В “Красном факеле” представят премьеру Александра Баргмана по пьесе Фернана Кроммелинка

21, 22 и 30 декабря на большой сцене новосибирского «Красного факела» сыграют премьеру спектакля по пьесе Фернана Кроммелинка “Жар и холод, или Идея господина Дома” в постановке Александра Баргмана.

«Фернан Кроммелинк, «пьяный Мольер», известен российскому зрителю прежде всего по «Великодушному рогоносцу», но «Жар и холод, или Идея господина Дома» – пьеса не менее сильная: своей чувственностью, иррациональностью, отчаянием, внутренней болью, алогизмами, – рассказал журналу ТЕАТР. режиссер Александр Баргман. – В ней интересное и осознанное смешение жанров: начинаясь как лихо закрученная «французская комедия», пьеса переходит в романтическую драму высокого штиля, а к финалу превращается в социальную драму, едва ли не трагедию. Здесь есть течение внешнее и внутреннее, есть зеркало и зазеркалье. На первом плане Леона – королева мира, женщина берущая, но за Леоной всегда есть Фели – у нее другое предназначение, они – как Лилит и Ева. Пьеса, как и спектакль, посвящена женщине: с ее страстным желанием любить и недореализованностью этого желания. Мы используем прекрасный перевод Натальи Санниковой, в котором есть высокие, поэтические, невозможные, казалось бы, в этом мире строки, посвященные именно любви.

Я искал пьесу, соизмеримую с одаренностью артистов театра «Красный факел» — артистов-сотворцов, соавторов спектакля. Я понимал, что пьеса должна быть сильная, сложная, глубокая. В поиске материала, как это часто бывает, я стал разбирать свои архивы давно понравившихся пьес и на второй странице пьесы Кроммелинка как-то соединил Леону из пьесы с Ириной Кривонос и, дочитав, принял решение: эта пьеса! Она иррациональная: в ней несколько раз нарушаются причинно-следственные связи, меняются жанры, скачут настроения, обрываются темы, все — в нервных мерцаниях и судорожных попытках ухватиться за то, что принято называть «любовью». Начинается, как я уже говорил, с чисто комедийной коллизии, а потом туда проникает грустное, затем отчаянное романтическое настроение, а ближе к финалу возникает и даже правит «брехтовская яркость». Помимо того, что здесь идет речь о метаниях в сетях безрассудной любви и отчаянной страсти, в пьесе затрагивается конфликт чувственного мира и мира рассудочного. В тексте, действие которого происходит в Бельгии в середине 30-х годов, явно ощутим привкус ерничества и высмеивания только расправляющего свои щупальца фашизма, уже прорастающего в Европе. Никто еще не мог предугадать, чем все это закончится, и Кроммелинк еще высмеивает идею господина Дома, как любую объединяющую массы идею, вскрывает это понятие и опустошает ее в силу бессмысленности. В данном случае нет никакой идеи господина Дома — она выдумана. Но не нужно никаких особенных усилий, чтобы пустую идею возвеличить, мифологизировать фетиш и, отвлекаясь от собственной ответственно проживаемой жизни, стать частью толпы и пойти за какой-то выдуманной декларацией.

Возвращаясь к героям пьесы… На начальном этапе мы поняли, что без консультации психоаналитика — не обойтись, и, как сказал сам доктор — Артем Кулябин (психолог-консультант), теперь уже могу назвать его нашим соавтором, «в этой пьесе нет психически здоровых людей». У главной героини — истерическое расщепление на несколько субличностей. Были консультации по скайпу, затем Артем приехал на репетиции. Посмотрев прогон спектакля, он нас утешил, «мы своим сочувствием очеловечили персонажей», хотя в пьесе он этого не ощутил».