© Михаил Почуев / ТАСС
Выступления адвоката Ксении Карпинской и Алексея Малобродского на рассмотрении апелляционной жалобы 6 сентября 2017 года
Первые аресты по делу «Седьмой студии» случились 24 мая – ночь в следственном изоляторе провели экс-директор «Седьмой студии» Юрий Итин и экс-бухгалтер Нина Масляева, обвиненные в мошенничестве в особо крупных размерах. На следующий день по решению суда Итин, заявивший, что считает себя невиновным, отправился под домашний арест, а Масляева, вину признавшая, осталась в сизо. Через неделю стало известно, что Масляева согласилась сотрудничать со следствием. Дальнейшие обыски, допросы, аресты – вплоть до ареста директора РАМТа Софьи Апфельбаум в конце октября, обосновываются показаниями этой женщины с диагнозом «сахарный диабет», которая попросила не привозить ее на заседания судов, чтобы не слышать речей чужих адвокатов, называющих вещи своими именами, а заодно и речей собственных защитников, просящих смягчить ей меру пресечения. «Отведите меня в камеру», – повторяла она на апелляционном заседании в Мосгорсуде 9 сентября – и это мучительно слышать даже на аудиозаписи.
Именно в показаниях Масляевой Серебренников и Ко, задумавшие и реализовавшие уникальный не только для России, но и для Европы проект по поддержке и продвижению современного искусства, выступают шайкой преступников, изначально придумавших схему хищения бюджетных миллионов. Именно на абсурдных показаниях экс-главбуха и строится версия следствия.
В остальном система доказательств не просто хромает, она попросту не имеет никаких опор, во всяком случае, представленных публично, зато процессуальные нарушения многочисленны, и обо всем этом защитники кричат словно в глубокий колодец: собственное эхо да нервный смех «группы поддержки» в зале суда – единственное, что они слышат в ответ.
Понимая, что показаний одной немолодой больной женщины недостаточно, следствие лихорадочно искало второе «слабое звено». Эта роль была уготована бывшему генеральному продюсеру «Седьмой студии» Алексею Малобродскому, который в марте 2015 года покинул пост директора Гоголь-центра. Малобродский, как и Масляева, был сразу же заключен под стражу, причем правосудие вцепилось в него намертво – именно в случае бывшего продюсера «Седьмой студии» допускаются буквально вопиющие процессуальные нарушения, сам Малобродский и его адвокаты не раз заявляли о давлении со стороны следствия, но получали беспрецедентный в своем цинизме ответ: «Здоровье обвиняемого позволяет ему находиться в следственном изоляторе».
Между тем этот скромный, тихий, невысокого роста театральный продюсер с безупречной репутацией среди коллег проявляет прямо-таки героическую стойкость на допросах. Более того, он использует суды, чтобы делать публичные заявления о неправомерности следствия.
«Театр» публикует расшифровку нескольких речей на судебном заседании, посвященном рассмотрению апелляционных жалоб по мере пресечения Малобродскому, Итину и Масляевой, 6 сентября 2017 года в Мосгорсуде. Судья – Светлана Александрова. <…>
Судья: Обсуждается вопрос возможности рассмотрения апелляционных жалоб без повторной проверки документов, которые были исследованы судом первой инстанции. Защита не возражает? Адвокат Лахова?
Адвокат Карпинская: Уважаемый суд, можно я вместо Лаховой? Я хотела бы обратить ваше внимание, что сейчас прокурор при возражениях на наши жалобы сказала, что материалами дела, изученными в суде первой инстанции, подтверждается обоснованность подозрений в отношении Малобродского, а также – что есть какие-то документы, свидетельствующие о его причастности и вообще о самом наличии данного преступления. В связи с тем, что я имею опись документов, представленных в материалах дела, и таких документов там нет, а также нет документов, которые бы говорили о необходимости содержания его под стражей и на которые только что сослалась прокурор, я считаю, что необходимо огласить все документы, которые были изучены в суде первой инстанции. Это является нашим правом. Мы категорически возражаем против рассмотрения дела без оглашения этих документов, так как оно является необходимым для рассмотрения данного дела с учетом статьи 6 Конвенции о защите прав человека, а именно «О справедливом судебном разбирательстве». <…>
Судья: Малобродский, вы поддерживаете ваших адвокатов?
