В РАМТе вышел спектакль Алексея Золотовицкого «Пустые поезда». Он основан на книге Дмитрия Данилова, в которой из-под неспешного реализма выплескивается магическая хтонь.
Книга Дмитрия Данилова, с её точным названием «Пустые поезда 2022 года» – с одной стороны, сборник его публиковавшихся в соцсетях зарисовок. С другой же, тонко выверенная минималистичная проза. Почти настолько же минималистичная, как в его же книге «Сидеть и смотреть» (2016), где описываются впечатления от сидения наблюдателя на городских площадях (Мадрид, Подольск, Берлин, Брянск и т.д.). Или как в его же книге «Горизонтальное положение» (2010), где описывается год обыденной жизни человека.
Как только мы начинаем внимательно вглядываться в действительность, то замечаем пробелы в наших схемах её объяснения. У Данилова сквозь самую бытовую реальность угрожающе просвечивает метафизика. Эту формулу можно увидеть и в верлибрах, и в пьесах автора: «Человек из Подольска», «Сережа очень тупой» и т.д.
В «Пустых поездах» лирический герой ездит малонаселенными железнодорожными маршрутами, чтобы собирать особенный опыт присутствия в мире. Или отсутствия: «Состояние, когда тебе на какое-то время становится все равно. Когда так называемая реальная жизнь ослабляет свою мёртвую хватку, когда тебе становятся безразличными «новости» и «события», когда ты понимаешь, что «всё ничего» и что все заботы не стоят чрезмерных забот».
Пустые поезда 2022 года – своего рода медитация на самые простые формы реальности. Потребность в таком остранении вызвана, в том числе, смертью матери. Это обстоятельство: болезнь матери, а затем её смерть – тёмным облаком висит над маршрутами героя.
Алексей Золотовицкий, заинтересовавшийся текстами «Пустых поездов», когда они были ещё постами в соцсетях, отважно берётся за постановку бессобытийной прозы, выступив и автором инсценировки. Этот режиссёр вообще легко идет на неожиданные жанровые решения: вспомним его остроумную чёрную комедию «Ромео и Джульетта» в новосибирском Первом театре.
Решение спектакля в РАМТе вызывает в памяти и поэму Венички Ерофеева «Москва-Петушки» (веселье и тоска), и постановку Антона Фёдорова, «Петровы в гриппе» в Гоголь-центре, в которой троллейбус посреди сцены был знаком инициатического пути героя.
Здесь же перед зрителями установлен укороченный вагон электрички, с крохотной кабиной и двумя парами сидений (художник София Егорова); этот вагон будет вращаться, ослепляя в какой-то момент зрителей фарами. Мутноватые окошки работают как экраны, демонстрируя то заоконные виды, то персонажей, а то и мысли героя.
Одной из первых в спектакле прозвучит реплика о том, что серо-черно-белый зимний пейзаж и есть истинный флаг нашей страны: «Небо, деревья и снег – больше ничего». Инсценировка сделана с точным акцентом на даниловских парадоксах.
В книге маршруты путешественника зациклены (первый и последний – один и тот же, вот только в первый раз мать ещё жива). В постановке же в финал вынесена поездка с ностальгическим примиряющим воспоминанием – о том, как опоздавшие мать и сын догоняют-таки поезд, сбегая от неизбежности.
Решая задачу драматизации лирической прозы, Алексей Золотовицкий с командой идут на «откровенно игровой театр» (так сказано на сайте). Персонажи поют и меняют бытовые и гротескные лики, хохмят: «Своим талантом омрачу ваш и без того унылый путь». Очаровательно-инфернальные проводницы (строгие прически, алые губы и платки) становятся ещё и ликами беспощадной судьбы, переливчато-безжизненно перекликаясь: «Занято. Занято. Занято. Занято» (в поезде герой не может дозвониться до больницы, где лежит мать). Явятся во плоти Николай II (на станции «Дно») и суровые чекисты. Коробейники принесут разные диковинные товары. Спорящие мать и дочь составят гротескный пластический дуэт. Эти развлечения подчеркивают смешное и страшное, но несколько отвлекают от истории, переносят центр зрительского внимания на аттракцион.
В книге очень важна уникальная интонация рассказчика. Этот капельку юродивый герой, грустный наблюдательный интеллигент, ищет в своих странных наблюдательных путешествиях успокоение. В спектакле же голос его переходит от актёра к актёру – персонаж становится коллективным. Переживание героя Данилова сугубо индивидуально; а у Золотовицкого получается, что «Пустые поезда» – некий голос народа.
За этот голос отвечает в постановке многое, и прежде всего – попурри композиций на железнодорожную тематику; зияет разве что отсутствие песни, которая процитирована в названии. Но мы услышим забавные ремиксы, в том числе «Он уехал прочь на ночной электричке»; щемяще прозвучит «Богемская рапсодия» с обращением к маме.
Особое место займет станция Тихорецкая, на которую, как известно, состав отправится. В книге эпизод в Тихорецке – один из самых ярких разломов реальности; и в спектакле он становится кульминационным. Здесь герою вдруг запрещают фотографировать и просят удалить сделанные снимки: везде было можно, а тут нельзя. А затем у него начинают проверять документы. От этой сцены веет некоторой жутью и в книге, а в постановке она доведена до комедийного ужаса – с макабрическим этюдом «театр по телефону». Но настоящая оторопь берет, когда герою говорят: «И не фотографируйте больше никогда». Словно магически страшная реальность способна запретить не только совершенные уже действия, но и будущие.