стулья и начинают есть яблоки, это довольно долго происходит. Один из них уходит за сцену и поет там песню английского композитора 17 века Джона Доулэнда, поет прекрасно, потом возвращается и ест яблоко, тут же встает девушка, доедая на ходу яблоко, уходит за сцену и поет ту же песню и тоже гениально. Не хочется задавать никаких вопросов — что это, почему. И еще — гениальные актеры. Игра актеров зависит от режиссера. У плохого режиссера даже великие артисты играют плохо. В неживом спектакле трудно быть живым. А у Марталера все органичны — как кошки. А как они поют! Сольно, дуэтом, на много голосов, причем все, причем идеально. И я не понимаю, это прекрасные драматические актеры, которые почему-то гениально поют или крутые певцы, которые почему-то гениально играют. В самом начале на сцену вышла тетка, подошла к роялю, что-то переставила и сразу стало понятно, что это будет фантастический спектакль.
Jerome Bel/ Theater Hora/ Disabled theater Cпектакль, в котором актерами выступают люди с синдромом Дауна. Я думал это будет очередная социальная история, они тоже люди и все такое. Что-то очень благородное, правильное и понятное — спекулятивное, модное и проч. А это было, наверное, самым сильным впечатлением в Авиньоне. Я посмотрел спектакль про мою собственную неполноценность. Это не спекуляция, это не вызывает жалости, только восхищение. Сначала ассистент приглашает участников выйти к зрителям. 11 человек поочереди выходят на сцену, стоят довольно долго, все их разглядывают, потом ассистент просит их представиться, потом просит назвать свой диагноз, потом каждый исполняет свой танец.45-летняятолстая тетка с высунутым языком танцует под dancing queen, отдаваясь этому целиком, ничего не изображая, становясь этой самой dancing queen, абсолютно счастливая, без вранья. Так никто не может. В зале был биток, примерно 1000 человек, ушел только один. Авиньонская публика — это еще одно сильное здешнее впечатление.