Что значит заниматься образованием как искусством? Как можно оценивать эти опыты? Обязательно ли участвовать в них, чтобы иметь возможность о них высказываться? ТЕАТР. пытается ответить на эти и другие вопросы
Все реже встречаются люди,способные что-то рассказать без затей.
Вальтер Беньямин, «Рассказчик»
Каждое утро нам сообщают о новостях во всем мире. Но странных историй нам все равно не хватает.
Вальтер Беньямин, «Рассказчик»
Геродот не объясняет ничего.
Вальтер Беньямин, «Рассказчик»
В критических статьях, посвященных дискурсивному повороту в современном искусстве и лекциям-перформансам как одном из его проявлений, встречается старая поговорка. Она служит маркером ушедшего времени и его ослабевших/ослабевающих парадигм. Это французская поговорка. У нее есть два варианта: глуп, как художник и (более уточненная версия) глуп, как живописец . На протяжении столетий речь и в самом деле не была уделом художника, верного молчаливости ремесленного цеха. В социальной иерархии высокой ценностью обладали речи других акторов: скажем, письменное и устное слово священника или епископа, потому что фигура говорящего была выделена из общей массы граждан особой связью с высшими силами.
Возросшая значимость речи художника — сравнительно недавнее событие, которое во многом стало возможным благодаря достижениям концептуализма и минимализма. Прежде находящаяся на периферии творческого процесса в роли спутника или прислужника, речь художника стала одним из важных медиумов современного искусства, а дискурсивность — общим и качественно определяющим условием его существования ((Шенталь А. Художественная речь: что такое лекция-перформанс. special.theoryandpractice.ru/lecture-perfromance)). С этими переменами связан и сдвиг, который произошел в понимании социальной роли художника и выразительных средств, которые он использует. Подготовка событий, семинаров, дискуссий равняется теперь производству отдельных объектов. Клэр Бишоп в книге Artificial Hells описывает этот процесс как дисциплинарный поворот, заключающийся в том, что художники сдвигают ориентированные на отношения практики (партисипаторное искусство/социально ангажированное искусство) к дискурсивным ситуациям с высоким уровнем интеллектуального содержания ((Bishop C. Artificial Hells, p. 245)).
Одной из форм, в которой реализуются такие перемены, является лекция-перформанс. В ней перформанс выступает медиумом, а лекция — формой. Эти практики, основанные на взаимопроникновении артистического жеста и педагогики, самим фактом своего существования создают продуктивное замешательство эпистемологического толка. Клэр Бишоп формулирует его в следующих вопросах: что значит заниматься образованием как искусством? как можно судить об этих опытах? обязательно ли участвовать в них, чтобы иметь возможность высказываться о них? ((Ibid, p. 245)) Анализируя art-as-edu проекты Тани Бругеры, Пола Чена, Томаса Хиршхорна и Павла Альтхамера, она приходит к выводу, что лучшие примеры подобных практик заставляют пересмотреть критерии, которые применяются к искусству и к социальному действию ((Ibid, p. 274)).
Но мы пока отвлечемся от этих общих вопросов и попробуем сфокусироваться на вопросах соотношения знания и перформативности. Возьмем для этого лекцию и лекцию-перформанс.
В лекции, не заявляющей себя как перформанс, местом конденсации знания и одновременно его транспортировщиком является речь лектора, все остальные элементы лекционной ситуации, как правило, не конвертируются в содержание и пребывают на периферии. Т. е. в определенном смысле можно говорить о жертвенности формы, остающейся в зоне невидимости/неразличимости/незначимости. Лектор рассказывает о предмете, автоматически оказываясь на территории, где воспроизводятся конвенции о сущности знания, о производителе знания, о самих способах его производства и т. д. Разумеется, есть лекторы, которые занимаются разработкой интонирования, особенностями ритмики или иных параметров выступления, но это не направлено на построение художественной формы.
Лекция-перформанс претендует на то, чтобы быть одновременно артистическим и образовательным жестом. Знание здесь рассеяно по всем элементам, участвующим в лекции. Т. е. знание является результатом артистического усилия. Диди-Юберман в работе Confronting images пишет, что художник проходит по цепочке знания, разбивая ее на пороге полной разгадки, чтобы заставить знание локализоваться где-то еще, как-то иначе ((Didi-Huberman G. Confronting images,p. 16)). Так произведение (искусства) порождает нескончаемую последовательность смыслов, форматируя конфигурации потоков образов и знаний: оно создает динамичную ситуацию, а не привязывает означающее к означаемому ((Джозелит Д. Против репрезентации, moscowartmagazine.com/issue/1/article/62)), смысл к речи, знание к дискурсу. Пробует переизобрести само знание, его компоненты внутри перформативности. Действенность этих практик объясняется не только передачей знания — видимого, прочитываемого, невидимого. Их действенность вырабатывается в переплетениях, даже в путанице из сообщаемых и разрушенных знаний, из произведенных не-знаний ((Didi-Huberman G. Confronting images, p. 16)). В этом случае естественным образом оказываются поставлены под вопрос различные конвенции образовательного процесса, из-за чего слушающим или участвующим в подобных практиках людям приходится пересматривать и способы своего участия, поведения, уровень доверия, требования, атрибутику и остальное. Образовательно-артистические опыты, таким образом, сопряжены с некоторым замедлением и отложенным пониманием произошедшего.
