Архитекторы тела

В конце сезона в Центре имени Мейерхольда прошел фестиваль перформанса, в рамках которого танцовщица и хореограф Татьяна Гордеева и драматург Екатерина Бондаренко представили свою вторую совместную работу — доклад про архитектуру «Остановка зимним вечером у леса». Да, именно так: доклад про архитектуру.

Мы любим говорить про междисциплинарность, но редко когда ее в самом деле видим. Чтобы не танцовщик + драматург, параллельно решающие свои задачи, а танцовщик & драматург через overlap и обучение практике другого, — это уникально. В «Пятнах леопарда», их первом проекте, предложенному Бондаренко слову Гордеева искала «сингулярную» пару и одновременно исполняла заданные движения, а Бондаренко надевала сковывающий поастику купальник и выполняла движения под текст, который ей читала уже Гордеева. Не просто импровизация, а незащищенность, существование на доверии. В «Остановке зимним вечером у леса» Таня и Катя нарочито называют друг друга коллегами: понять, кто здесь отвечает за движения, а кто — за слово, без дополнительных знаний почти невозможно.

Одной из практик, например, становится повторение жестикуляции другого, пока тот произносит свой текст. Через повторение высвечивается уникальность другого и естественность жестов именно для него: одни и те же движения для кого-то свойственны и логичны, для кого-то — нет. И понятно, что повторить жест совершенно точно невозможно, он всегда будет (перформативно) другой, но это чисто физическое снятие габитуса другого зримо оборачивается попыткой попадания в его ритм, его отношение со словом и телом, и тем самым в целостный образ. Через повторение — к пониманию. Через движение — к смыслу. И наоборот.

К такому взаимодействию разных театральных сред добавляется еще и диалог практики с теорией. Таня и Катя не пародируют и даже не имитируют жанр доклада, а действительно его делают, с постановкой проблематики и необходмыми научными отсылками: здесь вам и Беньямин, и Ямпольский, и Маккуайр (полный список см. в конце обстоятельного и важного интервью о проекте на Сигме). При этом на сцене мы видим как бы не презентацию доклада, а его подготовку. Научно-практическая работа не как художественный результат, а как доверительный и непредсказуемый экспериментальный процесс, вот что показывает нам в полной мере «Остановка зимним вечером у леса». Таня и Катя называют ее перформансом, — не в последнюю очередь, думается, как раз потому, что на обозрение представляется именно процесс: называются этапы проекта, показываются черновые фрагменты, и даже в речи своей девушки говорят не в модусе случившегося, а в сослагательном наклонении — что бы мы сделали, если бы… Формально это вызвано тем, что в работе должен был участвовать еще и архитектор, Георгий Снежкин. И он действительно ходил и выполнял требуемые действия, даже такие необычные для архитектора, как станцевать какое-то здание. Потом Катя переехала в Москву, и работать дальше втроем не получилось, и даже об этом показе на зрителя Снежкин не знает, только присутствует в виде фотографии на рабочем столе и видео того самого «архитектурного танца». Неформально мы понимаем, что никакого будущего варианта со Снежкиным не будет — или это будет другой спектакль, эти же размышления и зарисовки о потенциальном перформансе и есть сам перформанс, или метаперформанс.

Главный вопрос проводимого исследования — тело в городе, тело и существующие для него городские нормы. Исследование имеет место не только до спектакля, но и во время: почти сразу после начала участницы перфлрманса предупреждают, что в спектакле будет обнаженная натура, так что те, кого она может как-то задеть, получают возможность выйти. И дальше они натурально — обнажаются. Встают у стоек в одном метре от зрительских кресел (дело происходит в крохотном белом зале ЦиМа), открывают компьютеры и начинают доклад — как на какой-нибудь конференции. Рассказывают, как возник проект, какие теории (о взаимодействии танца с городским пространством, с архитектурой) были прочитаны, кто участвовал и в чем методология, что было сделано и что бы еще надо… Как будто ничего необычного нет.

