Председатель Следственного комитета России Александр Бастрыкин поручил своим сотрудникам изучить жалобы на спектакль «Первый хлеб» театра «Современник» и дать оценку фактам, опубликованным в СМИ, сообщается на сайте ведомства.
Сразу после премьеры в театре «Современник» общественная организация «Офицеры России» под председательством генерал-майора Сергея Липового направила жалобу в Генеральную прокуратуру и московскую мэрию. В спектакле режиссёра Бениамина Коца «Первый хлеб», в частности в монологе героини Лии Ахеджаковой, общественники увидели оскорбление ветеранов. В своей жалобе «Офицеры России» указали также на «чрезмерное использование ненормативной лексики» и «неприкрытую пропаганду однополой любви». Общественная организация попросила руководство «Современника» рассмотреть возможность изменения спектакля до следующего показа.
29 июля на сайте Следственного комитета России появилось сообщение о поручении Александра Бастрыкина изучить жалобы на спектакль «Первый хлеб». Приводим текст без изменений, рекомендуем прочитать его внимательно:
«Негативная реакция общественности вызвана тем, что в ходе одного из спектаклей театра актёры используют не только ненормативную лексику, но и, по мнению ряда лиц, оскорбляют ветеранов Великой Отечественной войны.
Вопросы защиты прав ветеранов, а также памяти поколения Великой Отечественной войны являются важной составляющей деятельности СК России. В этой связи Следственный комитет оперативно реагирует на конкретные факты оскорбления памяти защитников Отечества, что нарушает действующее законодательство».
Лия Ахеджакова считает, что скандал, разразившийся вокруг спектакля, и обвинения театра связаны с действиями людей, недовольных назначением Виктора Рыжакова в качестве художественного руководителя «Современника».
«Кто натравил этих людей? Кто извратил всё? Каких ветеранов я оскорбляю и мой автор? Мы примерно понимаем кто. Есть люди в театре, которые не хотели, чтобы Рыжаков стал главным режиссёром, и это последствия», — сообщила актриса РБК.
Театральный критик Алла Шендерова была на премьере и также не увидела оскорблений. Своими мыслями о спектакле «Первый хлеб» она поделилась с журналом ТЕАТР.:
«Эта пьеса вполне могла бы стать хитом “Современника”, если бы была написана не в 2017 году (когда она была издана и претендовала на одну из премий), а в начале десятых — тогда обстановка в обществе была более здоровая.
У Бениамина Коца вышел достаточно изящный спектакль, который ещё только набирает силу, но там уже есть яркие работы, актёры существуют достаточно точно, на грани трагедии и фарса. Поскольку сейчас над спектаклем тяготеет аура скандала, то ему очень трудно раздышаться. Если бы всё развивалось нормально, мог бы выйти большой хороший спектакль с бенефисной работой Лии Ахеджаковой, которая в этой современной пьесе существует по законам лучших образцов традиционного психологического театра. Хотя там есть и брехтовская эстетика, и гротеск, и фарс.
Ахеджакова существует в образе бабки Нурии, которая по сути является юродивой. Те, кто подаёт жалобы, явно забыли, как на Руси принято относиться к юродивым. Мы помним по “Борису Годунову” Пушкина: “Мальчишки отняли копеечку, вели-ка их зарезать, как ты зарезал маленького царевича”. У пушкинского Бориса хватает ума пройти мимо, а у наших сограждан, которые подают жалобы в СК, нет. Юродивому всегда было позволено то, что недопустимо для остальных, это с одной стороны. А с другой, скажем честно: в этом, теперь уже скандально известном монологе на кладбище, Нурия спорит с мёртвыми, ругается с ними и тут же просит у них прощения. Так в чём проблема? Где там оскорбления? Надо просто послушать внимательно этот монолог. Если видеть там оскорбления, то давайте запретим пушкинского “Бориса Годунова”: там тоже есть оскорбления в адрес власти, пусть и не действующей. Все это заставляет вспомнить позднесоветские времена, когда чиновники, приходя на прогон “Бориса Годунова” на “Таганке”, требовали вырезать часть текста, считая его любимовской крамолой — а это был классический текст Пушкина! Самозванец в том спектакле был одет в тельняшку, и кому-то показалось, что это намёк на тогдашнего генсека Юрия Андропова, который в юношеские годы служил на флоте. И спектакль запретили!
Таких анекдотических примеров в нашей недавней истории очень много, неужели мы хотим все это продуцировать снова?
Зачем душить спектакль, который может стать хорошей, заметной работой? И молодой польский режиссёр Бениамин Коц, и драматург Ринат Ташимов — талантливые люди нового поколения. Вместо того, чтобы гнобить, их стоило бы поддерживать — из работ таких людей потом, в будущем, может вырасти то главное, что и останется от нашего времени.
Я была на показе 23 июля — на том спектакле, в тексте которого, как говорят, были сделаны купюры. В нём, свидетельствую, не было ни одного матерного слова. В тексте пьесы в монологе на кладбище они есть: Нурия произносит небольшую пулемётную очередь из матерных ругательств, и тут же просит у покойников прощения: мол, всё, я прооралась, пошла, лежите спокойненько, простите меня. Этой пулемётной очереди не было в спектакле. Хотя даже в тексте видно, что этот мат обращён не к кому-то конкретному. Нурия же объясняет, что ей так плохо, что надо проораться, потому что её любимый и единственный внук ушёл контрактником, и она чувствует, что он не вернётся.
Что касается поцелуя двух парней. Один из них говорит другому: “Ты трус”, другой — чтобы доказать, что не трус, целует первого. А тот — прощаясь — как бы возвращает поцелуй, уходит и погибает. Говорить о том, что у этих парней гомосексуальные отношения, мягко говоря, странно. Герой погиб, мы не знаем, что с ним было бы дальше. Если видеть в этом пропаганду гомосексуализма, в таком случае нужно запретить половину романов Томаса Манна. В том числе “Волшебную гору”, в которой герой во взрослом возрасте влюбляется в женщину, очень похожую на польского юношу из другого класса его гимназии, которого он несколько раз видел, один раз с ним говорил и тоже как будто испытывал к нему чувства. Тогда придётся запретить половину всемирной и часть русской литературы. Достоевского — в первую очередь: у него не поцелуй, у него совращение малолетних. Ну окей, давайте все это запретим и будем жить куце и уныло — как жители городка, который так ярко описывает в своей пьесе Ринат Ташимов.
Вообще, это всё похоже на очень старый бородатый анекдот про дядьку, который вызвал к себе милиционера и пожаловался, что у него в окне — голые тётки. Милиционер подходит к окну — ничего не видит. А мужик ему: “А вы на шкаф залезьте”. Милиционер залезает — не видит. Мужик: “А вы бинокль возьмите”… Вот это такой же случай, когда ничего не видно, но если залезть на шкаф и взять бинокль, а ещё чем-нибудь заправиться предварительно, можно увидеть что угодно и где угодно. И бесконечно обижаться и цепляться к чему угодно. Причем, судя по первым текстам жалоб, которые появлялись в сети, жалобщики спектакль не видели.
К сожалению, лучшие традиции не отечественной культуры, но войны с ней, все ещё с нами: “Я ПастернакА не читал, но скажу”».