Журнал ТЕАТР. – о новом променаде режиссера Галины Зальцман и драматурга Екатерины Бондаренко.
Как бы ни позиционировалась новая акция образовательного проекта «Москва глазами инженера»: как sound-travel или как аудиогид по Киевскому вокзалу, многое, если не все, определяется здесь тем, что «Точное время» – прежде всего именно спектакль. Спектакль, который как-то запросто, будто заигрывая с конформными функциями театра, взял их на себя: театр давно не обязан быть образовательным учреждением, не обязан быть игровым или соблюдать определенную, конкретную степень условности. «Точное время» больше похоже на детскую игру, чем на экскурсию, на которых, в общем-то, и специализируется «Москва глазами инженера». Форма экскурсионной дихотомии более игровая, чем оппозиция «сцена – зал», поскольку никто не воспринимает слишком серьезно конвенциональный договор «я поднимаю руку – вы слушаете»; тем проще ввести зрителей в текст спектакля – за руку.
Те самые функции театра – образовательную, популяризаторскую, – здесь берет на себя… архитектура. Экскурсия оставалась бы экскурсией в любой театрализованной форме, с позолоченными биноклями и яркими свистками, с программками и перформерами, если бы не точное время: сейчас. «Здесь было» превращается в «здесь есть». Это особый взгляд, взгляд не только научный, и дело тут не в партиципаторности и не в представлениях о спектаклях сайт-специфик: просто есть глобальная разница между представлении о лесе и лесом, вырастающем перед вами.
Единственный, может быть, и самый главный прием в этом спектакле – говорить только о том, что происходит прямо сейчас. Прямо сейчас на внутривокзальном пустырьке с несколькими кривыми рядами железных грохочущих кресел; в воображаемом ресторане, где повсюду расставлены столики, а «складка скатерти проходит ровно посередине».
Интонация ведущих в течение всего спектакля максимально беззащитна. Она обусловлена взглядом человека, который в самом деле видит и точно знает то, что не видит обычная вокзальная публика. Рассказать может кто угодно, это несложно; показать – сложно. Тем заметней безупречная выверенность логистики спектакля, начиная с того, что личным точным временем – гаджетами с видеофайлом-часами – обеспечены все зрители.
Инженер имеет такое же отношение к архитектуре здания, как любой текстоцентричный человек – к архитектонике текста. Мы привыкли говорить о памяти мест привычными нам способами – не только текстово, но и через акции наподобие «Последнего адреса», встречи у Соловецкого камня, экскурсии по местам террора. В «Точном времени» наличествует такая мера условности, что сложно не догадаться – так, в выросшем (как все подобные сегодняшние проекты) из экспериментов Rimini Protokoll спектакле начинается разговор о памяти места уже не в теории, а на практике: прямо здесь и прямо сейчас.
В здании Киевского вокзала столько же заслуживающих внимания достопримечательностей, сколько в зданиях Ярославского или Казанского. Смысл памяти, таким образом, в том, что ее заслуживает любое место («Все, что ты помнишь, – важно», – говорится на первой странице сайта PostPost.Media, проекта, специализирующегося на истории быта через частные истории и частную память). «Точное время» могло бы быть тенденциозным, если бы в самом деле не учило простому, как упражнения на письме, видению и запоминанию. Чтобы запомнить, надо увидеть с другого ракурса – это тоже очень просто, тоже из детской игры.
Но помнить почти любой город (помнить Москву – тем более), – жест политический. Весь спектакль двое, называющие себя в финале «гениями места» (их голоса мы слышим в наушниках) проводят зрителей по тому пространству и тому времени, начиная с 1916-го и далее, в которые нет допуска обычным пассажирам. Это аттракцион, конечно, но главная функция его – работать на присвоение места. Невидимые сопровождающие, которые одновременно всюду и нигде, сентиментальны – они рассказывают то, что знают, показывают то, чего нет, шутя, иллюстрируют то, о чем говорят, вызывая из собственной ли, вокзальной ли памяти и голоса тех, кто многое здесь решил, создавая удивительную шумовую партитуру. И так целый спектакль превращается в documentary fiction, где fiction – сконструированность самой истории «проводников», а documentary – все остальное: деревянный купол в духе фотоснимков Зебальда, обратная сторона часового циферблата, дебаркадер Шухова, или 230 ступеней, ведущих к главному часовому механизму, подняться по которым – значит, больше не суметь их забыть.