Видно, что обнаженность — вызов не только для зрителя, но и для самих перформеров. И это честно. Теория подсказывает, что наши эмоции и ожидания по поводу обнаженного и вообще тела, тела танцовщицы или просто человека со сцены, культурно сконструированы. Но можно ли просто с этим пониманием выйти к зрителями? И зеркально — можно ли воспринимать обнаженное тело без всяких коннотаций? Это вопрошание становится самой настоящей работой по переосознанию себя и своего аппарата восприятия, по общей перенастройке, которую перформеры и зрители ведут на протяжении всего «доклада», для которого теория служит хорошим триггером.

В течение всего действия Катя и Таня ставят друг на друге маркером метки — первые буквы фамилий исследователей, которые повлияли/запомнились больше всего. Например. Говорят букву — и место на своем теле, где должен появиться след. О телесном сознании многое говорит не только, что указали, но и — как: если Катя указывает общее «на спине», то Таня всегда точна и терминологична — у такого-то позвонка, в межреберном… (и тут я даже не могу воспроизвести сказанное, что свидетельствует уже обо мне). В финале же они зададутся вопросом, что бы хотели изменить в своем теле — и будут не просто проговаривать это вслух, а так же, маркером, отмечать — на реальной своей коже. И окажется, что стройная и высокая Катя не отказалась бы подкорректировать ноги или плечи, болезненными у нее будут, что логично для сидящего за монитором, поясница и шея, а Таня, для которой тело — профессия, хотела бы линию прогиба в позвоночнике — потому что у «балетных» она пропадает. Маркер, очевидно, потом смоется. Но ясно, что есть следы, которые не так просто стереть. Культура отпечатывается на нашем теле. Лордоз — тот самый прогиб, который даже звучит, как болезнь, — кажется неосуществимой мечтой.

И все же проговорённая, хотя бы в сослагательном наклонении, хотя бы маркером нанесенная идея — меняет действительность. Не только общество, но и мы сами строим свое тело и свое сознание.
Как настоящие докладчики, Татьяна Гордеева и Екатерина Бондаренко после выступления интересуются у зала, есть ли у них вопросы. И недежурно отвечают. В научном мире считается отличным сигналом, если доклад вызывает вопросы и переходит в дискуссию. По этому критерию «Остановка зимним вечером у леса» показывает класс: к часу спектакля добавляется не менее получаса разговоров.

Это прямое обращение зрителей к исполнителям возвращает нас к началу перформанса. В фойе часть публики получала бумажки, где их просили написать движения, кажущиеся им характерными для пространства, в котором ты находишься, то есть здесь — зеленого фойе. Их затем исполняет в спектакле Таня. А Катя в это время зачитывает тексты автоматического письма, которые напишут на других листах другие зрители — по поводу того же фойе. Так мысли и образы зрителей оказываются моментально вплетены в художественную структуру проекта, причем в диалоге ты оказываешься не только с перформерами, но и с сидящими рядом «простыми» людьми.
Выйдя из белого зала, мы возвращаемся в фойе. Пространство, породившее целую серию текстов и движений, само теперь наделяется свойствами, услышанными и увиденными во время перформанса. И как для спектакля методом ситуационистов (по карте одного города ходить по другому) можно исследовать пространства, так и мы можем теперь перенести ощущение ЦиМа — в другой локус. Контуры зданий от этого не поменяются, но человеческое измерение однозначно приобретут.

Комментарии
Предыдущая статья
За счастьем 03.08.2017
Следующая статья
Не триллер, а трейлер 03.08.2017
материалы по теме
Блог
Опреснённый миф
В октябре в оперном театре Лозанны впервые в истории состоялась премьера главной швейцарской оперы мирового репертуара. Ника Пархомовская рассказывает о том, почему «Вильгельм Телль» в постановке Бруно Равеллы – стопроцентно швейцарский.
Блог
Тайны магрибского двора
В конце октября после двухлетнего ремонта открылась основная сцена Красноярского ТЮЗа. На открытии показали  премьеру в постановке главного художника театра Даниила Ахмедова «Аладдин. Сын портного». О спектакле — Анна Шалунова.