Малобородский: Ваша честь, уже не первый раз следствие при поддержки прокуратуры манипулирует несуществующими фактами. Ни одного конкретного довода приведено не было. Всё – блеф, надувание щек и ссылки на несуществующие якобы достаточные основания. Я не просто поддерживаю, я требую, чтобы это безобразие наконец прекратилось, чтобы следствие и прокуратура перестали блефовать, чтобы оперировали реальными фактами. Спасибо.
Судья: То есть вы поддерживаете адвокатов?
Малобродский: Я требую, чтобы были предъявлены конкретные документы, на которые ссылается это жулье.
Судья: Следователь.
Следователь: Ваша честь, на усмотрение суда.
Судья: Прокурор.
Прокурор: Я возражаю против повторного оглашения всех представленных материалов, поскольку суд и все участники процесса с ними ознакомлены. Убедительных доводов в пользу повторного исследования не приведено. Ходатайство не конкретизировано.
Судья: Суд постановил проводить рассмотрение апелляционных жалоб без повторной проверки материалов, которые были исследованы судом первой инстанции, поскольку доводы защиты сводятся к оценке ходатайства следователей.
Адвокат Карпинская: Уважаемый суд, у меня есть возражения на ваши действия, потому что в соответствии со ст. 389 пп. 13 только с согласия сторон может быть принято решение о рассмотрении апелляционных жалоб без проверки документов. Так вот, я свое согласие на то, чтобы рассматривать данную жалобу без проверки документов, будучи стороной в процессе, не даю. Вы меня лишаете этой возможности, предусмотренной законом. Я возражаю на ваши действия. <…>
Очень много всего мы изучили в данном судебном заседании, которое продолжалось несколько дней. Я хотела бы резюмировать все, что было сказано, а также дать оценку не только тем документам, которые были представлены в суд первой инстанции, но и тем документам, которые были представлены вам в прошлом судебном заседании. Тем документам, которые были оглашены уже в Мосгорсуде. Знаете, это дело кажется мне странным с самого начала. Все мои коллеги и сам Алексей Аркадьевич уже об этом говорили. Но все-таки я хочу обратить внимание на те факты, которые случились при рассмотрении данного дела. Все началось 17 июля в Басманном суде. Туда поступило ходатайство, о котором подробно рассказывала моя коллега, адвокат Лахова, в котором ни одного слова не говорилось о Малобродском Алексее Аркадьевиче. А что такое это ходатайство? Это просто точная копия постановления о привлечении в качестве обвиняемых Итина и Масляевой. То есть следствие, получив дело из Следственного комитета города Москвы, не удосужилось проверить, по факту чего его возбудили, кому что предъявили – и, совершенно не утруждая себя, перепечатало перед судом в ходатайстве о продлении меры пресечения Малобродскому то, что было указано в постановлении о возбуждении уголовного дела и привлечении в качестве обвиняемых Итина и Масляевой. Эти люди – не мои подзащитные, но я считаю, что они так же невиновны и предъявленные им обвинения так же абсурдны, как те, что предъявляются Малобродскому. И, отвлекаясь от того, что происходит: я считаю, что Нина Леонидовна оговаривает себя и других, а следствие только оказывает на нее воздействие для того, чтобы она бесконечно меняла адвокатов, и в данном судебном заседании мы видим уже четвертого. Ничего не хочу сказать о профессиональных способностях моего коллеги, но когда Нина Леонидовна сказала, что ее все устраивает в данном судебном заседании и она дальше хочет сидеть в следственном изоляторе, – это меня просто поразило.
Масляева: Я так не сказала.
Карпинская: Ну а как?
Судья: Вы входите в полемику.
Карпинская: Возможно, Нина Леонидовна имела ввиду что-то другое, но выглядело это именно так. Если человек не поддерживает жалобу, в которой просят изменить ему меру пресечения и не обжалует эту меру пресечения с помощью услуг другого адвоката, значит, он согласен с тем, что должен в этом изоляторе находиться. Нас так учили. Теперь, видимо, другие времена и другие нравы. Но мне кажется просто чудовищным, что человек оговаривает себя с помощью давления следствия. И показания Нины Леонидовны – они с каждым разом всё расширяются. Вначале Нина Леонидовна просто говорит, потом она прибавляет еще что-то, а потом, уже в последних показаниях, которые приобщаются в Мосгорсуде, Нина Леонидовна говорит, что «Седьмая студия» была создана с целью хищения бюджетных средств. И вот эти ее показания следствие представляет в качестве доказательства в обоснованности подозрения, которое должно быть проверено судом. Что тут хочется сказать? Первое. Алексей Аркадьевич – и он, наверное, поддержит меня – не был знаком с Ниной Леонидовной до того, как он стал работать продюсером «Седьмой студии», и вряд ли замышлял с ней создание «Седьмой студии» для хищения денежных средств.
Небольшое историческое отступление о том, откуда взялось название «Седьмая студия». Может быть, Нине Леонидовне это неизвестно, но «Седьмая студия» задумывалась как продолжение тех студий Художественного театра, которые до того уже существовали в разные периоды театральной истории: Первой студией руководил Станиславский, Третьей студией – Вахтангов, и на ее основании был впоследствии создан театр, известный нам теперь как Вахтанговский. И, наверное, все же «Седьмая студия» была создана не для того, чтобы совершить хищение денежных средств, а чтобы продлить традиции, которые родились в Московском художественном театре. И, возможно, и Нина Леонидовна, и следствие совсем иначе представляли бы себе цели создания АНО «Седьмая студия», если бы знали, что еще до появления АНО как юридического лица студенты курса Серебренникова из Школы-студии МХАТ, назвавшиеся «Седьмой студией», выпустили спектакль со своим мастером «Отморозки» по произведению Захара Прилепина. Подчеркиваю: спектакль был поставлен до того, как АНО «Седьмая студия» была создана как юридическое лицо. Хотя, наверное, следствию незачем об этом знать. Так же, как следствие, которое занимается расследованием экономического преступления, не знает, чем отличается государственный контракт от бюджетного финансирования, и почему в 2011 году у «Седьмой студии» никакого бюджетного финансирования не было.
Итак, что нам говорит следствие? Что группа людей договорилась специально создать свою студию для хищения бюджетных средств. А дальше мы смотрим постановление правительства, подписанное премьер-министром Владимиром Владимировичем Путиным, в котором указано, что «Седьмой студии» отдельной строкой бюджета на 2012-14 годы выделены бюджетные средства для продвижения современного искусства. Именно для этого. И есть переписка с Министерством финансов, с Министерством культуры. И я боюсь спросить: а кого тогда обманули Кирилл Семенович Серебренников вместе с Малобродским? Премьер-министра? Они не поняли, для чего им бюджетные деньги выделяют? Или «Седьмая студия» создавалась специально с помощью правительства, Министерства культуры и Министерства финансов для хищения бюджетных средств? Я хочу спросить у прокуратуры, все эти инстанции и люди, в них работавшие, были не осведомлены о целях создания «Седьмой студии» и поэтому их не включают в группу? Или они не понимали, что происходит, когда подписывали данные постановления и выделяли денежные средства из бюджета?
Но это – лирическое отступление по поводу показаний Нины Леонидовны, которые якобы подтверждают обоснованность подозрений <в отношении> Малобродского, а также самой Нины Леонидовны. Я не знаю, каким образом нужно запугать больную женщину, чтобы она хотела сидеть в тюрьме, да не одна, а еще в компании с другими уважаемыми людьми. Не могу понять, каким образом эти показания могут быть обоснованностью подозрения. Но хочу обратить ваше внимание, что в постановлении Европейского суда по правам человека, вынесенного по делу Навального и Офицерова по спорам с Россией, указано, что люди, которые заключили досудебное соглашение, – а Нина Леонидовна заключила досудебное соглашение, и в материалах дела указано, что данное соглашение есть, и оно приложено – их показания не могут являться свидетельскими показаниями в отношении других лиц по тому же делу, потому что условие досудебного соглашения не дает им возможности изменить каким-то образом свои показания. Заключение же досудебного соглашения дает им возможность получить наказание значительно меньшее, чем в случае рассмотрения дела не в особом порядке. Поэтому показания Нины Леонидовны, данные в рамках досудебного соглашения, вообще не могут быть доказательствами ни по какому делу, а уж тем более – доказательствами обоснованности подозрений.
