Со всех сторон раздаются прогнозы о том, какую цену заплатит театр за пребывание на карантине. Журнал ТЕАТР. публикует одно из мнений и надеется на продолжение разговора.
Первое, с чем мы столкнулись во время пандемии, – чудовищное перепроизводство театрального продукта. В обычной жизни особо не задумываешься, сколько в твоем городе театров, и кто в них ходит: стоят они полупустые или ломятся от зрителей. Не считаешь ни сколько актеров в них служит, ни во что государству обходится их содержание. Но, главное, не видишь порочности замкнутой самой на себя системы организации культуры и силы инерции, которая заставляет учредителей формировать планы, а театры бесконечно производить контент.
Кто потребляет весь этот обильный театральный продукт? Сколько процентов населения реально ходит в театр и смотрит хотя бы по спектаклю в год? Для кого стараются продюсеры и режиссеры, к кому обращаются актеры и драматурги? Есть ли у них реальный адресат, или все, что они пишут, ставят, играют – исключительно для «галочки» и для себя любимых? Все эти вопросы в условиях карантина, когда театр внезапно оказался оторван от «живого» зрителя, а производственные процессы застопорились, встали с особой остротой.
Самый популярный способ борьбы с испытанным в этой связи стрессом – продолжать жить как ни в чем не бывало: репетировать (только теперь в zoom), показывать спектакли (в онлайне: на собственном сайте, в социальном сетях или на сторонних платформах), отчитываться по госзаданию (которое у нас по факту пока никто не отменял). Но рано или поздно мало-мальски пригодные для трансляций спектакли закончатся, а режиссеры исчерпают задания для дистанционной работы.
Следующий шаг – создание условно новых форматов (онлайн-читки, онлайн-спектакли, онлайн-перформансы) и привлечение в театр нового зрителя за счет большей интерактивности (посты на личных страницах, прямые эфиры в Instagram, хроники жизни в самоизоляции), мастер-классов и образовательных программ. На последнее, правда, мало у кого хватает человеческих и финансовых ресурсов, а зря – за время карантина при грамотной стратегии можно не только «подрастить» лояльную аудиторию, но и просветить ее настолько, чтобы трансляции начали смотреть даже те, кто в театре никогда не был.
Наконец, высший пилотаж – это структурные изменения и разработка новых механизмов взаимодействия как внутри сектора, так и с государством. Вот о них хотелось бы сказать чуть подробнее.
Что все-таки произойдет тогда, когда театры наконец выйдут из карантина? Скорее всего, ситуация в государственных театрах останется незыблемой, разве что документировать спектакли они научатся чуть аккуратнее, да жизнь в их социальных сетях станет чуть активнее. Хотя если театры не откроются и в сезоне 2020-2021, вполне возможны увольнения мало занятых в репертуаре актеров и сокращение финансирования. Но по большому счету, пандемия не повлияет ни на способы коммуникации со зрителем, ни на систему производства спектаклей, ни на содержание и форму самих этих спектаклей.
А вот в независимом секторе перемены неминуемы. Во-первых, выживут не все, а только сильнейшие. Во-вторых, средств на прокат старых и производство новых спектаклей у таких театров будет меньше, так как, скорее всего, уменьшится грантовая поддержка – и от государства, и от частных фондов. Кроме того, в связи с ростом безработицы и общим падением уровня жизни снизится платежеспособность аудитории, то есть театры не только потеряют зрителей, но и вынуждены будут адаптировать свое ценообразование к новым условиям (не говоря о том, что даже те театралы, которые в начале карантина вняли призывам не сдавать билеты, могут передумать после того, как даты перенесенных показов отодвинутся еще дальше в будущее).
В такой ситуации нужно, с одной стороны, искать альтернативные способы получения дохода (например, продавать курсы актерского мастерства или мастер-классы по драматургии, в чем многие за время карантина как раз неплохо поднаторели), а с другой, практиковать альтернативные формы театра. В принципе, тут даже велосипед изобретать не надо, ведь многие из них давно известны. Речь, прежде всего, о социальном театре, который посредством творчества решает задачи по изменению и улучшению жизни общества (что в нашей стране, где государство далеко не всегда готово брать на себя эти функции, особенно актуально): это и больничная клоунада, и театральные занятия с «трудными подростками», и постановка спектаклей в колониях и тюрьмах, и использование психодрамы в работе с людьми, по которым пандемия ударила особенно сильно.
Возможно, после карантина появится больше коллективов с участием непрофессионалов, междисциплинарных группировок и активистских организаций. «Живого», обращенного к человеку театра станет больше; интерес к зрителю из поверхностного станет реальным, а форматы не просто интерактивными, но действительно ориентированными на общение. Распространятся плейбек и форум-театр; основанные на реальных событиях и личных историях документальные спектакли для небольшого числа зрителей смогут соперничать с многонаселенными постановками на вымышленные сюжеты; откроются «сцены горожан». Произойдет прорыв и в области инклюзии: просидев дома несколько месяцев и почувствовав на собственной шкуре каково это – быть запертым в четырех стенах и не иметь доступа ко многим благам цивилизации – люди театра охотнее (а не из-под палки, как это порой происходило прежде) начнут вступать в творческие коллаборации с людьми с ментальной и физической инвалидностью.
В идеале в театре наконец наступит время солидарности и единства. Не в том смысле, что все начнут думать одинаково, а в том, что после наглядно продемонстрированной пандемией тотальной разобщенности наконец осознают необходимость объединения, создания профсоюза и борьбы за равные права для всех художников, независимо от степени их успешности (речь в данном случае про право на «белую», а не «серую» зарплату, и получение господдержки, независимо от того, в государственной или негосударственной структуре ты работаешь).
Разве сейчас не лучший момент, чтобы хотя бы в качестве эксперимента ввести базовый доход для независимых, то есть не состоящих на государственной службе, художников, которые из-за закрытия площадок и приостановки проектов остались фактически без средств к существованию? Тут может пригодиться французская модель, по которой те представители исполнительских искусств, которые отработали по специальности определенное количество часов в течение года, имеют право на пособие в случае отсутствия контрактов, или «особый русский путь», связанный с распространением самозанятости и выходом независимых художников в зону юридической и экономической прозрачности.
И the last but not the least: хочется верить, что именно театр, будучи искусством быстрого реагирования, сможет по-настоящему отрефлексировать изменения, произошедшие за время пандемии. Именно поэтому сегодня наиболее продуктивно не создание нового контента, а самонаблюдение и фиксация.