Мне бы хотелось привести три относительно недавних события из практики российского современного искусства, которые имеют отношение к формату лекция-перформанс. Их авторы — Ганна Зубкова, Никита Спиридонов из группы u/n multitude и Кирилл Савченков.
End of melancolia ((www.hannazubkova.com/end-of-melancolia-1)), перформативная лекция Ганны Зубковой, которая была представлена 11 декабря 2016 года на закрытии выставки «Политика хрупкости» (куратор Борис Клюшников)
Сама выставка состояла не только из экспозиции объектов и видео, сделанных художниками, но также из параллельной программы перформансов, дискуссий, лекций. Художники, поэты, музыканты и интеллектуалы пробовали представить возможности реполитизации категории хрупкости в современном мире. Можем ли мы мыслить ненасилие, неспособность, невключенность позитивно, то есть как жест, а не как чистую негативность? Лекция Ганны Зубковой была заявлена в анонсе как лекция. Всегда важно, как формулируется название произведения в предваряющих его материалах, так как это сказывается на ожиданиях аудитории. Лекция началась с общих вводных слов, затем художница хотела обозначить структуру лекции, написав ее на доске, однако маркер был сухим. В зале ни у кого не было запасного. Тогда она обратилась к заготовленной презентации, но проектор отказывал во включении несколько раз, хотя в итоге заработал. После оказалось, что свет слишком ярок, из-за чего часть презентации не было видно, поэтому Ганна изменила освещение. Появились слайды, на одном из которых в фамилии куратора была опечатка. Одним из ключевых драматических моментов, определяющих последующий ход лекции, была попытка воспроизвести видео, которое, по словам художницы, отражает суть всей выставки и способно ее резюмировать. Неудачные попытки сопровождались комментариями художницы по поводу важности выставки и поднятых на ней проблем. Поворотным моментом стали соображения, высказанные под аккомпанемент технических сбоев, всплывающих окон, говорящих об ошибках и неправильно введенных паролях: «Какой-то дискурс вокруг этой выставки абсолютно необходим, потому что именно в речи, в стремлении проговорить эти вещи и есть какая-то целостность, которая заключена в самом высказывании. Мне кажется, что эта лекционная часть очень важна, также важна и сегодняшняя лекция для того, чтобы осмыслить саму идею хрупкости и того, что такое человек, который пытается что-то донести до людей и таким образом формулирует свою мысль».
Эта лекция-перформанс, будучи накрепко связана с контекстом выставки, создает ситуацию, в которой более интенсивным оказывается эмоциональный опыт, нежели интеллектуальный. Хоть в лекции и присутствует речь, она скорее латает временные дыры между попытками и иногда проясняет логику действий художника. Объекты становятся антагонистами художника, а их противостояние друг другу тестирует, насколько далеко продвинулись гости и участники выставки в осмыслении категорий хрупкости и продуктивности негативного.
Лекция для сотрудников полиции о современном искусстве, Никита Спиридонов
Эта лекция прошла дважды — первый раз в Академии управления МВД как прочитанный с кафедры доклад Никиты Спиридонова и второй раз на выставке «Оркестры» (кураторы — Наталья Цой и Борис Клюшников, 24 ноября — 14 декабря 2016 года) как запись лекции, прочитанной Никитой Спиридоновым, современным художником, который работает артистом в оркестре полиции. Эти два эпизода, связанные между собой одним и тем же текстом, не равны друг другу: их ткань составлена из различных контекстов, которые в итоге формируют содержание события, модус его работы и, следовательно, восприятия. В первом случае это адресное образовательное событие, оно подготовлено специально для сотрудников полиции. У слушателей не было ни малейших оснований воспринимать это событие не как лекцию. Главной мыслью докладчика было то, что сотрудник полиции в современной России должен выносить эстетическое суждение, неотличимое от юридического.
Во втором случае это скорее гибрид экспоната и лекции. Посетители выставки становятся реконструкторами образовательного процесса, направленного исключительно на сотрудников полиции, но экспонированного на выставке. И это позволяет им оценивать лекцию как перформанс, как произведение искусства, но одновременно они сами становятся слушателями лекции, занимая место виртуальных полицейских.