Дальше я хотела бы обратить ваше внимание на показания двух дочерей Нины Леонидовны. Одна из них чудесным образом дает показания 17 июля с 10 до 12.45 в здании следственного изолятора следователю Середе – притом, что мы видели следователя Середу в 12 часов в здании Басманного суда, когда, согласно протоколу судебного заседания, начались слушания по данному делу: ну, возможно, перепутали время, и в это время допрашивали одну из дочерей Нины Леонидовны, которая говорила, что за ней, как ей кажется, следят какие-то люди в черных шапках и так далее. То же самое подтверждала другая дочь Нины Леонидовны, которую, тоже по стечению странных обстоятельств, 12 июля в 19 часов допрашивал следователь Васильев, который в это же время находился с нами в следственном изоляторе и допрашивал Малобродского. Ну, может быть, какое-то несовпадение во времени. Надуманность этих показаний о слежке, на моей взгляд, совершенно очевидна. А приобщались они для чего? Для того, видимо, чтобы доказать, что у всех обвиняемых есть намерение скрыться или оказать давление на свидетелей – двух дочерей Нины Леонидовны. Иначе с какой целью эти показания прикладываются к делу в суде апелляционной инстанции? А к ним прикладывается постановление уважаемого руководителя следственной группы Лаврова, в котором говорится, что показания получены и теперь должна быть проведена проверка показаний: правда ли за девушками кто-то следит, и пригласили ли этих людей собравшиеся вместе Серебренников, Малобродский и Воронова, которая, как теперь мы понимаем, в розыске. Разумеется, все эти люди где-то в июне собрались и договорились, некоторые уже находясь в местах лишения свободы, следить за двумя дочерьми Масляевой. Это уже просто театр абсурда какой-то. Но следователь Лавров сказал: надо проверить, кто за ними следит. Проверили или нет – не знаю, результатов нет. И не понимаю, каким образом утверждения двух девушек, что за ними кто-то следит, могут являться доказательствами по делу о продлении меры пресечения в отношении других людей.
Дальше. Что касается показаний Войкиной (заведующая отелом кадров «Седьмой студии» – прим. «Театр»), которые уважаемый следователь Васильев прикладывал к делу шесть раз, и все-таки их приложили. Так вот, если посмотреть в эти показания, то там написано, что Алексей Аркадьевич Малобродский был очень рачительным человеком, поэтому бесконечно заставлял все учитывать – и даже те деньги, которые выдавались под отчет для покупки необходимых элементов декораций, они все были записаны, находились в толстой папке, и он еще заставлял Войкину вести электронный реестр. Эти показания не свидетельствуют о том, что было что-то похищено, а какое-то подозрение – обосновано. Они свидетельствуют, что во время того, как Алексей Аркадьевич был продюсером «Седьмой студии» – а это, к сожалению, было недолго, чуть больше полугода, – он вел строгий учет и контроль: это можно проверить, если захотеть, конечно, это проверить. Но следствие, видимо, не хочет ничего проверять.
Дальше я бы хотела обратить ваше внимание на происходящее в суде первой инстанции. Как нам сказала сейчас уважаемая представитель прокуратуры: все подтверждается собранными доказательствами в суде первой инстанции. Я не буду вас утруждать чтением всего постановления, скажу лишь, что здесь написано, что представленные суду документы свидетельствуют об обоснованности подозрения органов предварительного следствия в причастности Малобродского, Масляевой и Итина к совершению инкриминируемых им преступлений, о чем свидетельствуют содержащиеся в представленных материалах показания Войкиной. Войкина, как я уже сказала, говорит, во всяком случае, в отношении Малобродского, что все у него было учтено, все сложено в папки и подсчитано. Про показания обвиняемой Масляевой я уже говорила ранее, не хотела бы повторяться, – это постоянно усовершенствуемые следствием показания, причем записанные языком следствия: решили создать преступную группу, позвали Масляеву, она тоже согласилась. Когда человека зовут поучаствовать в преступной группе, он, конечно, сразу соглашается похитить деньги. В общем, они все договорились, потом премьер-министру сказали: мы деньги хотим похитить – и он сразу им и выдал, видимо, эти деньги из госбюджета.
