Журнал ТЕАТР. о том, как худрук БДТ выпустил в Театре Наций свой второй спектакль: «Сказку про последнего ангела».
Вообще-то самые большие мистики и метафизики – это математики. Вспомните профессора Оксфордского университета Чарльза Лютвиджа До́джсона, вошедшего в историю как Льюис Кэрролл, автор самой загадочной сказки XX века. Роман Михайлов тоже занимается наукой, стоящей за гранью простого понимания: «гомологической и гомотопической алгеброй, теорией групп и групповых колец» – так написано в программке. А также исследует индийские религиозные системы и пишет метапрозаические романы про сумасшедших как носителей тайного знания. Один из них, «Равинагар» был номинирован на премию «Национальный бестселлер».
Андрей Могучий взял несколько текстов Михайлова, соединив с небольшой притчей Алексея Саморядова, и создал захватывающую историю, почти приключенческое road-movie с хорошим балансом юмора, жути и сентиментальности. Но по жанру это все-таки сказка: длинная, тягучая, которую так хорошо слушать долгим зимним вечером, замирая от ужаса. Сказка со всеми необходимыми фольклорными персонажами: с медведями и гусями-лебедями, прекрасной Царевной и Иванушкой-дурачком, с Бабой Ягой, провожающей гостей в мир иной, и Кощеем – воплощением абсолютного зла, с которым герою предстоит сразиться в последнем бою не на жизнь, а на смерть.
Эту мифологическую систему координат режиссер задает уже в прологе – фантастическом и завораживающем, как сон. Лия Ахеджакова в папахе и с ружьем сидит на авансцене словно пограничник на страже двух миров и рассказывает сказку о Курочке Рябе, а по сцене вышагивает огромная курица и катается гигантское яйцо, из которого потом вылупится будущий герой – школьник в синей советской форме. В этом заповедном лесу с картонными, будто напечатанными на принтере березками (отличная сценография Марии Трегубовой) молчаливые мужики в ушанках и с ними Царь Гвидон смотрят по телеку футбол и репортажи о захвате Останкино и расстреле Белого дома. Современное и архетипическое тут существуют в едином пространственно-временном континууме. Эти странные персонажи просачиваются и в нашу жизнь, наблюдают, оставаясь незаметными, и разве что иногда выпивают на поминках по последней светлой душе.
В земном, профанном мире на дворе 1993-й. Об этом сообщает большой отрывной календарь на стене, который будет постепенно худеть – от марта к сентябрю. Никакой политической повестки или исторической конкретики мы больше не услышим, но 90-е годы узнаются в малейших деталях. Это огромные пиджаки с широкими плечами и яркие лосины привокзальных шлюх, это перегонщики авто и бандиты, отжимающие у людей квартиры, пустые витрины универсамов и «Белые розы» Юры Шатунова, вызывающие у каждого свои воспоминания. Это время нелепое, страшное, бурное и вдохновляющее, когда казалось, что возможно все. Время новой религиозности, нового мифотворчества, время шарлатанов и доморощенных пророков, пытавшихся разгадать законы бытия. Недаром проводником главного героя, его Вергилием на пути к возлюбленной, становится малость тронутый «племянник священника» Леусь (прекрасная актерская работа Глеба Пускепалиса), устроивший алтарь из дядиной тумбочки. Его приятель Игнат (Павел Комаров) – заика, очкарик и большой ребенок – тоже слегка не от мира сего.
Это «люди тайн», которым ведом другой мир и которых усердно лечат от этого в психиатрических клиниках. Не буду подробно описывать сцену в «дурке»: вспомните «Полет над гнездом кукушки» и переложите на советскую реальность с грязными матрасами, тетками-надзирательницами (Анна Галинова в роли медсестры как всегда феерична) и санитарами-садистами. Есть здесь еще и особая палата для буйных, где разыгрываются сатанинские оргии с героином, абсолютный ад на земле, из которого герою удается сбежать каким-то чудом – как и положено в сказке.
Главный герой Андрей по виду и характеру – типичный Иванушка-дурачок, добрый, наивный, но способный выходить сухим из воды. Правда, он страдает раздвоением личности, поэтому играют его братья-близнецы, прекрасные Данила и Павел Рассомахины. Они располагают к себе с первой минуты какой-то невероятной органикой и естественностью, умудряются быть правдивыми в самых причудливых обстоятельствах и заставляют искренне переживать за героя. Один из них находится внутри истории, другой наблюдает и комментирует со стороны.
Раздвоенность, расщепленность реальности продолжается и в пространстве спектакля, где за одной черной стеной оказывается другая, точно такая же, а за ней третья. И одна и та же сцена может повторяться несколько раз, постепенно дробясь и удаляясь, как в зеркалах. Действительность, сюрреалистичная сама по себе, чередуется со снами – провалами в абсолютную метафизику, где с неба идет золотой снег, а заколдованная Царевна скользит по сцене павой (или Панночкой) на гироскутере. Постепенно явь и сон, морок и реальность все больше переплетаются. И окончательно смешиваются с появлением героини Лии Ахеджаковой – бодрой бабки с сигаретой в зубах, которая ставит пирог в духовку на лопате, легко видит будущее и читает наговоры-заклинания, провожая в путь добра молодца. Ради любви тому придется пересечь последнюю черту, сойти в другой мир и там найти свое счастье.
Могучий и Трегубова шаманят, создавая некое мета-пространство, в которое погружаешься целиком, с головой, и можешь не выныривать все четыре часа – даже в антрактах на сцене что-то происходит. Пространство живое, пульсирующее, поминутно меняющееся, где ничего невозможно предсказать и угадать заранее. Иногда оно сгущается до плотного, узнаваемого, физиологически подробного быта, а иногда становится разреженным, безвоздушным, где уже слышно ангельское пение. Эта постоянная смена оптики создает особую глубину и объемность истории, 3D без всяких цифровых технологий. Особенно в финальной сцене дивной красоты, когда мы видим школьный класс и первую встречу героев в перспективе и немного сверху – с точки зрения ангела. И кажется, «еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем».