В новом московском театре «Пространство Внутри» (улица Казакова, 8/3) играют спектакль Владимира Мирзоева «Я убил Царя». Своими впечатлениями о спектакле делится журналистка и писательница Алла Боссарт.
Олег Богаев, екатеринбургский автор пьесы «Я убил Царя», написал: «Сегодняшняя Россия — это не Москва, это Екатеринбург, где в подвалах русской истории истлевают остатки совести наших советских предков…».
Убийство в Ипатьевском доме императора и его семьи, конечно, лишь один из тысяч смертных грехов революции и даже не самый страшный. Но именно оно стало символом преступности новой власти, индикатором человеческого падения его идеологов и исполнителей.
Расстрел Романовых ужасает своей кромешной ритуальностью, каким-то готическим ужасом, которым был пропитан, как ипатьевский подвал — кровью и нечистотами. И за сто лет запах бойни не выветрился.
Олег Богаев разбирается с нашим подсознанием, с генетической памятью. Владимир Мирзоев ставит ирреальное шоу-дознание, где среди оттенков серого преобладает мышиный. Продюсер и архитектор Олег Карлсон идет ва-банк, приглашая в спроектированный им театр этот многомерный, умный, нашпигованный коварными аллюзиями и вопросами спектакль.
Странное, похожее на тяжкий сон зрелище. (Хотя мне показался несколько плакатным приём одевания всех персонажей в серое исподнее. Оно было бы, может, и неплохо, не будь это исподнее современным термобельём. Это моя личная придирка, зрителя, трепетно оценивающего сценографию и костюмы (автор и того, и другого — Алиса Меликова).
Некто невидимый (высший Судия?) как бы выдёргивает из ночных укрывищ, из ночного пота, похмелья, звериной тоски, одиночества или, наоборот, сонного семейного уюта — самых разных существ (не только людей) и заставляет их давать показания о ТОЙ июльской ночи. И чем больше они говорят, чем ближе подступает к нам, сегодняшним, та ночь, чем больше покровов с неё слетает, тем больше вопросов возникает у нас.
Пьеса состоит из полутора десятков монологов. Самый душераздирающий и человечный — монолог несчастного сироты, маленького пуделя, любимца цесаревича. Елена Коренева вообще творит на этой сцене чудеса. Пудель Джой в детской матроске и шапочке с помпоном, попавший из спальни маленького Алексея куда-то на помойку, ищущий защиты у городского дурачка, со всей мерой собачьей искренности и доверчивости (переходя с шёпота на лай, скулёж и звонкий детский крик) рассказывает, как «мальчик, папа, хозяйка, и барышни, и все, все они поднялись вместе с ангелами и улетели! И им там хорошо! И я так хочу к ним!». И с детской страстью она взывает к ним, так горячо обещает, что будет хорошо себя вести… Знаете, я старый солдат, забыла, какие на вкус вообще слёзы. Но это было по-настоящему больно. Давно мне в театре не показывали переживания, настолько открытого — как рана.
У Кореневой в спектакле ещё две роли — перепуганной официантки и изломанной артистки (из Японии прилетел белый воздушный шар и всех, их всех унёс, и они спаслись, спаслись! я сама это видела…) — под кокаином, что ли. Итого в сумме — три роскошных, завершённых характера-судьбы, уложенные в рамки 5-10 минут, которые можно показывать на уроках по актёрскому мастерству.
Таким уроком, к слову, может стать вообще весь спектакль. Сергей Беляев, Александр Доронин, Олег Дуленин, лепят на наших глазах каждый по два-три неотразимых по достоверности персонажа. Бывший белый офицер; пролетарий Пётр Ермаков (Я! Я! не жидок Янкель, а я один всех убрал, под корень!); придурковатый сторож-мясник (рубил трупы, представляя в своем больном рассудке, что это свиньи); инженер Ипатьев (какой ужас, дом пропах кровью и испражнениями, а кто вернёт мебель?!); потеющий от страха шофёр, вывозивший трупы; наконец, сам царь, пишущий письмо маменьке, а еще экзальтированная гимназистка (чудесная Мария Карлсон) с народовольческой мечтой-легендой о том, как пробралась в дом и тоже одна всех зарезала, — сколько показаний-характеров в этом екатеринбургском Расёмоне, сгущающем мрачную историю преступления.
Наотмашь бьет финальная метафора: всем участникам, как кляп, запихивают в рот кусок хлеба (настоящего, я пробовала).
Олег Богаев написал пьесу, и Владимир Мирзоев поставил спектакль — как это ни уныло звучит — о роли личности в истории. Об ответственности и участии каждого в движении этого колеса (не обязательно красного). Даже маленькой собачки. Особенно маленькой собачки. Потому что маленькая собачка не стесняется прямо сказать о сиротстве нас, оставшихся — без Царя. Не императора всея Руси Николая II — а Царя, которого у нас больше нет: ни в голове, ни в душе. И потому мы ничего не боимся.
Но Некто придет и спросит: что вы делали в ночь с такого на такое?
И вы обосрётесь от страха.
Ближайшие спектакли 14 и 15 декабря.