Дальше – государственный контракт на 2011 год на 10 миллионов рублей, выделенных АНО «Седьмая студия». Он что, свидетельствует, что Малобродский что-то украл или похитил?
Дальше – договоры и соглашения. Вот есть соглашение о выделении субсидий. Действительно, соглашение на 206 миллионов за все время плюс государственный контракт на 10 миллионов – итого получается, что за все время с 2011 по 2014 годы АНО «Седьмая студия» было выделено 216 миллионов. Как это подтверждает, что кто-то совершил какое-то хищение, мне непонятно.
Далее есть счета-фактуры о переводе денег. Они позволяют сделать вывод о причастности Малобродского, Масляевой и Итина к совершению указанных преступлений?
Я не зря просила вас огласить данные документы, потому что они ни о чем не свидетельствуют. Вообще! Государственный контракт, соглашение о субсидии ни о чем не могут свидетельствовать, кроме того, что был государственный контракт и соглашение о субсидии, что деньги были выделены и указаны в бюджете.
Дальше, уважаемый суд, есть постановление о привлечении в качестве обвиняемого Малобродского, где написано, что он украл деньги на постановку спектакля «Сон в летнюю ночь», но в действительности это мероприятие не проводилось, и денежные средства на его проведение не расходовались. Что я могу сказать? После того, как общественность – да, уважаемый прокурор, все дело, которая я зачитываю, есть в средствах массовой информации, хотелось бы вам или нет, но общественность это все читала – так вот, когда общественность принесла кучу доказательств того, что спектакль «Сон в летнюю ночь» был, на нем присутствовало огромное количество людей, когда этот вопрос бесконечно обсуждался, то что решило следствие? А то, что неудобно как-то получилось. И что мне сказал следователь Васильев, когда я его спросила: вот скажите, пожалуйста, у нас два обвинения по привлечению в качестве обвиняемого – за «Сон в летнюю ночь» и новое постановление, которое появилось 18 июля – так вы в чем Малобродского обвиняете? И Васильев мне ответил: ну, то постановление, которое про «Сон», – это мало ли что на заборе было написано. Речь идет – подчеркну – о Следственном комитете по городу Москве.
Теперь по поводу последнего суда, решение которого мы обжалуем.
17 июля на заседании суда по продлению меры пресечения Малобродскому, Итину и Масляевой обнаружилось, что Малобродский почти месяц просидел в следственном изоляторе без возбуждения против него уголовного дела. Заседание суда переносится на 18 июля.
18 июля судья Дударь заявила, что ей не хватает документов для вынесения решения. Затем на суде появился полковник юстиции и.о.старшего следователя Лавров, который принес уголовное дело, возбужденное в 10.30 утра 18 июня. Новое дело соединено с делом, возбужденным 19 мая 2017 года против Итина и Масляевой, и охватывает события 2011 – 2014 годов. В нем говорится уже о трех фигурантах – Итине, Масляевой и Малобродском, которые обвиняются в хищении бюджетных средств, выделенных АНО «Седьмая студия». Прокурор Генпрокуратуры Малофеев отказался поддерживать ходатайство следователя о продлении ареста Малобродскому. Судья Дударь объявила ситуацию с отсутствием уголовного дела в отношении Малобродского «технической ошибкой» и приняла решение о продлении ареста Малобродскому и Масляевой, а также домашнего ареста Итину./
Согласно Процессуальному кодексу, ходатайство о продлении меры пресечения должно быть ходатайством той меры пресечения, которая уже была избрана. А новое постановление, которое выносится на следующий день после заседания суда, не может быть доказательством обоснованности подозрения и обоснованности причастности к совершению преступления или доказательством того, что лицо может скрыться или уничтожить доказательства. Ну не может новое постановление о возбуждении уголовного дела быть подтверждением каких-то фактов. Это просто документ, который позволяет следствию продолжать расследование. Но когда судья Дударь вышла из совещательной комнаты и сказала, что ей не хватает документов для того, чтобы вынести соответствующее решение, ей было представлено два документа: постановление о возбуждении нового уголовного дела в 10.30 18 июля и – такой хитрый ход – постановление о соединении нового возбужденного дела со старым делом и присвоении делам одного и того же номера. Тогда, уважаемый прокурор, ваш коллега, прокурор Малофеев, который является первым заместителем начальника отдела по надзору за деятельностью следственных органов, просто обалдел и не мог сказать, что он поддерживает данное постановление. И он сказал – и существует аудиозапись – что при таких обстоятельствах – при отсутствии возбужденного уголовного дела на момент рассмотрения дела о продлении меры пресечения в суде – он не может считать арест Малобродского законным. Нравится вам это или не нравится, но он это сказал, и есть аудиозапись, и это отражено в протоколе судебного заседания, хотя и в сокращенном виде. И действительно, если посмотреть постановление пленума Верховного суда, пункт 13, суд вообще не может рассматривать дело при отсутствии постановления о возбуждении уголовного дела. Так вот, такого постановления не было – я уж не знаю, забыло следствие или был недочет. Я много лет работаю, и мне всегда говорили, что процессуальные нарушения – это железобетонный аргумент. Свидетельские показания каждый оценивает по-своему, но отсутствие процессуальных документов является однозначным основанием для того, чтобы решение в апелляционной инстанции было отменено.
