Самарский театр оперы и балета закрыл сезон премьерой «Корсара»
В случае с заводами или электростанциями в таких случаях говорят — «объект вышел на проектную мощность». Глобальная реконструкция Самарской оперы закончилась четыре года назад — и тогда после многолетних скитаний по чужим площадкам театр стал заново привыкать к человеческим условиям работы. В репертуаре стали появляться новые спектакли и в почищенном виде возвращаться старые; пришедший еще в период странствий новый худрук балетной труппы (Кирилл Шморгонер, в свое время успешно руководивший пермским балетом) начал заманивать в Самару пермских выпускников и основал местное хореографическое училище (обеспечив таким образом театр и «сливками» и «черным хлебом»). Разумеется, ограниченные ресурсы (не Большой, не Мариинка) не позволили театру сразу «выжать педаль газа», но финал нынешнего, 80-го балетного сезона, говорит о том, что все трудности позади. Самарский «Корсар» в постановке Василия Медведева — одно из важных событий закончившегося сезона.
Сценограф Андрей Войтенко (15 лет назад работавший вместе с Сергеем Вихаревым над реконструкцией «Спящей красавицы» в Мариинском театре, а вместе с Медведевым уже воскрешавший «Щелкунчика» в Берлине) и художник по костюмам Елена Зайцева (что руководит в Большом художественно-костюмерной частью) сотворили пышный средиземноморский мир с отчетливыми воспоминаниями о работах театральных художников XIX века и с отчетливой игрой с этими воспоминаниями. Рыночная площадь, пещера пиратов, дворец правящего в окрестностях паши — мир одновременно живой и игрушечный. Он гораздо ярче реальной Греции — потому что счастливое, буйное, веселое театральное солнце (светом занимался Александр Наумов) не заставляет так выгорать краски; и это мир, в котором заведомо не может быть никакого несчастья — даже если оно вдруг прописано в авантюрном сюжете.
Василий Медведев относится к тем реставраторам классики, что не стараются расчистить холст до подмалевки: он признает за балетом право меняться. То есть, собственно, согласен с хореографами именно XIX века, что смело перекраивали сочинения предшественников, а по просьбе особо значимых балерин вставляли в свои (или чужие) сочинения специально сочиненные для них куски. И в его версии «Корсара» мирно уживаются рядом фрагменты, сочиненные классиками XIX и ХХ века — и балерины покорно изображают из себя украшения гарема (хм, ради именно этих сцен балетоманы и ходили в театр в позапрошлом веке), и танцовщики взлетают под колосники (а вот ради таких прыжков в ХХ веке в театр отправились балетоманки). Его собственные находки — не только в изощренной работе с «Оживленным садом» (развернутая сцена последнего акта — одно из славных украшений спектакля), но в проработке игровых деталей, в почти «станиславской» тщательности, с которой с каждым исполнителем разобрана его роль.
Если рынок — так рынок, суета, торговля, свои интересы у каждого продавца. Мгновенное вычисление самого перспективного покупателя — и плотная атака на него: стоит на рыночную площадь средиземноморского городка прибыть правящему в окрестностях паше, как тут же ему в руки суют ткани, кувшины, почтительно, но настойчиво предлагают обратить внимание на самые-самые лучшие товары — и ни один из продавцов не повторяет друг друга в приеме, в эмоции, в степени огорчения при отказе. Вроде бы беспорядочно и свободно (на самом деле — по строго прописанной траектории) бегают дети, а когда бессовестный Ланкедем (Сергей Гаген) начинает предъявлять «живой товар», девушек для продажи в гарем, — толпа расходится в стороны, но каждый мужчина реагирует на очередную девицу совершенно по-своему. (И даже можно вычислить, у кого в принципе хватило бы денег на покупку, но жаба душит, а кому товар такого сорта явно не по карману и человек просто получает удовольствие от зрелища). Вот это сочетание явной суеты и тайного порядка — это, собственно, и есть балет как таковой; театр, восстановивший себя после реконструкции, с помощью Медведева говорит о самых важных вещах.
О том, как правильно, как важно иметь в труппе совсем разных — и в то же время первоклассных — балерин: в премьерный день роль Медоры (той девицы, что Ланкедему не удалось доставить покупателю, потому что ее выкрал мгновенно влюбившийся пират) досталась Екатерине Первушиной, роль же ее подруги Гюльнары, которую гаремная участь вполне устраивает, — Ксении Овчинниковой. Две пермские выпускницы ни в чем (кроме уверенной техники) не схожи меж собой: диалог тихого обаяния, скромного жеста и царственной манеры, горделивой повадки создавал объем спектакля, говорил о возможностях театра. О том, что редакторы советского времени, позволившие мужчинам-танцовщикам прорезать воздух над сценой, не ограничивая их участью галантной подставки, были тысячу раз правы: легкие траектории Кирилла Софронова, Виктора Мулыгина, Сергея Гагена (корсар Конрад, его верный раб Али, торговец Ланкедем соответственно) возвращают балет к далекой первооснове сюжета, к Байрону, к его силе и славе. О том, что теперь театр, продемонстрировавший такой класс кордебалета (и в «пачковых», и в характерных сценах) теперь будет вызывать повышенное внимание и в «общероссийской», не только в «провинциальной» лиге.
Вот только вряд ли в лиге «масочной» — все последнее время коллеги-эксперты Национальной театральной премии упорно убирают из конкурса спектакли-редакции, спектакли-нерадикальные реставрации. Собственно, те спектакли, в которых протекает жизнь большинства отечественных театров и в которых появляются выдающиеся актерские работы, работы художников и дирижеров (в Самаре — Александр Анисимов), где постановщики транслируют язык живой классики. Меж тем совершенно новых хореографических сочинений у нас каждый сезон бывает чрезвычайно немного (и еще меньшее их количество заслуживает серьезного внимания) — и именно поэтому из года в год так бедны «частные» балетные номинации. Стоило бы просто развести в разные категории мировые новинки и работы со «старой классикой» — и Национальная премия приблизилась бы к реальности страны и реальности балета как вида искусства (так National dance awards в Великобритании отмечает выдающиеся работы артистов вовсе не только в мировых премьерах). Но — в любом случае — это проблема «Маски», а не солнечного и виртуозного «Корсара».