Корреспондентка журнала ТЕАТР. – о новом спектакле Камерного театра Воронежа.
В основе спектакля, показанного в Москве на фестивале «Уроки режиссуры», пьеса Островского «Женитьба Бальзаминова, или За чем пойдешь, то и найдешь».
Мишенька Бальзаминов, чтобы попасть к своей зазнобе, прикидывается не башмачником, а сантехником. Лукьян Лукьянович Чебаков грозится уехать не на Кавказ, а на Донбасс. Замоскворечье с дворами да палисадниками давно исчезло, уплотнилось и переселилось в блочные да панельные дома где-нибудь в Бутово или Митино. Стена такого дома (даже плиточка убогая, до боли знакомая) – вот тебе и занавес, и экран, и четвертая стена. Сдвинешь одну стену – там кухня Бальзаминовых: стулья-стол-плита-телевизор и лохань для мытья Мишеньки (дело летом происходит – значит, горячую отключили). Сдвинешь другую – спальня Белотеловой. Сдвинешь третью – кальянная переспелых сестер Анфисы и Раисы Пежёновых, только и думающих, как улизнуть от своих братцев – восточных деспотов. Соседки по подъезду практически. Пока в одной из четырех (аккурат 25 процентов) комнат происходит живое действие, три панели становятся экраном для видеопроекции и другого ракурса – точно для четырехмерного изображения.
Михаил Бычков вместе с художником Николаем Симоновым и видеорежиссером Алексеем Бычковым используют эстетику кино в разных аспектах: и как техническую возможность для крупных планов, и как метафору сладкого сна с элементами Болливуда, экшна с погоней и мелодрамы со счастливым концом и любимыми мелодиями – всего того, чего так не хватает в убогой, сонной жизни.
Все это – режиссерский ход, который может остаться только ходом, формулой, концепцией: ее легко описать в рецензии, но только на ней невозможно удерживать интерес. «Бальзаминов» же стал явно зрительским хитом благодаря идеальному совпадению действующих лиц и исполнителей. Вот уж поистине – «слили роль и артистку, и артистку и роль», точно Александр Николаевич не Замоскворечье писал, а предвидел будущее, где поменяются мебель и гаджеты, но вечный замес из инфантильности, мечты-тоски, лени и бесконечного бунта-смирения от времени оказался еще более выдержанным. Этот код хранит русская сказка, где по щучьему велению является все, что душе угодно, где дурак непременно станет царевичем. Прямиком в сказку и попадает в итоге Михал-дурак Бальзаминов – в богатую спальню Белотеловой с «Иваном-царевичем и серым волком» Васнецова на фотообоях и самой Домной Пантелеевной (Мария Малишевская) под боком. Статной, чужой, на все готовой, страшной в своем ожидании. И нашел он то, за чем пошел, и ужаснулся найденному.
Бальзаминов Михаила Гостева – безотцовщина. Выращенный женщинами, обласканный, укутанный, вымытый, накормленный, выслушанный с любовью-обожанием (от витающей в облаках маменьки Павлы Петровны Татьяны Чернявской) и любовью-ворчанием (от стоящей твердо на земле опухшими ногами приживалки Матрены Натальи Шевченко, которая пригрелась рядом с Бальзаминовыми – и сыта этой чужой любовью). Юродивый, недотепа, мечтатель, сонная, не проснувшаяся, не развитая душа. Только раньше сознания проснулась и поселилась в его мозгу, в его глазах тоска по лучшей жизни, по собственному достоинству, по смыслу (как бы по-идиотски не понимал он эти слова). Он – олицетворение этой тоски: маленький, тщедушный, голый перед чужими, кефиром запивающий свое горе. Эта троица из типовой квартиры живо напоминает калеку Билли и его двух тетушек за шестьдесят с острова Инишмаан, только и живущих своим племянником. Вот и здесь две распаренные старушки, живущие лишь ради воспроизводства жизни, завороженно смотрят сериал – с погоней, выстрелами, трюками – пытаясь представить себе настоящую, мужскую, полную опасностей и приключений жизнь, которую вот прямо сейчас, пока они смотрят телевизор, где-то там проживает их ненаглядный Мишенька. А он тем временем полу-чает едва ли не первую свою взрослую оплеуху – жестокую, заслуженную и бессмысленную.
Отдельный бенефис тут случается у свахи Тамары Цыгановой – этой Ханумы из спального района, бойкой торговки липовым счастьем. Где надо – покорная, где надо – скулящая, где надо – наглая, не забывающая перекусить, пока дают, или увернуться, когда бьют. Вечный двигатель для обогрева пустоты – и хорошо работающий, в отличие от всего остального. Такой же национальный характер, как и недотепа Бальзаминов.
А снимающаяся на наших глазах «фильма», пройдясь по всем сладким жанрам, горячащим кровь, вдруг остановится где-то неподалеку от беспощадного финала «Нелюбви». Вот оно, счастье – кушай, Миша, не обляпайся. А лучше засыпай-ка поскорей опять.