Мы все время слышим: суд разберется. Ну так если сейчас суд выносит постановление в отношении меры пресечения Малобродскому на основании документов, которые не могут являться основанием для такого постановления, почему вдруг суд потом разберется? Наверное, адвокаты и прокуроры читают постановление пленума Верховного суда по-разному. Если следствие за четыре месяца не может разобраться, чем государственный контракт от субсидии отличается, то почему оно должно потом разобраться?
Вот нам говорят: было много следственных действий с Малобродским до 17 июля – действительно, было три допроса: два в один день и один 12 июля. Потом были еще действия с Малобродским: ему предъявляли новое постановление о привлечении в качестве обвиняемого, его ознакомили с постановлением о возбуждении нового дела, которое было приложено к делу в суде 18 июля, при этом никто из фигурантов дела ознакомлен с постановлением заранее не был – знакомили уже потом. Соответственно, Малобродский должен содержаться под стражей на основании этих документов и на основании слов Нины Леонидовны, которая хочет получить определенные преференции, не понимая, что, оговаривая себя и других, она не получит никаких преференций. Если сейчас посмотреть на ту практику, которая идет в отношении людей, проходящих по экономическим делам и заключивших досудебное соглашение, так многие из тех, кто заключили досудебное соглашение, получают срок больше, чем те, которые его не заключили. Так что это ошибочная позиция, но следствие пытается ею воспользоваться, давя на пожилую женщину, которой, конечно, хочется быть дома.
Что касается характеристики личности. Я не первый раз присутствую при продлении ареста, и меня всегда интересует вопрос: поручительств за Малобродского у нас на данный момент 38 штук, разные ассоциации и советы – продюсеров, театральных критиков, руководителей – все говорят, что Алексей Аркадьевич заслуживает доверия, что он никуда не убежит. Встает прокурор и говорит: да, все хорошо, но с учетом личности он должен содержаться под стражей. Я хочу понять: что с этой личностью не то? Может быть, есть какие-то тайные сведения, которых мы не знаем о личности Алексея Аркадьевича? Суд нам их не оглашает, прокуратура не говорит. Но из того, что мы слышим, – а судебное заседание является открытым и непосредственным – мне кажется, что Малобродский более чем достойная личность. Что касается возможности скрыться и израильского гражданства, о котором нам все время говорят: действительно, у Алексея Аркадьевича есть израильское гражданство, но всем и каждому очевидно, что на территории Российской Федерации никакое другое иностранное гражданство не действует. Человек, имея российский паспорт, находясь на территории Российской Федерации, является гражданином Российской Федерации, и никакое израильское посольство не будет за него заступаться. Израильский паспорт Алексея Аркадьевича, так же, как заграничный паспорт, находится в распоряжении следствия. У меня такой вопрос: как он сбежит – он пешком границу будет переходить или как? И почему в отношении него не может быть избрана мера домашнего ареста с помощью электронного браслета, который является такой же мерой пресечения, связанной с лишением свободы, и не дает никакой возможности совершения самостоятельных действий? Почему Алексей Аркадьевич должен содержаться под стражей, притом что никаких подтверждений того, что он хотел скрыться, а уж тем более уничтожить какие-то доказательства, в деле нет? Почему тот залог, который предлагалось за него внести в суде первой инстанции, – я была готова его внести и я суду объяснила, что знаю все последствия обращения залога в доход государства, – так почему это не заслуживает внимания при избрании в отношении Алексея Аркадьевича меры пресечения, не связанной с лишением свободы?