Это сложный пример лекции-перформанса, так как в тот момент, когда она была лекцией, она не была лекцией-перформансом (разве что только для самого художника), а в тот момент, когда ее стало возможным воспринимать как произведение искусства, она лишилась места своего существования. Она осталась лекцией, а ее перформативная составляющая переместилась исключительно в виртуальную плоскость. В сухом остатке мы получаем образ лекции-перформанса, который и будем препарировать.
В первом эпизоде важно отметить, что это было выступление художника под прикрытием: он был закамуфлирован занимаемой на тот момент должностью. Однако это была несчитываемая персонажность. У интонации, с которой текст был прочитан, тоже был своеобразный камуфляж: она мимикрировала под интонацию патриарха Кирилла. Как замечает сам художник, интонация несет гораздо больше репрезентативности, чем само содержание лекции.
Второй эпизод раскрывает персонажность, включая ее в содержание события. Представленные на выставке текст лекции, двойная закамуфлированность, персонажность, обращенность на сотрудников полиции и остальные факторы, сопровождающие живое прочтение лекции, образуют цельное произведение художника, позволяющее мыслить событие как лекцию-перформанс, нащупать ее образ. При этом она не утрачивает своей лекционной магии, которая работает на превращение посетителей в слушателей.
Horizon Community Workshop, Кирилл Савченков (10 декабря — 10 января 2016 года)
Художественный проект Савченкова был реализован в специальной программе Агентства сингулярных исследований, названной «Выживание и воображение». Его было бы непродуктивно относить к определенному формату. Это образовательно-перформативное действие длиной в месяц походит скорее на агрегатор разнообразных форматов и опытов.
Это был четырехчастный тренинг: наблюдение — ориентация — решение — действие. В каждой части было организовано по две сессии (потом они повторялись еще два раза). На каждую сессию, предварительно записавшись, могло прийти только четыре человека, что было мотивировано необходимостью личного контакта художника с каждым участником. Тренинг Савченкова базируется на теме исчезновения и уклонения от связей. «В каждом семинаре обязательно присутствует теоретическая часть, в которой художник смешивает наработки квантовой физики, философию Агамбена, исследования Бориса Поршнева и других загадочных фигур. К теории добавляются разветвленный визуальный материал и практические методики: участники погружают пальцы в зернистую жидкость и заряжаются ионами, медитируют или расставляют объекты таким образом, чтобы их магнитные поля служили глушилками для электронных устройств. Сам тренер в модной водолазке с атрибутикой Джона Тайтора стоит на фоне баннеров, покрытых надписями, выполненными сайентологическим шрифтом, кулеров с водой и флипчартов, на которых мелькают физические формулы, диаграммы и функции» ((www.facebook.com/events/1772409639713418/)).
Художник безудержно смешивает опыт и понимание бизнес-тренингов, обучающих роликов, семинаров самомотивации, а также опыты тайных сообществ (новые религиозные движения, нелегальная разведка, анонимные сообщества психологической взаимопомощи, секретные ячейки различных организаций и сообществ) ((Подробнее см. тут: www.colta.ru/articles/raznoglasiya/10111 и тут: moscowartmagazine.com/issue/19/article/286)). Он создает знаниевого монстра, вбирает в себя все, что существует вокруг и кажется художнику любопытным и необходимым для того, чтобы составить композицию из практик и теорий. «Самое интересное начинается, когда вышеописанные явления совмещаются в гибридные формы или происходит взаимопроникновение практик», — говорит художник.
Подобная стратегия делает транслируемое знание неуязвимым. Во многом за счет того, что оно рассеяно по всей ситуации. Осуществить критику сообщения возможно, только пробравшись через толщу многоуровневой композиции, которую разработал художник. Знание тут автономно. Его невозможно проверить на релевантность или качество, оно ускользает от оценок, конституируя еще не вполне понятное пространство свободы, в котором возможны иные типы познания и коммуникации.
Библиография
- 1. О предпосылках существования лекции-перформанса, попытках ее исследования и опытах некоторых художников см. Шенталь А. Художественная речь: что такое лекция-перформанс
- 2. О педагогических художественных проектах см. Bishop C. Artificial Hells. Participatory Art and the Politics of Spectatorship (chapter 9), Verso, 2012
- 3. Об особенностях взаимодействия с произведениями искусства и противопоставлении знания и не-знания см. Didi-Huberman G. Confronting images (chapter 1), The Pennsylvania State University Press, 2005
- 4. О способах сопротивления репрезентации и функционировании произведения см. Джозелит Д. Против репрезентации
- 5. Видео и описание лекции-перформанса Ганны Зубковой «End of melancolia»
- 6. О тренинге Кирилла Савченкова см.: Клюшников Б. Тренинг исчезновения и Софронов Е. В тихом омуте…
- 7. Интервью Юлии Спиридоновой с Кириллом Савченковым