Корреспондентка журнала ТЕАТР. – о спектакле театра post «Комитет Грустящего Божества».
На излете года, 11 декабря, в театре post прошла премьера. Дмитрий Волкострелов поставил «Комитет Грустящего Божества», одну из недавних пьес Павла Пряжко. Текст лишен непрерывного нарратива. Действие складывается из череды повседневных событий, диалогов про неизвестных зрителю людей, бесконечного ожидания и поэтичных ремарок. Персонажи, Сергей и Оля, работают, собирают вторсырье, чтобы выжить. При этом в тексте рефреном возникает георгиевская ленточка – знак, ассоциирующийся уже скорее с идеологией, нежели с трагическими событиями войны. Герои верят в государство (нет особой разницы, в какой из стран постсоветского пространства все это происходит), которое спокойно оставляет их в нищете. Впрочем, в спектакле это все не столь важно, Волкострелов избегает акцента на социальном. Ленточка появляется, но лишь на черно-белом видео, где она едва узнаваема. Здесь важнее медленное течение жизни, полное радостей, неудач и бесконечного ожидания, причем первых меньше всего. Режиссер меняет смыслы, заложенные автором, снимает их часть, что для Дмитрия Волкострелова, обычно экспонирующего тексты без интерпретации, не типично.
В своих постановках по пьесам Пряжко Волкострелов вслед за драматургом фокусировался на «ничем не примечательных улицах», на часто остающихся без внимания театра житейских мелочах, обыденных действиях. В «Комитете Грустящего Божества» стали важны паузы между ними, важно отсутствие. Молчание – отсутствие разговора, тишина – отсутствие звука, разочарование – отсутствие долгожданной радости. В пьесе этим отсутствием полны ремарки: «Перевел взгляд в никуда», «Не сразу поддержал разговор», «В молчании. Ждут».
Оно зашито и в структуру спектакля. Артисты, Иван Николаев и Аделина Любская, существуют на невысокой сцене, отделены от зрителей полупрозрачным экраном. В боковом свете фигуры кажутся размытыми, видны лишь силуэты в мешковатых куртках (Олин силуэт чуть лучше, потому что на ней ярко-розовый пуховик) и светлые лица, выделяющиеся из темноты. Стоят рядом, у Сергея в руках корзина из магазина, которая ему не очень нравится: дно мокрое. Нужно поменять ее. Николаев спускается с помоста и подходит вплотную к экрану. Боковой свет на него больше не попадает, он растворяется в темноте. В поле зрительского внимания остается Оля, которая его ждет. Важно не действие, а его отсутствие. В данном случае – ожидание.
Но отсутствие здесь не означает пустоту. Волкострелов делает лакуны в действии – значимыми, и сам же их заполняет повседневностью. В «Злой девушке» Пряжко только один герой постоянно «разглядывает все вокруг», в «Комитете Грустящего божества» Волкострелова – оба. На половину экрана, чтобы не закрывать артистов, проецируется черно-белая видеозапись, сделанная Николаевым в повседневных местах и визуализирующая ремарки Пряжко. Это мир глазами одного из персонажей, чаще того, который бездействует. Когда Оля в магазине ждет Сергея, на экране медленно плывут ряды одинаковых стеклянных бутылок газировки, приправа по 50 рублей. Оля заполняет пустоту ожидания бесцельным рассматриванием мира.
В наполненности отсутствия Волкострелов тоже верен тексту. В пьесе есть ремарка: «Мир скользит в сторону, обратную ходу движения машины [электрички]». Для пассажиров электричка – пространство бездействия. Сидишь и ждешь, когда окажешься в другом месте. Но на самом деле движение продолжается, мир скользит мимо. Жизнь идет, даже когда герои об этом не думают. В отсутствии есть ощущение энтропии, бессмысленности потраченного времени. Когда ждешь и ничего не делаешь – пустой, неважный кусочек жизни. Но ведь он не пуст. Ни одна ремарка «Тихо» в спектакле не соблюдается: всегда слышно пение птиц, шум холодильников в магазине, гул голосов или стук колес, в зависимости от ситуации. Жизнь непрерывна, она заполняет все пробелы. Когда появляется ремарка: «Перевел взгляд в никуда», камера-взгляд переключается на ЛЭП и длинные-длинные провода, мягко скользит вдоль них. Графично-черные на фоне светло-серого неба с едва движущимися облаками, они кажутся красивыми, и оттого важными.
Экран, с одной стороны, становится окном в мир героев, которые остаются в потоке собственных жизней: ссорятся с людьми, которых мы не видим, открывают и закрывают двери, которых нет на сцене, обсуждают места, которые так и не появятся в спектакле. Жизнь не ограничивается тем, что вынесено на сцену. С другой стороны, экран разделяет зрителей и артистов. В маленьком зале Дома-музея Шаляпина, где быть далеко друг от друга физически невозможно, это разделение делает персонажей плохо видными и, несмотря на петлички, местами не слышными. Волкострелов усиливает зрительское внимание к простым людям, которые чаще всего остаются незамеченными. Чтобы понимать, что происходит, необходимо концентрироваться.
Ближе к концу в спектакле появляется музыка – «Вдоль по улице метелица метет». Песня в исполнении Анны Герман не столько отсылает к советскому прошлому, сколько к прошлому как таковому, к ушедшему времени. Музыка сопровождает первое появление Сергея на экране: до этого были видны только руки или полы куртки. Время персонажей тоже утекает, вот они уже стали частью винтажной записи. Николаев и Любская спускаются со сцены, выходят из-за экрана и садятся рядом со зрителями. Первое время еще озвучивают происходящее, говорят реплики, но скоро и их голоса исчезают. Остается только реквизит, заполнивший сцену, простые вещи, из которых и состояла жизнь: рюкзак с банками для сдачи, некачественный фейерверк, ведро и швабра – Оля работала уборщицей, гора картона, собранная на переработку, корзина с продуктами из магазина.
Можно думать, что это спектакль о трагической быстротечности жизни и о том, что от нас не останется ничего стоящего – только повседневные, незаметные вещи. Можно говорить о красоте этих повседневных незаметных вещей и поэтизации обыденного. И, наверное, еще много о чем. «Комитет Грустящего Божества», как, впрочем, и остальные спектакли Дмитрия Волкострелова, не имеет одной верной коннотации, а скорее приглашает вместе поразмышлять о важности каждого момента жизни любого человека.