Я вообще не понимаю, что происходит. И считаю, что никто из фигурантов этого дела не является преступником, и вообще никакого преступления не было. Просто Нина Леонидовна – слабое звено. Знаете, как нам Европейский суд по правам человека сказал? Как все дела в России расследуются – находят одного слабого, он заключает соглашение, дает показания, а дальше уже можно ничего не расследовать. А если бы не было показаний Нины Леонидовны, на чем бы следствие основывало все свои доводы о том, что вообще данное преступление существует? В этой связи я хочу вам напомнить, что милосердие важнее справедливости, тем более, ложной справедливости, о которой говорит Следственный комитет. И насильственные меры, применяющиеся сейчас к Алексею Аркадьевичу, который никого не убил, не совершил никаких грандиозных преступлений и вообще в «Седьмой студии» работал только полгода, – содержание его под стражей является необъективной мерой пресечения, несправедливой. Малобродский никуда не собирается бежать и намерения такого у него не было, он готов давать следствию любые показания в любое время, его адвокаты всегда являются, ни разу не было такого, чтобы кто-то куда-то не пришел. Поэтому я считаю, что решение Басманного суда о мере пресечения в отношении Малобродского в виде содержания под стражей должно быть отменено.
Адвокат Лахова: <…> Только одно небольшое дополнение. Когда следствие нам говорит, что в постановлении о продлении меры пресечения написано, что в период с 01.02.2014 по 08.04.2014 года главный бухгалтер АНО «Седьмая студия» Масляева, выполняя указания генерального директора и генерального продюсера – соответственно, Итина и Малобродского, – обеспечила при помощи неустановленных лиц составление того-то и того-то и переводы денежных средств, у меня возникает вопрос к гособвинению, которое утверждает, что все материалы, представленные суду, изучены, что они правомерны и достоверны. Каким образом в 2014 году Малобородский, который работал в «Седьмой студии» только до апреля 2012 года, – это уже известно всем, и трудовая книжка приложена, и само следствие это подтверждает, – мог давать какие-либо указания Масляевой? Это только маленький пример того, как ведется расследование. Так вот, мы призываем, чтобы решение выносилось судом не на основании голословных фраз, а на проверенной информации <…>.
Судья: Малобродский.
Малобродский: Ваша честь, я уже пятый раз участвую в судебных заседаниях в течение этих двух с половиной месяцев. И я каждый раз пытаюсь добросовестно соответствовать законам жанра этого представления. В частности, я исхожу из предположения, что честь, Ваша честь, имеет место в суде. Имеет место и имеет какое-то значение. Я также исхожу из предположения, что все без исключения участники заседания должны руководствоваться законом, и все в равной мере несут ответственность за свои слова и поступки.
Если это так, то не пора ли того же потребовать от противоположной стороны, от следствия: чтобы оно наконец-то перестало оперировать туманными, ничего не значащими, «многозначительными» заявлениями, а наконец начало бы оперировать фактами и какими-то реальными доводами. Ну сколько уже можно потворствовать этим бессовестным попыткам сфабриковать ложные обвинения против меня и попирать мои гражданские права! В то время как моя защита каждый раз в каждом из этих заседаний неопровержимыми фактами и безупречной логикой доказывает ложность обвинения и несостоятельность доводов в пользу моего содержания под стражей, все это время следствие, я бы сказал, «организованная группа следователей», публично глумится над законом, путается в формулировках обвинения, путается в датах, в обстоятельствах, манипулирует номерами, деталями возбуждаемых уголовных дел, допускает процессуальные нарушения. Говоря по-простому, практикует ложь и запугивание. Я бы поправил своего адвоката, в течение двух с половиной месяцев фактически не происходит никаких следственных действий. Утверждение следователя о том, что у меня была многократная возможность давать показания, – это ложное утверждение. Может быть, имеется в виду то, что происходило 25 июля в здании Следственного комитета по адресу Технический переулок, дом 2, куда меня через неделю после того, как данные этого обвинения были учтены судом, привезли знакомиться с этим обвинением в наручниках, пристегнутым к приставам, не дав мне возможности, вопреки закону, получить консультацию адвокатов наедине. Я, естественно, отказался.
Более того, мне известно, что на 8 сентября назначены какие-то следственные действия в здании Следственного комитета. Я здесь в суде заявляю: в наручниках я не буду участвовать ни в каких следственных действиях. Адвокат Юрия Константиновича Итина говорил о правах своего подзащитного, о том, чтобы соблюдались нормы, которые бы уберегли его здоровье и устранили угрозу жизни и так далее. Есть еще некое право. Есть право на мое человеческое достоинство, есть право на презумпцию невиновности, есть право на защиту. Все эти права чохом, одним махом нарушаются вот такими так называемыми следственными действиями. При этом, Ваша честь, я повторяю и продолжаю повторять: я готов давать всю имеющуюся у меня информацию, я готов давать правдивые показания, я готов отвечать на конкретные вопросы следствия.
На предложения «признавайтесь уже в чем-нибудь» или «покажите что-нибудь по поводу нашего последнего обвинения, которое полностью состоит из перечисления двух десятков транзакций и полудесятка транзакций субсидий в адрес «Седьмой студии», я не готов отвечать. Я не понимаю такого разговора.
Уже давно пора перейти к конкретным вопросам. Мне ни разу, кроме этого смехотворного эпизода со «Сном в летнюю ночь», не был предъявлен ни один конкретный эпизод. Я не понимаю, о чем при таких условиях можно говорить со следствием.
При этом, кроме уже мною перечисленных подвигов следствия, было совершено еще несколько. Сделав мою жену без всяких на то оснований свидетелем по делу, нам отказывают в свиданиях, в телефонных разговорах. Кроме того, наложен арест на имущество мое и жены, которое на время ремонта квартиры было помещено на склад. Это книжки, это кастрюльки, это осенние ботинки – сейчас сезон начинается. Что же это такое, как ни оказание давления, Ваша честь? Это именно оно и есть.
Я не буду повторяться по поводу неправосудного решения Басманного суда – это апофеоз беззакония, и мне кажется, что это очевидно всем – всем, кто либо слушал речи моих адвокатов, либо присутствовал в течение двух дней в Басманном суде. Между тем я продолжаю оставаться в тюрьме все эти два с половиной месяца. Между тем, по непонятным причинам средства производства, которыми пользуется моя жена в своей работе, – ее ноутбук, ее планшет – арестованы и находятся у следствия. Наши проекты – мои и моей жены – продюсерские проекты, а соответственно, и источники нашего скромного существования – они порушены за эти два с половиной месяца. Что это, как ни оказание давления? Это именно оно и есть. Какая цель? Моего воображения не хватает, чтобы представить другую цель, кроме как стремления, чтобы я вслед за Ниной Леонидовной начал оговаривать себя и своих бывших коллег по «Седьмой студии». Но я говорил это в Басманном суде и повторю сейчас: этого не будет, никакими методами меня это делать не заставят. Я готов работать со следствием, готов давать пояснения, готов давать показания. Готов отвечать на конкретные вопросы – отвечать правдиво, отвечать с целью установления истины. Ваша честь, право слово, надо дистанцироваться от этой «организованной группировки следователей» по соображениям закона и даже просто по солидарным соображениям. Я прошу Вас, пожалуйста, примите законное, справедливое решение: отмените решение Басманного суда о мере пресечения. Если Вы по каким-то причинам – у Вас они, вероятно, могут быть, я не знаю, – полагаете, что в отношении меня должны быть приняты какие-то меры пресечения, то пусть это будут меры, не связанные с содержанием под стражей. У меня всё. Спасибо.
Суд удаляется на совещание.
Судья: Решение Басманного суда о продлении обвиняемому Малобродскому меры пресечения в виде заключения под стражу до 19 октября 2017 года оставить без изменения, апелляционную жалобу защиты – без удовлетворения.
Материал подготовила Жанна Зарецкая